Правда, говорят, нет худа без добра. Вот теперь правительство разрешает плыть по Амуру. Конечно, будь у нас голова на плечах, все могли бы сделать без войны».
– Меня не слушали, так война их заставляет, – сказал он, входя в комнату жены с бумагами в руке. – Теперь я верю, что Николай Николаевич прибудет к нам. Хорошо, что мы на Николаевском посту вовремя стали готовиться к этому.
Катя при свете огарка, который тускло озарял бревенчатую стену с кое-где намерзшим льдом, разбирала на листочке милый почерк сестры.
Саша писала о себе, о своем муже. Мазарович после женитьбы назначен командиром казачьего полка в Красноярск. Сообщала про последние моды, тут была масса милых и приятных подробностей из жизни сестрички, описывалось красноярское дамское общество.
Невельской присел подле больной дочери. Он сидел тяжелый, словно с грузом на своих покатых плечах. Большой белый лоб его, казалось, стал еще больше. За последний год чуть поседели виски.
– Только бы Коля Бошняк перезимовал благополучно. Бог знает, дошли олени или нет.
С начала зимы из залива Императора Николая не было никаких известий. В ноябре из Мариинского поста с озера Кизи приезжал Александр Иванович Петров с донесениями и требованием товаров. Но и он про зимовку в Хади ничего не слыхал. Когда в октябре, после занятия Сахалина, Невельской, проезжая из Де-Кастри через Кизи, сказал Петрову, что придется позаботиться о зимующих в Императорской гавани, тот возмутился: «Мало еще у меня обязанностей: я начальник и Николаевского и Мариинского постов. Только мне не хватало еще заботиться об Императорской!»
Но сейчас оказалось, что он честно исполнял наказ Невельского и все это время пытался узнать у туземцев, что делается на новом посту. Но те и сами ничего не знали. Они уверяли Петрова, что в Хади можно проехать зимой по замерзшим речкам и через хребты и будто путь недолог – дней десять.
Невельской и Петров посоветовались и решили, что надо Александру Ивановичу туда ехать самому.
– Так с богом, – сказал Невельской. – Но помните, вы нужны. Если по дороге встретите гонца оттуда, возвращайтесь обратно.
Петров отправился на двух нартах, груженных продовольствием.
Десятого января, в самые страшные морозы, вдруг явился Дмитрий Иванович Орлов. Невельской оставил его осенью на южной оконечности Сахалина искать гавань для зимовки «Иртыша».
На Дмитрии Ивановиче лица нет, он худ и бледен, как мертвец, с огромной седой бородой.
– Боже мой, что с вами? – спросил Невельской.
– Беда, Геннадий Иванович.
– Да что такое?
– Вот рапорты из Императорской. Я оттуда. Там зимуют «Николай» и «Иртыш». Голод, и люди мрут. «Иртыш» не пошел на Камчатку. Поздно ушли с Сахалина. Пришли без руля, с повреждениями. Руль потеряли в шторм. Для зимовки не осталось никаких запасов.
– А Буссэ? Ему же дано было мной приказание на этот случай. У него есть все!
– Мало ли что, да нам он перед уходом с Сахалина ничего не отпустил.
– Как ничего не отпустил?
– Я сам шел на «Иртыше» с Сахалина. Да вот, пожалуйте, в рапорте командир «Иртыша» все пишет.
– А ведь я все запасы продовольствия оставил этому прохвосту Буссэ. Только бы он не трусил на Сахалине и увереннее себя чувствовал. А он…
– Не только не дал, но снял все последнее с «Иртыша», будто надо ему для зимовки.
– Отнял запасы? Как он смел? Да что же вы смотрели?
– Да я прибыл в Аниву, когда с «Иртыша» уже было все снято.
– Так вот он каков, Буссэ. А я было надеялся на него!
«Но каков Дмитрий Иванович! – думал Невельской. – Бесстрашный путешественник, а с бюрократами бессилен, бумаг и доносов боится. Пуганая ворона! Из-за боязни ответственности он в пятидесятом году гиляков струсил. В страхе перед штемпелем и кокардой! Ярыг боится!»
– А что же командир «Иртыша» Гаврилов?
Дмитрий Иванович развел руками.
Рапорты от Бошняка, Гаврилова и Клинковстрема были один другого тревожнее. У Гаврилова один умер и пять больных. И это еще в конце ноября, а теперь январь. Что же там сейчас?
В Хади Орлов пришел на «Иртыше» после исследования Сахалина. Оттуда через горы сухопутьем отправился на Амур. Но путь оказался не на десять дней, как уверяли туземцы. Орлов пробирался целый месяц. Съел собак, остались две, и те не шли. Силы покидали его. Лежа у костра, он умирал с голоду. Ночью его нашел Петров, шедший с огнем в руке.
– Где Афоня? – спросил Невельской, обращаясь к своим офицерам.
