Русские эмигранты в Париже прозвали его за это «Князь Нюанс».
Столовая отеля была поистине роскошной, по-видимому, она была переоборудована из огромного зимнего сада. Наполненная пальмами и скульптурами — копиями античных,— она была увита вьющимися растениями, с ее стеклянного купола, подобно зеленым змеям, спускались ломонос, плющ, лавр и белые дикие розы. Освещение делало столовую похожей на оранжерею.
Репнин уселся за стол, злясь на Надю, подстроившую ему вместе с графиней Пановой сюрприз с предварительной оплатой его отдыха, и спрашивал себя: каким образом старухе Пановой удалось поместить его в столь фешенебельный отель? Наверняка это какая-то подачка. Charity}
Столовую обслуживали один кельнер и три молодые девушки, англичанки в национальных, видимо местных, костюмах. В зеленых юбочках и корсетах, с черными фартучками и высоких наколках, как у голландских рыбачек. Рассматривая гостей, собравшихся в столовой, Репнин все больше убеждался в том, что попал в общество каких-то снобов. Ничуть не похожее на то, в котором он вырос в Санкт-Петербурге. Отсердившись на Надю и успокоившись, он уже воображал, как опишет ей в письме весь этот круг людей, куда ему возврата больше нет, да он и не стремился вернуться в него. Благодаря козням старухи Пановой эта его поездка к морю напоминает ему путешествие Гулливера. Беда в том, что он одну-единственную женщину может выносить на белом свете — свою собственную жену, а остальные его не интересуют. Не привлекают его больше ни новые знакомства, ни секс. Напротив их отеля, называемого «Крым»,— пивной бар. Под вечер вся шикарная публика из отеля отправляется в бар и пьет пиво, сидя на траве. Да, да! Пиво — эротический напиток в Сантмаугне.
«Средний класс, Надя, средний класс».
За соседним столом сидели три поляка. У одного пустой рукав, двое других ходят с палкой. На них английская униформа. За столом они вели себя совсем неслышно, словно у них не было сил говорить. Держались поляки с необычайным достоинством. Репнин раскланялся с ними в первый же день, однако общения избегал. Они были молоды. Как страшно изувечила их война, с содроганием думал Репнин.
Инвалиды могли не участвовать в танцевальных вечерах госпожи Фои.
Новые знакомые Репнина — доктор Крылов и его жена — сидели за столом в обществе человека в шелковом, русском домашнем халате. Он сидел спиной к Репнину. Репнин мог разглядеть лишь его бычью шею и бритый череп, напоминавший увеличенный бильярдный шар. На том месте, где он сидел, в гостевой карточке значилось: Captain Belaiev. Эту фамилию Репнину приходилось слышать в Лондоне. Он был секретарем некоего тайного общества русских царских офицеров. Капитан Беляев много ел и ухаживал за женой доктора Крылова. Еду он обильно запивал пивом. Госпожа Крылова была в новом наряде и напоминала гимнастку, сошедшую с трапеции. На берегу моря, полуобнаженная, она выглядела куда более привлекательно. Она поминутно пудрила свой покрасневший нос. И приятельски улыбалась Репнину.
За одним из столиков в углу Репнин приметил даму с девочкой; девочка обвила ногой ножку стола и постоянно теребила мать какими-то вопросами. Мать девочки, тонкая, с длинными ногами, судя по всему, прекрасно сложена. У нее были прелестные ноги. Чудесный загар. Изящные, благородные черты лица неясно проступали, словно покрытые сморщенной шелковистой бумагой. В профиль видны большие синие глаза. Жуткое зрелище. Несмотря ни на что, женщина казалась привлекательной.
У нее были светлые шелковистые волосы, густые, ничем не стесненные, по старинной английской традиции они волнами падали на ее оголенные плечи.
Девчушка была очень хороша и походила на мать, с такими же большими дивными глазами, окруженными темными тенями. Пальчиками она подбирала крошки со скатерти, как будто это была сладкая халва.
И мать, и дочь одеты были в какие-то причудливые, необыкновенно дорогие наряды.
По-настоящему ужаснулся Репнин, когда женщина повернулась лицом к Сорокину, опускавшему к ее ногам в сандалиях под столом какие-то пакетики. На этом лице, белом, как меловая маска, неповрежденными остались лишь большие синие глаза без бровей. Видимо, ее лицо с трудом спасли после тяжелого ожога. Белая кожа вокруг глаз и поныне оставалась сморщенной, а губы были бледные, бескровные.
Дама была заметно оживлена.
