ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Зелень, произрастающая не на земле, а на навозе пополам с химикалиями.
— Мы, Шоша, на корабле адмирала Нельсона. Он еще держится на плаву, однако уже дал течь, как корабль дожей в Венеции. Поэтому нас здесь и допекают дантисты, пиорея, паразиты. Да, он и мне выдрал два. Говорит, шатаются. Я видел их — совершенно здоровые, белые, нормальные зубы. На столе у дантиста они мне казались окровавленными кораллами, отобранными у меня, чтобы стать украшением на шее какого-нибудь каннибальского вождя — приятеля англичан. Шекспир утверждал, что море у них серебряного цвета. Это портит зубы. Зато ласкает взгляд, должен признаться, убаюкивает сознание. Вокруг нас бескрайняя пучина, апельсины и лимоны Италии остались далеко. Это не та земля, где бы мы хотели быть. Мы исчезаем в тумане. И вскоре пойдем с тобой ко дну.
— Но ты же мне обещал, ты же обещал,,— твердит его жена,— что-нибудь придумать. Мы все время ждали чего-то. И вот до чего докатились. А ведь так хочется жить. И не думать о самоубийстве.
— Мне не нравятся, дарлинг, эти ваши визиты к английскому дантисту. Возьмите американцев — они, как молодая нация, как примитивный народ в отличие от европейцев, ценят свои зубы. Англичане постарели. Потому для них зубы не так уж важны. Свои зубы они выдирают, а вставляют искусственные. Их удобнее чистить. Они не болят. И сделаны из белого фарфора, как и унитазы. Этот дантист понятия не имеет, что надо, а чего не надо говорить красивой женщине. Дантист из Милл-Хилла перед женитьбой повырывал себе все зубы. Точно так же поступила и его избранница* Они решили избавить себя на время медового месяца от мороки с зубами.
Его жена, не прерывая мужа, слушала его шутливый монолог, и сердце ее сжимала жалость. За его иронией, за его болтовней скрывалось оскорбленное самолюбие, тяжесть унижений, адская бездна отчаяния и страданий и что самое страшное — бессилие человека на чужбине. Она просит только одно: не называть ее «дарлинг». Она ненавидит это ласкательное слово, как ненавидит и постоянное «спасибо», ибо в Англии принято благодарить всех: любимую жену, детей, любовницу, а чаще всего — кошек и собак. Ее не занимает ни география, ни Европа, ни игра слов. Она потеряла надежду выбраться живой из этого занесенного снегом дома. Она не желает искать приюта у тетки в Америке. Она оставит его только в том случае, если он расстанется с ней ради другой женщины.
А что, если им вскипятить чайку? Ночь. Холодно. Она дрожит в своей постели. Два ее брата погибли в первой мировой войне, сражаясь против того же самого неприятеля, против которого сражались и нынешние защитника Москвы. Она ничего не ждет от Лондона. Шьет платьица куклам, которые делает на продажу.
Словно бы сбросив с себя забытье, он выскальзывает из постели, где до сих пор грелся, тщательно снова закрывая свое место одеялом, чтобы оно не остыло, пока он вернется. Сует ноги в свои роскошные, поношенные шлепанцы, набрасывает на себя потертый шелковый халат и собирается спуститься в кухню. Скоро им конец, он это знает, но изменить себя он не может. Если он перестанет думать о России, о друзьях, рассеянных по свету, жизнь потеряет для него всякий смысл. Жена сетует на его слова. Женщине нельзя так говорить. Для нее он один свет в окошке. Он не сказал ей, что и сам живет ради нее. Он не принимает всерьез ее упреки. Машет руками, чтоб согреться, и выходит из комнаты. Со свечой в руке спускается на кухню. Идет неслышно, точно призрак, и лишь скрипучая лестница и пол отзываются на каждый его шаг. Увязавшийся за ним котенок пугается его невероятно увеличившейся тени на стене. Залаяли потревоженные соседские собаки. Внизу, на кухне все заиндевело, все бело: из-под двери задувает снег. При его появлении мыши бросились врассыпную. Мгновение, другое он озирается, как бы не понимая, куда попал, и даже пытается что-то рассмотреть сквозь обледеневшие окна, словно поросшие фантастическими морозными цветами и колючками.
Где они? Куда лежит их путь? Куда он увлекает за собой эту женщину, последовавшую за ним столь юным существом? Неужели суждено ей стать побирушкой в Лондоне? И разве может он подсунуть ей свой труп, чтобы и она покончила с собой? Нет, это невозможно, он должен во что бы то ни стало избавить ее от всего этого. Спасти. Она была так предана ему. Никто не имеет права тащить с собой в могилу другое существо.
Все же ему удалось зажечь на кухне газ, чтобы растопить немного снега в чайнике. Вода вскипела. Котенок крутится у него под ногами, наслаждается теплом голубого разгорающегося пламени. И, свернувшись клубком, засыпает. Полная тишина. Угомонились и соседские собаки. Снаружи ледяная ночь, и не вполне понятно, вчерашний ли это день или полночь уже миновала и им предстоит еще один день безумной тысячи и одной ночи.
Захватив с собой полный чайник, чашки и хлеб, он стал подниматься по лестнице, стараясь ногой придержать котенка и рискуя упасть. Котенок мяукал — тихо, жалобно. Зеленые глаза голодного животного — мышей котенок ловить не желал — светились в темноте, как летом светлячки. Перед дверью^ ведущей в спальню, он особенно настойчиво отодвигает котенка ногой, стараясь не пустить его внутрь. Хотелось в покое попить чая с хлебом, намазанным тонким слоем маргарина. Но котенок так отчаянно мяукал, что пришлось его впустить.
— Человек верен идее, собака — человеку, а кошка — дому,— иронично бросает Репнин.
Жена замечает: доктор был прав. От горячего чая у нее сейчас же запыли зубы. Так больно! Еще немного, и она останется без зубов. И будет страшная, как ведьма.
Муж смеется в ответ: до этого ей еще надо подождать этак лет с тридцать. Но вообще-то прав был Толстой, утверждая, что все прекрасно. Она для него сейчас такая же красивая, какой была в семнадцать лет в Керчи. Вы ничуть не изменились. Я и на смертном одре буду видеть вас такой же. Любовь не меняется.
Как и лицо любимой. Зубы не играют никакой роли. В Лондоне у всех фальшивые зубы, будут они и у них. Верлен замечал лишь богатство англичан. Он -— зубы.
Жена сердится. Но что сердиться, если он нарочно избрал для себя роль ее придворного шута, чтобы развеселить ее, отвлечь от мрачных мыслей, чтобы она забыла, где они и куда идут в этой бесконечной ночи. Скорее всего они идут ко дну. Бушует шторм, палуба накренилась, он едва удерживается на ней со своим ребенком на руках. Они тонут. Смотреть на это тяжело.
Его жену ужасно раздражает, когда он называет ее ребенком.
Не желает она больше слушать всякие глупости — и взяв к себе в постель приемник, она пытается отыскать Милан — передачу из Ла Скала. В эту ночь ей повезло: Италия сразу же нашлась. Из приемника льется чарующий голос, его поддерживает мощный хор, в этой далекой от Италии комнате наступает тишина, и тишину эту заполняет музыка, долетающая к ним из Милана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201