Ему совсем не тяжело. Скорее легко. Но грустно как-то. Был бы он суеверным, он бы сбежал.
Среди работников лавки, представленных ему в первый день, был один итальянец, вскоре он попал в больницу. Вчера итальянец скончался. Он жаловался на боли в желудке, раньше он на них не обращал особого внимания. Он должен был зарабатывать деньги. У него жена и дети. Он единственный выразил радостное изумление, когда Репнин перемолвился с ним двумя-тремя словами по-итальянски. Пожелтевшее лицо и мутные глаза его вдруг вспыхнули. Он был счастлив оттого, что этот русский помянул Италию.
Итальянец мечтал побывать на родине и как раз весной собирался туда съездить. Со здоровьем у него не очень хорошо. И ему хотелось бы еще разок увидеть родные места и сыграть партию в шары по названию. С друзьями детства. Он сидел перед ним на трехногом табурете и улыбался печальной улыбкой.
Сегодня Зуки вызвали в больницу. Итальянца накануне прооперировали, и он умер. Все сапожники так умирают — говорит Зуки. От бесконечного сидения в согнутом состоянии у них брюшные мышцы деформируются. У сапожника век короткий. В больнице ему сказали: его, мол, родственник «ушел». «Покинул нас». Зуки подумал сначала — он из больницы ушел. Только потом сообразил: итальянец «ушел» в могилу.
Но это же обычная история, такие трагедии происходят каждый день, нельзя принимать все так близко к сердцу. Смешно быть суеверным.
Муж соглашается с ней, он этот случай и не принимает слишком близко к сердцу. Но сегодня он во время обеденного перерыва решил отправиться в музей, поскольку прочитал — там открылась новая экспозиция скульптур и археологических находок, которые он хотел увидеть. Он осмотрел ее. Заодно зашел и в залы, демонстрирующие скульптуру из Южно-Американских стран; собрание тамошних масок напомнило ему Микены, где они с ней побывали после венчания в Греции.
Его внимание привлек мексиканский отдел.
И вдруг он увидел человеческий череп из хрусталя.
Ему почудилось вначале — это та самая женская нога, выставленная в витрине лавки, где он теперь работает, и так поразившая его в тот первый приход.
Но сразу же разобрался, нет -— это не модель женской ноги, а древняя хрустальная скульптура, найденная при раскопках в Мексике, изображающая череп.
Она привлекла его своим странным блеском.
Он не хотел рассказывать своей жене об этом, но все-таки не удержался. Череп нисколько его не испугал. Он никогда не был суеверным. Только почему-то ему стало душно. Тяжело. Горько.
Жена бросилась ему на шею — но это глупости, странная ассоциация, представляешь, как высмеяли бы тебя наши попутчики, отплывавшие с нами из Керчи! Он должен все это поскорее забыть.
В ее смехе был призвук испуга, словно неожиданно она столкнулась на улице с похоронной процессией.
В ЛОНДОН ПРИШЛА ВЕСНА
После затяжной зимы, столь редкой и необычной для Лондона, наконец пришла весна, точно разбуженная солнцем за морем. Шаг за шагом весна продвигалась по Темзе в глубь Англии. И вот в лондонских парках появились крокусы. Крокусы столетиями возвещают в Англии весну. А вскоре В перелесках Милл-Хилла защелкали дрозды, призывая самку. Впереди была еще одна весна, еще одна попытка людей обрести на этом свете счастье.
Первые признаки весны вселили бодрость в чету иностранцев, обосновавшихся в одном из тупичков Милл-Хилла, в доме майора по фамилии Holbrook. Жена Репнина распахивала окна по утрам. Приток денег в этот дом, где обитал русский со своей женой, ощущался буквально во всем, хотя он и получал всего один фунт в день. Молочник оставлял перед их дверью молоко. Почтальон каждое утро сбрасывал с велосипеда газеты перед их домом. Из трубы у них, как и у всех других, каждое утро шел дым. А по вечерам жена Репнина дожидалась мужа у камина. Веселая. И никогда еще не была она такой красивой, как в тот год, и такой страстной в постели. Правда, она огорчалась всякий раз, когда расспрашивала мужа о том, как ему работается на новом месте. Но потом забиралась к нему на колени и сидела в его объятиях у камина, в котором по вечерам пылали догорающие угли. Как много значит для Лондона огонь в очаге -— он словно горячее сердце соединяет многие семьи, которые давно бы распались без него. Ибо и на этих островах столь часто семьи разъедают склоки и ненависть, чью природу никому не удается объяснить. Лондонское радио регулярно, вечером, утром и в полдень, посылает в пространство призывы к такому-то и такой-то немедленно обратиться в такую-то и такую-то больницу, поскольку их отец или мать находится, по выражению медиков, «в критическом состоянии». (Иными словами умирает.) Из этих звучащих в эфире призывов каждому становится ясно: такой-то и такая-то годами не видели своего отца или мать и вообще не знают, где они находятся. Супружеские пары, тихо разойдясь в один прекрасный день, встречают друг друга лишь перед смертью. Дети бросают своих родителей, а после годами не интересуются ими. Какая-то порча давно уже завелась в лондонских семьях. Зажженный камин по вечерам, озаряющий дом отблесками пламени, и тот не означает счастья; это знак, что наступили сумерки и стало холодно. Дела закончены. Не гарантирует он также и того, что все домашние соберутся у огня. Зависть, озлобленность, замотанность, скука и секс давно уже подточили изнутри основы множества лондонских брачных союзов. И вот каждый забился в свой угол. Каждый по-своему сходит с ума. Другое дело семейная пара иностранцев, поселившаяся в убогом домишке майора в Милл-Хил-ле,— их каждый вечер можно было видеть вдвоем у камина и в месяце апреле.