Сорокин невозмутимо смотрел ей в глаза, не отводя взора от маски, словно на. ней не осталось ни следа от страшного ожога. Репнину потребовалось несколько минут, чтобы собраться и, преодолев ужас, почувствовать к ней сострадание. Это лицо по-прежнему оставалось чудовищной маской, но постепенно в нем нарастало ощущение театральной условности маски, и в этом свете она уже не казалась ему безобразной — она была страшной.
В гостевой карточке на том месте, где сидела дама с девочкой, значилось: Mrs. & Miss Peters.
Репнин дал себе зарок не спускать с нее взгляда, чтобы успеть привыкнуть к этому лицу до той минуты, когда ему придется с ней познакомиться. Он должен будет сделать вид, что ему представили всего лишь экстравагантную лондонскую даму. Обычное курортное знакомство, ничего особенного. Она не должна заметить ни тени ужаса, который он испытал в первые мгновения, когда ее увидел. А может быть, это лицо, не так давно пострадавшее в катастрофе, с годами снова станет красивым — пронеслась у него безумная мысль. Он восхищался Сорокиным: как он мог так спокойно и ласково смотреть на нее, не отводя взгляда? Должно быть, немало пришлось повидать ему подобных лиц в авиации во время войны. Лиц его друзей летчиков.
Первыми от дверей в столовой сидели две дамы в трауре; Репнин поздоровался с ними при входе, но присмотрелся к ним только теперь. Ему хотелось досконально изучить то общество, в котором он оказался, чтобы подробнее описать Наде свой отдых на берегу океана.
Очевидно, это были старые девы, они сидели невероятно прямо и с необычайным изяществом ели по всем правилам строгого этикета, может быть, в молодости они были хорошенькими, но сейчас под юбками и блузками угадывалась высохшая плоть — кожа да кости. В гостевой карточке на их местах значилось: Countess М. & Countess В. И ничего больше. Они любезно, с печальной улыбкой, ответили на приветствие Репнина, когда он вошел в зал, но во время обеда ни на кого не взглянули. «Барышни из Смольного института» — так напишет он о них в письме Наде.
Репнин тогда еще не подозревал, насколько бесплодными окажутся его попытки что-нибудь узнать об этих старых дамах и обменяться с ними двумя-тремя учтивыми словами. Он не мог предполагать, что однажды, встретившись с ним на прогулке, они перейдут на противоположную сторону улицы, демонстрируя свое нежелание знакомиться с кем бы то ни было из постояльцев отеля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201
Столовая отеля была поистине роскошной, по-видимому, она была переоборудована из огромного зимнего сада. Наполненная пальмами и скульптурами — копиями античных,— она была увита вьющимися растениями, с ее стеклянного купола, подобно зеленым змеям, спускались ломонос, плющ, лавр и белые дикие розы. Освещение делало столовую похожей на оранжерею.
Репнин уселся за стол, злясь на Надю, подстроившую ему вместе с графиней Пановой сюрприз с предварительной оплатой его отдыха, и спрашивал себя: каким образом старухе Пановой удалось поместить его в столь фешенебельный отель? Наверняка это какая-то подачка. Charity}
Столовую обслуживали один кельнер и три молодые девушки, англичанки в национальных, видимо местных, костюмах. В зеленых юбочках и корсетах, с черными фартучками и высоких наколках, как у голландских рыбачек. Рассматривая гостей, собравшихся в столовой, Репнин все больше убеждался в том, что попал в общество каких-то снобов. Ничуть не похожее на то, в котором он вырос в Санкт-Петербурге. Отсердившись на Надю и успокоившись, он уже воображал, как опишет ей в письме весь этот круг людей, куда ему возврата больше нет, да он и не стремился вернуться в него. Благодаря козням старухи Пановой эта его поездка к морю напоминает ему путешествие Гулливера. Беда в том, что он одну-единственную женщину может выносить на белом свете — свою собственную жену, а остальные его не интересуют. Не привлекают его больше ни новые знакомства, ни секс. Напротив их отеля, называемого «Крым»,— пивной бар. Под вечер вся шикарная публика из отеля отправляется в бар и пьет пиво, сидя на траве. Да, да! Пиво — эротический напиток в Сантмаугне.
«Средний класс, Надя, средний класс».
За соседним столом сидели три поляка. У одного пустой рукав, двое других ходят с палкой. На них английская униформа. За столом они вели себя совсем неслышно, словно у них не было сил говорить. Держались поляки с необычайным достоинством. Репнин раскланялся с ними в первый же день, однако общения избегал. Они были молоды. Как страшно изувечила их война, с содроганием думал Репнин.
Инвалиды могли не участвовать в танцевальных вечерах госпожи Фои.
