Они вели себя прилично и пристойно, однако совсем непристойной была тема их разговора и предмет их смеха. Госпожа Крылова взирала на юношей как на избалованных, но хороших мальчишек, сама же за столом больше молчала. В тот момент, когда старший красавец, не переставая жевать и не сводя глаз с графини, завел речь о том, что с удовольствием бы женился на пожилой богатой англичанке, которая и на семидесятом году еще хороша собой, Репнин не мог вымолвить ни слова, словно кость застряла у него в горле.
Старуха громко смеялась.
И пока пораженный Репнин испуганно смотрел на красавца, графиня сказала:
— А что бы вы, черт возьми, стали делать с ней после свадьбы?
От Репнина не укрылось, что она покраснела и прямо впилась взглядом в улыбающееся лицо красивого молодого человека. В первое мгновение ему показалось, что взгляд ее из любви, материнской любви, глупой и безотчетно* материнской любви к этому сопляку, будто он был ее беспутным сынком. Но почти сразу же Репнин заметил в глазах старой женщины какой-то странный блеск, явный знак женской похоти. Какого-то сумасбродного плотского, любви
невозможной и не укладывающейся в сознании. И безумней всего было то, что ее пылающие глаза не отрывались от широко раскрытых, смеющихся зеленых глаз этого юноши, словно гипнотизирующих ее, подобно цирковому фокуснику.
Репнин непроизвольно обернулся к жене доктора Крылова, которая за все время обеда не произнесла ни слова. Она сидела потупившись.
Красавец меж тем продолжал смеяться, и голос его был мягким, бархатистым. Он бы свою богатую старушку-красавицу после венчания на руках вынес из машины, как это принято в Англии среди новобрачных, когда они входят в свой дом, и понес бы на второй этаж, а по пути, будто случайно, уронил бы на лестнице.
Услышав такое, Репнин окончательно онемел.
А младший брат только улыбнулся, улыбнулась краем губ и госпожа Крылова, сидевшая напротив Репнина. Красавец тоже смеялся и пристально на него глядел. г
К крайнему удивлению Репнина, громко и весело смеялась и старуха. И по-прежнему не сводила глаз с молодого человека. В ее взгляде, в этом ее смехе Репнин, как и прежде, чувствовал не просто материнскую привязанность, но и страсть женщины, истосковавшейся по близости с мужчиной. Она смотрела на юношу с нежностью, которая все еще была материнской, но одновременно и с нескрываемым чувственным влечением, взывающим о любви невозможной, безумной, не поддающейся рассудку, о любви явно бесстыдной и плотской.
Не произнеся ни слова, Репнин опустил глаза, и за столом воцарилось молчание. Но вскоре жена доктора принялась оживленно рассказывать о каком-то катке в Ричмонде, на котором десять лет назад она завоевала звание чемпионки.
Затем графиня встала, и общество последовало за ней в зал, дверь которого выходила в сад, спускавшийся вниз по холму и где вдалеке виднелась беседка, окруженная рододендронами.
Подали кофе.
Не отрывая глаз от поросшего деревьями холма, со своей, по-видимому, больной кошкой на коленях, графиня сообщила Репнину, что уже на следующей неделе ей понадобится занимаемая им квартира на восьмом этаже.
Она сняла для него маленькую квартирку в деревушке, рядом с автобусной остановкой, которая видна отсюда, из парка. Квартира предоставляется ему бесплатно, но он должен поскорее встретиться с тренером ее лошадей, Джонсом, в Доркинге, который введет его в курс дела. Завтра в Доркинг приедет и она сама. Они готовят к выступлению молоденькую ирландскую кобылу (старуха сказала: РШу). В заезде на две тысячи гиней. Хотелось бы услышать и его мнение об этой кобылке. Ей известно, что он обучал наездников в Милл-Хилле.
После этого разговора графиня поднялась.
Жена доктора Крылова предложила отвезти Репнина в Лондон на своей машине. И хоть он всячески отказывался, пришлось предложение принять.
В дверях появился дворецкий.
Репнин хотел уйти, не прощаясь со своими молодыми соплеменниками. Однако младший из братьев подошел к нему и, протянув руку, сказал, что наслышан о нем, как о большом знатоке лошадей. И очень рад был с ним познакомиться. Когда же приблизился старший красавец, у Репнина возникло желание шепнуть ему какую- либо грубость, намекая на его неблаговидную роль альфонса, но, к сожалению, он не успел это сделать.