Обычно жена дожидалась возвращения Репнина в садике перед домом. Испытующе и тревожно вглядываясь в него, сетовала: разве этого они ожидали, когда ехали в Лондон? Неужели и впрямь такая доля уготована бывшим союзникам Англии, русским офицерам? Корпеть день-деньской в подвале, наполненном смрадом подметок, кожи и потных ног? Нет, это ужасно! Разве они уже не наказаны тем, что лишились родины, лишились России? Напрасно пытается муж ее разубедить: он примирился со своим положением и оно не представляется ему ужасным. Должно быть, он отупел от невзгод. Теперь ему часто кажется, будто они приехали в Лондон вчера, а не шесть лет назад. Все герои Диккенса, Свифта, Блейка — любимых писателей его отца — проводили свои дни точно так же в подвалах. В Лондоне повсюду, в самом его центре, существуют подвалы, где трудятся люди. Они полны призраков прошлого. Сердце Лондона бьется в подвалах.
Просто он от нее скрывает, как ему тяжело!
Да нет же, он ничего не скрывает. Вначале он тоже думал о том, как вредно для здоровья работать в подвале. Опасался холода. Или жары. Но в подвале, оказывается, стабильная температура.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201
Среди работников лавки, представленных ему в первый день, был один итальянец, вскоре он попал в больницу. Вчера итальянец скончался. Он жаловался на боли в желудке, раньше он на них не обращал особого внимания. Он должен был зарабатывать деньги. У него жена и дети. Он единственный выразил радостное изумление, когда Репнин перемолвился с ним двумя-тремя словами по-итальянски. Пожелтевшее лицо и мутные глаза его вдруг вспыхнули. Он был счастлив оттого, что этот русский помянул Италию.
Итальянец мечтал побывать на родине и как раз весной собирался туда съездить. Со здоровьем у него не очень хорошо. И ему хотелось бы еще разок увидеть родные места и сыграть партию в шары по названию. С друзьями детства. Он сидел перед ним на трехногом табурете и улыбался печальной улыбкой.
Сегодня Зуки вызвали в больницу. Итальянца накануне прооперировали, и он умер. Все сапожники так умирают — говорит Зуки. От бесконечного сидения в согнутом состоянии у них брюшные мышцы деформируются. У сапожника век короткий. В больнице ему сказали: его, мол, родственник «ушел». «Покинул нас». Зуки подумал сначала — он из больницы ушел. Только потом сообразил: итальянец «ушел» в могилу.
Но это же обычная история, такие трагедии происходят каждый день, нельзя принимать все так близко к сердцу. Смешно быть суеверным.
Муж соглашается с ней, он этот случай и не принимает слишком близко к сердцу. Но сегодня он во время обеденного перерыва решил отправиться в музей, поскольку прочитал — там открылась новая экспозиция скульптур и археологических находок, которые он хотел увидеть. Он осмотрел ее. Заодно зашел и в залы, демонстрирующие скульптуру из Южно-Американских стран; собрание тамошних масок напомнило ему Микены, где они с ней побывали после венчания в Греции.
Его внимание привлек мексиканский отдел.
И вдруг он увидел человеческий череп из хрусталя.
Ему почудилось вначале — это та самая женская нога, выставленная в витрине лавки, где он теперь работает, и так поразившая его в тот первый приход.
Но сразу же разобрался, нет -— это не модель женской ноги, а древняя хрустальная скульптура, найденная при раскопках в Мексике, изображающая череп.
