В том числе и в нашем Комитете. Но запомните мои слова! Все они, те, кто сейчас в этом Комитете,— все они пойдут с протянутой рукой, а по их милости окажемся на улице и мы. И будем вместе с ними бродить по Лондону небритые, оборванные, без подметок! А если бы они слушались меня, они бы избежали этой участи.
Жена привыкла к его обычной манере общения с ней — учтивой, непринужденной, иной раз ироничной, всегда такой милой. Но вот перед ней предстал словно бы другой Репнин. Босоногий, всклокоченный, подобно колдуну, стоял он перед затухающим камином. Чтобы отвлечь его, она начинает вспоминать, сколько общего в нем с ее отцом, старым генералом, преподававшим в академии и служившим по сибирским гарнизонам, в то время как по его чину в царской России он мог рассчитывать на пост министра, военачальника или губернатора.
Она слышала от Ордынского, будто в Лондоне он, ее муж, во многом изменился, устало продолжает его жена. Будто бы он теперь не тот Репнин, каким был раньше. До нее дошли слухи о каких-то его письмах Антону Ивановичу. Его подозревают чуть ли не в том, что он находится под влиянием красного посла в Лондоне, Майского.
Вопреки ее ожиданиям муж отвечает вполне миролюбиво и с усмешкой:
— Ордынский просто-напросто ухаживал за вами, Надя. Я ничуть не изменился. Перемены произошли в мире. Мир был поделен на берегах Мансанареса. Там был произведен раздел Европы, однако теперь тот раздел не признается.
— Вас просто страшно слушать, Николай. Ордынский говорит, вы не желаете возвращения великого князя на царский престол и примирились с противниками Антона Ивановича? — спрашивает она со слезами на глазах.
Он смеется в ответ:
— Да, я теперь не сторонник возвращения великого князя в Россию. Из Монте-Карло. Со всеми его царедворцами, всем этим хламом, который его окружает. Эпоха противостояния на Мансанаресе миновала. На смену пришло другое разделение мира. На каком основании я должен быть сейчас против тех, кто в Москве? Мы поменялись ролями.— Он продолжает смеяться, между тем как жена в ужасе смотрит на него.— Вы читали, как здешние газеты подавали битву под Москвой? Они приписывали спасение Москвы морозам и снегам. Они в точности повторяли слова Наполеона. Как вам это нравится? Но знаете ли вы, что им на это ответил Оболенский? Кроме зимы и снега, там были еще люди. Русские люди. Почему я должен быть против своего народа? Наш народ вместо нас входит в Берлин. А я теперь никто и ничто. Прапорщик, по вашим же словам. Но не забывайте, помимо артиллерийского дела я изучал и математику. Надо мыслить логично. Логарифмы учат нас мыслить логично. Даже когда битва проиграна. Значит, Ордынский хотел бы добиться успеха у вас. Надеюсь, напрасно.
— Отнюдь,— со смехом возражает жена,— насколько это возможно в его годы. Но вы должны знать, он вас всегда берет под защиту перед Комитетом. У нас здесь нет лучшего друга, чем он. А то, что перемены, которые с вами происходят, тяжело понять другим, это вы должны признать и сами.
— Мне не нужна защита так называемых добрых друзей. Мы и те, кто в Москве, поменялись местами. Это факт. Все остальное пустые слова. Наша страна, Надя, и в этой войне понесла потери, не сопоставимые ни с какими другими. Но вместе с тем она покрыла себя неслыханной славой — это заслуга всей России. Сейчас. Москва держит в своих руках не только свою судьбу, но и судьбу народа, с которым я связан неразрывными узами своего рождения. По какой причине Комитет требует, чтобы я был и дальше против нынешнего режима? На каком основании? Нынешняя Россия принадлежит им. Вы слышали, как там распевают песни. А вернулись бы мы, и не было бы песен. Это было бы новое кровопролитие. Борьба гвельфов и гибеллинов продолжается, это страшно, только бы она там не началась. Да и вообще пора признать победу твоего противника.
Его жена смотрит на него без слов. Все это выше ее разумения. Ее, например, добавляет она сердито и устало, как и большинство других людей, нисколько не волнует эта вечная борьба. Да родись она хоть в Мадриде, почему она должна кого-то ненавидеть? Кого-то убивать? Преследовать какую-то партию? Да таких сумасшедших, как он и этот Комитет, жалкая горстка. А таких, как они, большинство. И это большинство хочет мира.
— Но обе стороны как раз и борются, Надя, за то, чтобы был мир.
— Ах, оставьте, наконец, свои книжные разговоры,— выходит из себя его жена.— Вы меня окончательно запутали. Я хочу спать.