– Кочует с оленями на озере Чля, – отвечал поручик Воронин.
Невельской велел немедленно послать за ним.
– Да он здесь, в лавке, сегодня приехал.
– Цингу можно лечить свежим оленьим мясом? – обратился Невельской к доктору.
– Конечно! – отвечал доктор Орлов.
Явился Афоня.
– Сколько у нас оленей?
– Сколько надо?
– Штук восемь можешь перегнать в Императорскую гавань?
– Надо маленько подумать.
– В Императорской – цинга повальная!
– Немало пройдет времени, олени далеко, – сказал Афоня.
Невельской приказал Разградскому, который только что прибыл вместе с Орловым, немедленно возвращаться в Кизи. По сведениям, доставленным осенью Петровым, неподалеку от Мариинского поста, в горах, кочуют тунгусы. Невельской велел немедля искать их и уговориться, чтобы тем же путем, которым проехал Орлов, они скорее гнали оленей через горы в Императорскую. Исполнив это поручение, Разградский должен ехать в Императорскую на трех нартах с грузом продовольствия, но совсем другой дорогой: несколько сот верст вверх по Амуру, до устья реки Хунгари, которая вытекает из хребта, отделяющего среднее течение Амура от океанского побережья, и по реке Хунгари подняться вверх. По рассказам Чумбоки и его брата Удоги, там есть перевал через горы в верховья другой речки, которая приведет к гавани Хади. Разградскому даны всевозможные предметы и отрезы материи на подарки туземцам-проводникам, которых предстоит нанимать. Велено найти Удогу; он доведет до Хунгари, поможет нанять там гольдов, которые доставят грузы в Хади. Если это все удастся, то Данила Григорьевич может возвратиться.
Гаврилову, Клинковстрему и Бошняку были написаны письма в Мариинский пост, а Петрову послано приказание возвращаться в Николаевск к исполнению обязанностей начальника поста. Николаевский пост надо приводить в порядок, готовиться к севу и строительству.
Вскоре Разградский уехал, и в тот же вечер с озера явился Афоня с оленями. Он получил в магазине табак, водку, продукты и наутро отправился дальше. С тех пор прошло больше месяца, новых известий от Бошняка нет, и нет ничего от Разградского.
… Из Николаевского поста прибыл капитан-лейтенант Александр Васильевич Бачманов. Он замещал Петрова, который строил летом и осенью пост на Кизи и там же провел часть зимы. Теперь Петров возвратился на свой любимый Николаевский пост.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183
– Меня не слушали, так война их заставляет, – сказал он, входя в комнату жены с бумагами в руке. – Теперь я верю, что Николай Николаевич прибудет к нам. Хорошо, что мы на Николаевском посту вовремя стали готовиться к этому.
Катя при свете огарка, который тускло озарял бревенчатую стену с кое-где намерзшим льдом, разбирала на листочке милый почерк сестры.
Саша писала о себе, о своем муже. Мазарович после женитьбы назначен командиром казачьего полка в Красноярск. Сообщала про последние моды, тут была масса милых и приятных подробностей из жизни сестрички, описывалось красноярское дамское общество.
Невельской присел подле больной дочери. Он сидел тяжелый, словно с грузом на своих покатых плечах. Большой белый лоб его, казалось, стал еще больше. За последний год чуть поседели виски.
– Только бы Коля Бошняк перезимовал благополучно. Бог знает, дошли олени или нет.
С начала зимы из залива Императора Николая не было никаких известий. В ноябре из Мариинского поста с озера Кизи приезжал Александр Иванович Петров с донесениями и требованием товаров. Но и он про зимовку в Хади ничего не слыхал. Когда в октябре, после занятия Сахалина, Невельской, проезжая из Де-Кастри через Кизи, сказал Петрову, что придется позаботиться о зимующих в Императорской гавани, тот возмутился: «Мало еще у меня обязанностей: я начальник и Николаевского и Мариинского постов. Только мне не хватало еще заботиться об Императорской!»
Но сейчас оказалось, что он честно исполнял наказ Невельского и все это время пытался узнать у туземцев, что делается на новом посту. Но те и сами ничего не знали. Они уверяли Петрова, что в Хади можно проехать зимой по замерзшим речкам и через хребты и будто путь недолог – дней десять.
Невельской и Петров посоветовались и решили, что надо Александру Ивановичу туда ехать самому.
– Так с богом, – сказал Невельской. – Но помните, вы нужны. Если по дороге встретите гонца оттуда, возвращайтесь обратно.
Петров отправился на двух нартах, груженных продовольствием.
Десятого января, в самые страшные морозы, вдруг явился Дмитрий Иванович Орлов. Невельской оставил его осенью на южной оконечности Сахалина искать гавань для зимовки «Иртыша».
На Дмитрии Ивановиче лица нет, он худ и бледен, как мертвец, с огромной седой бородой.