Она привлекла его своим странным блеском.
Он не хотел рассказывать своей жене об этом, но все-таки не удержался. Череп нисколько его не испугал. Он никогда не был суеверным. Только почему-то ему стало душно. Тяжело. Горько.
Жена бросилась ему на шею — но это глупости, странная ассоциация, представляешь, как высмеяли бы тебя наши попутчики, отплывавшие с нами из Керчи! Он должен все это поскорее забыть.
В ее смехе был призвук испуга, словно неожиданно она столкнулась на улице с похоронной процессией.
В ЛОНДОН ПРИШЛА ВЕСНА
После затяжной зимы, столь редкой и необычной для Лондона, наконец пришла весна, точно разбуженная солнцем за морем. Шаг за шагом весна продвигалась по Темзе в глубь Англии. И вот в лондонских парках появились крокусы. Крокусы столетиями возвещают в Англии весну. А вскоре В перелесках Милл-Хилла защелкали дрозды, призывая самку. Впереди была еще одна весна, еще одна попытка людей обрести на этом свете счастье.
Первые признаки весны вселили бодрость в чету иностранцев, обосновавшихся в одном из тупичков Милл-Хилла, в доме майора по фамилии Holbrook. Жена Репнина распахивала окна по утрам. Приток денег в этот дом, где обитал русский со своей женой, ощущался буквально во всем, хотя он и получал всего один фунт в день. Молочник оставлял перед их дверью молоко. Почтальон каждое утро сбрасывал с велосипеда газеты перед их домом. Из трубы у них, как и у всех других, каждое утро шел дым. А по вечерам жена Репнина дожидалась мужа у камина. Веселая. И никогда еще не была она такой красивой, как в тот год, и такой страстной в постели. Правда, она огорчалась всякий раз, когда расспрашивала мужа о том, как ему работается на новом месте. Но потом забиралась к нему на колени и сидела в его объятиях у камина, в котором по вечерам пылали догорающие угли. Как много значит для Лондона огонь в очаге -— он словно горячее сердце соединяет многие семьи, которые давно бы распались без него. Ибо и на этих островах столь часто семьи разъедают склоки и ненависть, чью природу никому не удается объяснить. Лондонское радио регулярно, вечером, утром и в полдень, посылает в пространство призывы к такому-то и такой-то немедленно обратиться в такую-то и такую-то больницу, поскольку их отец или мать находится, по выражению медиков, «в критическом состоянии». (Иными словами умирает.) Из этих звучащих в эфире призывов каждому становится ясно: такой-то и такая-то годами не видели своего отца или мать и вообще не знают, где они находятся. Супружеские пары, тихо разойдясь в один прекрасный день, встречают друг друга лишь перед смертью. Дети бросают своих родителей, а после годами не интересуются ими. Какая-то порча давно уже завелась в лондонских семьях. Зажженный камин по вечерам, озаряющий дом отблесками пламени, и тот не означает счастья; это знак, что наступили сумерки и стало холодно. Дела закончены. Не гарантирует он также и того, что все домашние соберутся у огня. Зависть, озлобленность, замотанность, скука и секс давно уже подточили изнутри основы множества лондонских брачных союзов. И вот каждый забился в свой угол. Каждый по-своему сходит с ума. Другое дело семейная пара иностранцев, поселившаяся в убогом домишке майора в Милл-Хил-ле,— их каждый вечер можно было видеть вдвоем у камина и в месяце апреле.
Обычно жена дожидалась возвращения Репнина в садике перед домом. Испытующе и тревожно вглядываясь в него, сетовала: разве этого они ожидали, когда ехали в Лондон? Неужели и впрямь такая доля уготована бывшим союзникам Англии, русским офицерам? Корпеть день-деньской в подвале, наполненном смрадом подметок, кожи и потных ног? Нет, это ужасно! Разве они уже не наказаны тем, что лишились родины, лишились России? Напрасно пытается муж ее разубедить: он примирился со своим положением и оно не представляется ему ужасным. Должно быть, он отупел от невзгод. Теперь ему часто кажется, будто они приехали в Лондон вчера, а не шесть лет назад. Все герои Диккенса, Свифта, Блейка — любимых писателей его отца — проводили свои дни точно так же в подвалах. В Лондоне повсюду, в самом его центре, существуют подвалы, где трудятся люди. Они полны призраков прошлого. Сердце Лондона бьется в подвалах.
Просто он от нее скрывает, как ему тяжело!
Да нет же, он ничего не скрывает. Вначале он тоже думал о том, как вредно для здоровья работать в подвале. Опасался холода. Или жары. Но в подвале, оказывается, стабильная температура.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201