Она устраивается в своей постели, но, засыпая, тянет к нему руку, как обычно, ждет его ласки. Теперь она спокойна, вырученных от продажи денег хватит, чтобы дожить до зимы. Одно только беспокоит — эти его мысли о самоубийстве. Они не покидают его. И она сквозь сон умоляет мужа еще раз завтра утром зайти в канцелярию Британской лиги и в отделение Красного Креста. Там их знают. Сазонов просил за них. Может, англичане устыдятся и не дадут им окончательно погибнуть. Поняв, что сегодня он не расположен к ласкам, она замолкает. Он тоже собирается лечь, забраться под меховые одеяла. Несколько мгновений, словно о чем-то размышляя, он еще сидит на краю постели.
И перед тем как .погасить свечу, наклоняется над женой — заснула ли она. И видит следы слез, скатившихся из-под ресниц.
АВСТРАЛИЙСКАЯ ПТИЦА ЭМУ
В один из первых дней весны Репнин и в самом деле побывал на бирже труда на улице Chadwick street, где подыскивали работу демобилизованным полякам. Их постепенно расселяли по Лондону и Шотландии. Распределяя по разным городам бывших офицеров польского перемещенного полка, англичане заботились о том, чтобы они женились на англичанках. Главным образом на санитарках и медсестрах, возвращавшихся с войны. А также из Германии, частично оккупированной Англией. Для поощрения этих браков создавались клубы офицеров и рядового состава, курсы обучения разным ремеслам, языку, а также устраивались танцевальные вечера с чаем и пивом.
Десять лет тому назад Репнин случайно получил в Париже при миссии Красного Креста место переводчика и в этой должности переехал с поляками сначала в Португалию, а потом в Лондон. Со своими старыми бумагами он решил обратиться на биржу труда с просьбой подыскать ему работу в Лондоне. Хотя бы физическую. Он заранее согласен, наряду с самым неприметным солдатом, пришедшим с войны, взяться в Лондоне за любую работу, только бы иметь немного денег, чтобы заплатить за кров над головой.
Надя наконец решилась обратиться к тетке в Америке с просьбой им помочь. Обоим было ясно — так, как они жили до сих пор, дальше жить невозможно.
Жена Репнина требовала от мужа, чтобы он обновил свои связи с русскими. Он должен напомнить о себе так называемому Освободительному комитету русских царских эмигрантов,— просуществовав все эти годы, Комитет до сих пор, пользуясь деньгами из Америки, поддерживал на приватной основе своих членов, а также лиц, зарекомендовавших себя верными сторонниками самодержавия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201
Жена привыкла к его обычной манере общения с ней — учтивой, непринужденной, иной раз ироничной, всегда такой милой. Но вот перед ней предстал словно бы другой Репнин. Босоногий, всклокоченный, подобно колдуну, стоял он перед затухающим камином. Чтобы отвлечь его, она начинает вспоминать, сколько общего в нем с ее отцом, старым генералом, преподававшим в академии и служившим по сибирским гарнизонам, в то время как по его чину в царской России он мог рассчитывать на пост министра, военачальника или губернатора.
Она слышала от Ордынского, будто в Лондоне он, ее муж, во многом изменился, устало продолжает его жена. Будто бы он теперь не тот Репнин, каким был раньше. До нее дошли слухи о каких-то его письмах Антону Ивановичу. Его подозревают чуть ли не в том, что он находится под влиянием красного посла в Лондоне, Майского.
Вопреки ее ожиданиям муж отвечает вполне миролюбиво и с усмешкой:
— Ордынский просто-напросто ухаживал за вами, Надя. Я ничуть не изменился. Перемены произошли в мире. Мир был поделен на берегах Мансанареса. Там был произведен раздел Европы, однако теперь тот раздел не признается.
— Вас просто страшно слушать, Николай. Ордынский говорит, вы не желаете возвращения великого князя на царский престол и примирились с противниками Антона Ивановича? — спрашивает она со слезами на глазах.
Он смеется в ответ:
— Да, я теперь не сторонник возвращения великого князя в Россию. Из Монте-Карло. Со всеми его царедворцами, всем этим хламом, который его окружает. Эпоха противостояния на Мансанаресе миновала. На смену пришло другое разделение мира. На каком основании я должен быть сейчас против тех, кто в Москве? Мы поменялись ролями.— Он продолжает смеяться, между тем как жена в ужасе смотрит на него.— Вы читали, как здешние газеты подавали битву под Москвой? Они приписывали спасение Москвы морозам и снегам. Они в точности повторяли слова Наполеона. Как вам это нравится? Но знаете ли вы, что им на это ответил Оболенский? Кроме зимы и снега, там были еще люди. Русские люди. Почему я должен быть против своего народа? Наш народ вместо нас входит в Берлин. А я теперь никто и ничто. Прапорщик, по вашим же словам. Но не забывайте, помимо артиллерийского дела я изучал и математику. Надо мыслить логично. Логарифмы учат нас мыслить логично. Даже когда битва проиграна. Значит, Ордынский хотел бы добиться успеха у вас. Надеюсь, напрасно.