– Боже мой, что с вами? – спросил Невельской.
– Беда, Геннадий Иванович.
– Да что такое?
– Вот рапорты из Императорской. Я оттуда. Там зимуют «Николай» и «Иртыш». Голод, и люди мрут. «Иртыш» не пошел на Камчатку. Поздно ушли с Сахалина. Пришли без руля, с повреждениями. Руль потеряли в шторм. Для зимовки не осталось никаких запасов.
– А Буссэ? Ему же дано было мной приказание на этот случай. У него есть все!
– Мало ли что, да нам он перед уходом с Сахалина ничего не отпустил.
– Как ничего не отпустил?
– Я сам шел на «Иртыше» с Сахалина. Да вот, пожалуйте, в рапорте командир «Иртыша» все пишет.
– А ведь я все запасы продовольствия оставил этому прохвосту Буссэ. Только бы он не трусил на Сахалине и увереннее себя чувствовал. А он…
– Не только не дал, но снял все последнее с «Иртыша», будто надо ему для зимовки.
– Отнял запасы? Как он смел? Да что же вы смотрели?
– Да я прибыл в Аниву, когда с «Иртыша» уже было все снято.
– Так вот он каков, Буссэ. А я было надеялся на него!
«Но каков Дмитрий Иванович! – думал Невельской. – Бесстрашный путешественник, а с бюрократами бессилен, бумаг и доносов боится. Пуганая ворона! Из-за боязни ответственности он в пятидесятом году гиляков струсил. В страхе перед штемпелем и кокардой! Ярыг боится!»
– А что же командир «Иртыша» Гаврилов?
Дмитрий Иванович развел руками.
Рапорты от Бошняка, Гаврилова и Клинковстрема были один другого тревожнее. У Гаврилова один умер и пять больных. И это еще в конце ноября, а теперь январь. Что же там сейчас?
В Хади Орлов пришел на «Иртыше» после исследования Сахалина. Оттуда через горы сухопутьем отправился на Амур. Но путь оказался не на десять дней, как уверяли туземцы. Орлов пробирался целый месяц. Съел собак, остались две, и те не шли. Силы покидали его. Лежа у костра, он умирал с голоду. Ночью его нашел Петров, шедший с огнем в руке.
– Где Афоня? – спросил Невельской, обращаясь к своим офицерам.
– Кочует с оленями на озере Чля, – отвечал поручик Воронин.
Невельской велел немедленно послать за ним.
– Да он здесь, в лавке, сегодня приехал.
– Цингу можно лечить свежим оленьим мясом? – обратился Невельской к доктору.
– Конечно! – отвечал доктор Орлов.
Явился Афоня.
– Сколько у нас оленей?
– Сколько надо?
– Штук восемь можешь перегнать в Императорскую гавань?
– Надо маленько подумать.
– В Императорской – цинга повальная!
– Немало пройдет времени, олени далеко, – сказал Афоня.
Невельской приказал Разградскому, который только что прибыл вместе с Орловым, немедленно возвращаться в Кизи. По сведениям, доставленным осенью Петровым, неподалеку от Мариинского поста, в горах, кочуют тунгусы. Невельской велел немедля искать их и уговориться, чтобы тем же путем, которым проехал Орлов, они скорее гнали оленей через горы в Императорскую. Исполнив это поручение, Разградский должен ехать в Императорскую на трех нартах с грузом продовольствия, но совсем другой дорогой: несколько сот верст вверх по Амуру, до устья реки Хунгари, которая вытекает из хребта, отделяющего среднее течение Амура от океанского побережья, и по реке Хунгари подняться вверх. По рассказам Чумбоки и его брата Удоги, там есть перевал через горы в верховья другой речки, которая приведет к гавани Хади. Разградскому даны всевозможные предметы и отрезы материи на подарки туземцам-проводникам, которых предстоит нанимать. Велено найти Удогу; он доведет до Хунгари, поможет нанять там гольдов, которые доставят грузы в Хади. Если это все удастся, то Данила Григорьевич может возвратиться.
Гаврилову, Клинковстрему и Бошняку были написаны письма в Мариинский пост, а Петрову послано приказание возвращаться в Николаевск к исполнению обязанностей начальника поста. Николаевский пост надо приводить в порядок, готовиться к севу и строительству.
Вскоре Разградский уехал, и в тот же вечер с озера явился Афоня с оленями. Он получил в магазине табак, водку, продукты и наутро отправился дальше. С тех пор прошло больше месяца, новых известий от Бошняка нет, и нет ничего от Разградского.
… Из Николаевского поста прибыл капитан-лейтенант Александр Васильевич Бачманов. Он замещал Петрова, который строил летом и осенью пост на Кизи и там же провел часть зимы. Теперь Петров возвратился на свой любимый Николаевский пост.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183