Новые знакомые Репнина — доктор Крылов и его жена — сидели за столом в обществе человека в шелковом, русском домашнем халате. Он сидел спиной к Репнину. Репнин мог разглядеть лишь его бычью шею и бритый череп, напоминавший увеличенный бильярдный шар. На том месте, где он сидел, в гостевой карточке значилось: Captain Belaiev. Эту фамилию Репнину приходилось слышать в Лондоне. Он был секретарем некоего тайного общества русских царских офицеров. Капитан Беляев много ел и ухаживал за женой доктора Крылова. Еду он обильно запивал пивом. Госпожа Крылова была в новом наряде и напоминала гимнастку, сошедшую с трапеции. На берегу моря, полуобнаженная, она выглядела куда более привлекательно. Она поминутно пудрила свой покрасневший нос. И приятельски улыбалась Репнину.
За одним из столиков в углу Репнин приметил даму с девочкой; девочка обвила ногой ножку стола и постоянно теребила мать какими-то вопросами. Мать девочки, тонкая, с длинными ногами, судя по всему, прекрасно сложена. У нее были прелестные ноги. Чудесный загар. Изящные, благородные черты лица неясно проступали, словно покрытые сморщенной шелковистой бумагой. В профиль видны большие синие глаза. Жуткое зрелище. Несмотря ни на что, женщина казалась привлекательной.
У нее были светлые шелковистые волосы, густые, ничем не стесненные, по старинной английской традиции они волнами падали на ее оголенные плечи.
Девчушка была очень хороша и походила на мать, с такими же большими дивными глазами, окруженными темными тенями. Пальчиками она подбирала крошки со скатерти, как будто это была сладкая халва.
И мать, и дочь одеты были в какие-то причудливые, необыкновенно дорогие наряды.
По-настоящему ужаснулся Репнин, когда женщина повернулась лицом к Сорокину, опускавшему к ее ногам в сандалиях под столом какие-то пакетики. На этом лице, белом, как меловая маска, неповрежденными остались лишь большие синие глаза без бровей. Видимо, ее лицо с трудом спасли после тяжелого ожога. Белая кожа вокруг глаз и поныне оставалась сморщенной, а губы были бледные, бескровные.
Дама была заметно оживлена.
Сорокин невозмутимо смотрел ей в глаза, не отводя взора от маски, словно на. ней не осталось ни следа от страшного ожога. Репнину потребовалось несколько минут, чтобы собраться и, преодолев ужас, почувствовать к ней сострадание. Это лицо по-прежнему оставалось чудовищной маской, но постепенно в нем нарастало ощущение театральной условности маски, и в этом свете она уже не казалась ему безобразной — она была страшной.
В гостевой карточке на том месте, где сидела дама с девочкой, значилось: Mrs. & Miss Peters.
Репнин дал себе зарок не спускать с нее взгляда, чтобы успеть привыкнуть к этому лицу до той минуты, когда ему придется с ней познакомиться. Он должен будет сделать вид, что ему представили всего лишь экстравагантную лондонскую даму. Обычное курортное знакомство, ничего особенного. Она не должна заметить ни тени ужаса, который он испытал в первые мгновения, когда ее увидел. А может быть, это лицо, не так давно пострадавшее в катастрофе, с годами снова станет красивым — пронеслась у него безумная мысль. Он восхищался Сорокиным: как он мог так спокойно и ласково смотреть на нее, не отводя взгляда? Должно быть, немало пришлось повидать ему подобных лиц в авиации во время войны. Лиц его друзей летчиков.
Первыми от дверей в столовой сидели две дамы в трауре; Репнин поздоровался с ними при входе, но присмотрелся к ним только теперь. Ему хотелось досконально изучить то общество, в котором он оказался, чтобы подробнее описать Наде свой отдых на берегу океана.
Очевидно, это были старые девы, они сидели невероятно прямо и с необычайным изяществом ели по всем правилам строгого этикета, может быть, в молодости они были хорошенькими, но сейчас под юбками и блузками угадывалась высохшая плоть — кожа да кости. В гостевой карточке на их местах значилось: Countess М. & Countess В. И ничего больше. Они любезно, с печальной улыбкой, ответили на приветствие Репнина, когда он вошел в зал, но во время обеда ни на кого не взглянули. «Барышни из Смольного института» — так напишет он о них в письме Наде.
Репнин тогда еще не подозревал, насколько бесплодными окажутся его попытки что-нибудь узнать об этих старых дамах и обменяться с ними двумя-тремя учтивыми словами. Он не мог предполагать, что однажды, встретившись с ним на прогулке, они перейдут на противоположную сторону улицы, демонстрируя свое нежелание знакомиться с кем бы то ни было из постояльцев отеля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201