— Отнюдь,— со смехом возражает жена,— насколько это возможно в его годы. Но вы должны знать, он вас всегда берет под защиту перед Комитетом. У нас здесь нет лучшего друга, чем он. А то, что перемены, которые с вами происходят, тяжело понять другим, это вы должны признать и сами.
— Мне не нужна защита так называемых добрых друзей. Мы и те, кто в Москве, поменялись местами. Это факт. Все остальное пустые слова. Наша страна, Надя, и в этой войне понесла потери, не сопоставимые ни с какими другими. Но вместе с тем она покрыла себя неслыханной славой — это заслуга всей России. Сейчас. Москва держит в своих руках не только свою судьбу, но и судьбу народа, с которым я связан неразрывными узами своего рождения. По какой причине Комитет требует, чтобы я был и дальше против нынешнего режима? На каком основании? Нынешняя Россия принадлежит им. Вы слышали, как там распевают песни. А вернулись бы мы, и не было бы песен. Это было бы новое кровопролитие. Борьба гвельфов и гибеллинов продолжается, это страшно, только бы она там не началась. Да и вообще пора признать победу твоего противника.
Его жена смотрит на него без слов. Все это выше ее разумения. Ее, например, добавляет она сердито и устало, как и большинство других людей, нисколько не волнует эта вечная борьба. Да родись она хоть в Мадриде, почему она должна кого-то ненавидеть? Кого-то убивать? Преследовать какую-то партию? Да таких сумасшедших, как он и этот Комитет, жалкая горстка. А таких, как они, большинство. И это большинство хочет мира.
— Но обе стороны как раз и борются, Надя, за то, чтобы был мир.
— Ах, оставьте, наконец, свои книжные разговоры,— выходит из себя его жена.— Вы меня окончательно запутали. Я хочу спать.
Она устраивается в своей постели, но, засыпая, тянет к нему руку, как обычно, ждет его ласки. Теперь она спокойна, вырученных от продажи денег хватит, чтобы дожить до зимы. Одно только беспокоит — эти его мысли о самоубийстве. Они не покидают его. И она сквозь сон умоляет мужа еще раз завтра утром зайти в канцелярию Британской лиги и в отделение Красного Креста. Там их знают. Сазонов просил за них. Может, англичане устыдятся и не дадут им окончательно погибнуть. Поняв, что сегодня он не расположен к ласкам, она замолкает. Он тоже собирается лечь, забраться под меховые одеяла. Несколько мгновений, словно о чем-то размышляя, он еще сидит на краю постели.
И перед тем как .погасить свечу, наклоняется над женой — заснула ли она. И видит следы слез, скатившихся из-под ресниц.
АВСТРАЛИЙСКАЯ ПТИЦА ЭМУ
В один из первых дней весны Репнин и в самом деле побывал на бирже труда на улице Chadwick street, где подыскивали работу демобилизованным полякам. Их постепенно расселяли по Лондону и Шотландии. Распределяя по разным городам бывших офицеров польского перемещенного полка, англичане заботились о том, чтобы они женились на англичанках. Главным образом на санитарках и медсестрах, возвращавшихся с войны. А также из Германии, частично оккупированной Англией. Для поощрения этих браков создавались клубы офицеров и рядового состава, курсы обучения разным ремеслам, языку, а также устраивались танцевальные вечера с чаем и пивом.
Десять лет тому назад Репнин случайно получил в Париже при миссии Красного Креста место переводчика и в этой должности переехал с поляками сначала в Португалию, а потом в Лондон. Со своими старыми бумагами он решил обратиться на биржу труда с просьбой подыскать ему работу в Лондоне. Хотя бы физическую. Он заранее согласен, наряду с самым неприметным солдатом, пришедшим с войны, взяться в Лондоне за любую работу, только бы иметь немного денег, чтобы заплатить за кров над головой.
Надя наконец решилась обратиться к тетке в Америке с просьбой им помочь. Обоим было ясно — так, как они жили до сих пор, дальше жить невозможно.
Жена Репнина требовала от мужа, чтобы он обновил свои связи с русскими. Он должен напомнить о себе так называемому Освободительному комитету русских царских эмигрантов,— просуществовав все эти годы, Комитет до сих пор, пользуясь деньгами из Америки, поддерживал на приватной основе своих членов, а также лиц, зарекомендовавших себя верными сторонниками самодержавия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201