Старуха, уходя, задержалась в дверях, ведущих в сад, и стояла на фоне холмов, обрамленная зеленью кустарников и сосен. Она явно поджидала старшего из братьев, который, учтиво заверив ее, что сейчас идет, протянул руку Репнину.
И в то же самое мгновение изумленный Репнин услышал, как тот, обращаясь к нему, тихонько произнес:
— Низко мы упали, князь, не так ли? Мы, русские?
В его взгляде, брошенном на старуху, не было ни любви, ни иронии, а лишь нескрываемая, страшная, какая-то дикая ненависть.
Репнину почудилось, что он снова слышит покойного Барлова. В нем вдруг пробудилось чувство жалости. Сочувствия к этой старой, вырядившейся в светло-голубое платье, роскошной женщине, которая медленно погружается в зелень парка и ждет.
И как бы ни была отвратительна ее похоть, ее страстная тоска по мужчине, он ощущал, что в этом ее безумном, не укладывающемся в мозгу томлении все же присутствовало искреннее чувство, искренняя любовь, в том числе и материнская.
БАЛЕТ НА ЛЬДУ
Садясь в машину, он думал лишь о том, как бы поскорей и навсегда отделаться от жены доктора. Его раздражала ее огромная, как яйцо, голова, огромный, толстенный нос. Вызывали скуку и большие, темные, как у коровы, грустные глаза, но в то же время он не мог про себя не отметить удивительную стройность ее фигуры и влекущее тело древнегреческой гетеры.
Она ехала медленно, не спешила, и он никак не мог понять — куда они направляются. Наконец спросил ее об этом. Она ответила: в Ричмонд. Неужели она ему так неприятна? У нее просьба — теперь, когда он остался один, без жены, уделить ей час-другой. Им надо кое о чем поговорить. Впрочем, это желание и графини Пановой.
Она должна у него кое-что спросить. Должна. Ей это необходимо. Она знает, и графине это тоже известно, что он был вчера у ее мужа, в больнице. Он единственный во всей русской компании, в которую она вошла после своего замужества и из которой теперь хочет как можно скорее выпутаться, чье мнение она хочет услышать.
Она прибавила скорость. Ехала все быстрее, словно, выкрав Репнина у графини, спасалась от погони. Он, однако, не посмел ее остановить или отобрать баранку, понял: она скорей перевернется, чем замедлит движение. Вспомнил, что и в Корнуолле миссис отличалась упрямством. Впрочем, тут же смирился с той ролью, которую ему на этот день определила старая графиня. Зачем только?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201
Старуха громко смеялась.
И пока пораженный Репнин испуганно смотрел на красавца, графиня сказала:
— А что бы вы, черт возьми, стали делать с ней после свадьбы?
От Репнина не укрылось, что она покраснела и прямо впилась взглядом в улыбающееся лицо красивого молодого человека. В первое мгновение ему показалось, что взгляд ее из любви, материнской любви, глупой и безотчетно* материнской любви к этому сопляку, будто он был ее беспутным сынком. Но почти сразу же Репнин заметил в глазах старой женщины какой-то странный блеск, явный знак женской похоти. Какого-то сумасбродного плотского, любви
невозможной и не укладывающейся в сознании. И безумней всего было то, что ее пылающие глаза не отрывались от широко раскрытых, смеющихся зеленых глаз этого юноши, словно гипнотизирующих ее, подобно цирковому фокуснику.
Репнин непроизвольно обернулся к жене доктора Крылова, которая за все время обеда не произнесла ни слова. Она сидела потупившись.
Красавец меж тем продолжал смеяться, и голос его был мягким, бархатистым. Он бы свою богатую старушку-красавицу после венчания на руках вынес из машины, как это принято в Англии среди новобрачных, когда они входят в свой дом, и понес бы на второй этаж, а по пути, будто случайно, уронил бы на лестнице.
Услышав такое, Репнин окончательно онемел.
А младший брат только улыбнулся, улыбнулась краем губ и госпожа Крылова, сидевшая напротив Репнина. Красавец тоже смеялся и пристально на него глядел. г
К крайнему удивлению Репнина, громко и весело смеялась и старуха. И по-прежнему не сводила глаз с молодого человека. В ее взгляде, в этом ее смехе Репнин, как и прежде, чувствовал не просто материнскую привязанность, но и страсть женщины, истосковавшейся по близости с мужчиной. Она смотрела на юношу с нежностью, которая все еще была материнской, но одновременно и с нескрываемым чувственным влечением, взывающим о любви невозможной, безумной, не поддающейся рассудку, о любви явно бесстыдной и плотской.
Не произнеся ни слова, Репнин опустил глаза, и за столом воцарилось молчание. Но вскоре жена доктора принялась оживленно рассказывать о каком-то катке в Ричмонде, на котором десять лет назад она завоевала звание чемпионки.
Затем графиня встала, и общество последовало за ней в зал, дверь которого выходила в сад, спускавшийся вниз по холму и где вдалеке виднелась беседка, окруженная рододендронами.
Подали кофе.
Не отрывая глаз от поросшего деревьями холма, со своей, по-видимому, больной кошкой на коленях, графиня сообщила Репнину, что уже на следующей неделе ей понадобится занимаемая им квартира на восьмом этаже.
Она сняла для него маленькую квартирку в деревушке, рядом с автобусной остановкой, которая видна отсюда, из парка. Квартира предоставляется ему бесплатно, но он должен поскорее встретиться с тренером ее лошадей, Джонсом, в Доркинге, который введет его в курс дела. Завтра в Доркинг приедет и она сама. Они готовят к выступлению молоденькую ирландскую кобылу (старуха сказала: РШу). В заезде на две тысячи гиней. Хотелось бы услышать и его мнение об этой кобылке. Ей известно, что он обучал наездников в Милл-Хилле.
После этого разговора графиня поднялась.
Жена доктора Крылова предложила отвезти Репнина в Лондон на своей машине. И хоть он всячески отказывался, пришлось предложение принять.
В дверях появился дворецкий.
Репнин хотел уйти, не прощаясь со своими молодыми соплеменниками. Однако младший из братьев подошел к нему и, протянув руку, сказал, что наслышан о нем, как о большом знатоке лошадей. И очень рад был с ним познакомиться. Когда же приблизился старший красавец, у Репнина возникло желание шепнуть ему какую- либо грубость, намекая на его неблаговидную роль альфонса, но, к сожалению, он не успел это сделать.
Старуха, уходя, задержалась в дверях, ведущих в сад, и стояла на фоне холмов, обрамленная зеленью кустарников и сосен. Она явно поджидала старшего из братьев, который, учтиво заверив ее, что сейчас идет, протянул руку Репнину.
И в то же самое мгновение изумленный Репнин услышал, как тот, обращаясь к нему, тихонько произнес:
— Низко мы упали, князь, не так ли? Мы, русские?
В его взгляде, брошенном на старуху, не было ни любви, ни иронии, а лишь нескрываемая, страшная, какая-то дикая ненависть.
Репнину почудилось, что он снова слышит покойного Барлова. В нем вдруг пробудилось чувство жалости. Сочувствия к этой старой, вырядившейся в светло-голубое платье, роскошной женщине, которая медленно погружается в зелень парка и ждет.
И как бы ни была отвратительна ее похоть, ее страстная тоска по мужчине, он ощущал, что в этом ее безумном, не укладывающемся в мозгу томлении все же присутствовало искреннее чувство, искренняя любовь, в том числе и материнская.
БАЛЕТ НА ЛЬДУ
Садясь в машину, он думал лишь о том, как бы поскорей и навсегда отделаться от жены доктора. Его раздражала ее огромная, как яйцо, голова, огромный, толстенный нос. Вызывали скуку и большие, темные, как у коровы, грустные глаза, но в то же время он не мог про себя не отметить удивительную стройность ее фигуры и влекущее тело древнегреческой гетеры.
Она ехала медленно, не спешила, и он никак не мог понять — куда они направляются. Наконец спросил ее об этом. Она ответила: в Ричмонд. Неужели она ему так неприятна? У нее просьба — теперь, когда он остался один, без жены, уделить ей час-другой. Им надо кое о чем поговорить. Впрочем, это желание и графини Пановой.
Она должна у него кое-что спросить. Должна. Ей это необходимо. Она знает, и графине это тоже известно, что он был вчера у ее мужа, в больнице. Он единственный во всей русской компании, в которую она вошла после своего замужества и из которой теперь хочет как можно скорее выпутаться, чье мнение она хочет услышать.
Она прибавила скорость. Ехала все быстрее, словно, выкрав Репнина у графини, спасалась от погони. Он, однако, не посмел ее остановить или отобрать баранку, понял: она скорей перевернется, чем замедлит движение. Вспомнил, что и в Корнуолле миссис отличалась упрямством. Впрочем, тут же смирился с той ролью, которую ему на этот день определила старая графиня. Зачем только?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201