Нетрудно догадаться, что ни одна ортодоксальная
религия не приняла это доказательство к сведению. Хотя трансфинитное
пространство оказалось необычайно интересным объектом научных
исследований, они ничем не обогатили эпистемологию, потому что речь тут
шла о всеведущей системе, то есть системе, в которой никакую информацию
искать не нужно, да и невозможно. (Говоря до наивности просто, всеведение
есть одновременно предпосылка и атрибут этого поразительного творения
абстрактной мысли, и с реальной Вселенной оно никаких точек
соприкосновения не имеет.) Как если бы вы, потеряв у себя дома чайную
ложечку, приступили бы к ее поискам с таким размахом, что создали бы
идеальную систему безошибочного отыскания, которая, разумеется, есть не
что иное, как система Отыскания Всего На Свете, и потому ничего не может
сказать по вопросу о ложечке ввиду его очевидной тривиальности. Найдистика
относится к исканистике приблизительно так же, как чистая математика к
прикладной. Разделение общей ариаднологии на практическую и абстрактную
ухудшило положение, потому что чем более мощным умом обладал ариаднолог,
тем больше его интересовали свойства Всенаходящей Системы и тем меньше -
банальное копание во внутренностях искусственной планетарной памяти, этого
захламленного склада знаний. Поэтому кризис науки казался неизлечимым, и
все же люзанцы избавились от него, именно избавились, а не преодолели на
избранном ими пути; они просто вылили из купели воду вместе с ребенком,
иначе говоря, им удалось совершенно избавиться от самой науки - во всяком
случае, от науки в известной нам форме. На Энции уже больше ста лет нет
никаких ученых, есть только граждане, которые учатся у преподавателей, а
преподаватели эти - даже не усовершенствованные цифровые машины, но
шустры. Освоение шустрологии стоило мне шести бессонных ночей; я
пришпоривал свой бедный мозг целыми литрами кофе. Шустры - это логические
элементы, невидимые невооруженным глазом, потому что размерами они
сравнимы с большими молекулами. Изготовляют их другие шустры - методом,
напоминающем изготовление молекул белка в живом организме; впрочем, не
буду вдаваться в технические подробности. Этот переворот был крайне
болезненным для люзанских ученых, и целые ученые советы кончали
самоубийством, осознав, что написание магистерских и даже докторских
диссертаций не имеет уже ни малейшего смысла и даже самый умный аспирант
или докторант оказывается в положении человека, который пытается каменным
топором изготовить каменный нож, хотя машины уже производят в тысячу раз
лучшие ножи из закаленной стали. Одновременно произошло так называемое
упразднение эмпирии, а тем самым и ликвидация каких бы то ни было
экспериментов, лабораторных и полевых. Не нужно проводить эксперименты
реально, так как специальная шустринная система может осуществить любой
эксперимент in abstracto [в абстракции (лат.)], и притом со скоростью
света, так что не нужно ждать, пока вырастет какая-нибудь дубрава у
какого-нибудь ручья, чтобы исследовать ее влияние на микроклимат: то, что
раньше заняло бы сто лет, шустры сделают в мгновение ока. Впрочем,
мгновение ока для них чертовски долгое время, ведь это чуть ли не одна
десятая секунды, а им хватает одной миллионной. Но и эти ошустренные
эксперименты проводили только вначале, как бы по инерции, по привычке, по
традиции. Ведь микроклимат всегда исследуют с какой-нибудь целью, поэтому
достаточно определить эту цель, не заботясь о промежуточных этапах; и
занимаются этим целеведы, прежде называвшиеся телеономами. Необходимо
заметить, что цель может быть совершенно идиотской: например, чтобы
сегодня шел дождь зеленого цвета, завтра - бледно-лимонного, да вдобавок
каждый из них сопровождался бы радугой, или чтобы пижама ласковыми
прикосновениями баюкала нас ко сну, а утром будила в назначенный час при
помощи деликатного массажа, - и весь производственный цикл, необходимый
для изготовления таких пижам или атмосферных осадков, будет тут же
автоматически разработан и внедрен. А тот, кому интересно, как это
делается, запишется на поливерситет (разумеется, ошустренный), где сперва
дидакторы ему объяснят, какие вопросы имеет смысл задавать, так как на
глупые вопросы нет умных ответов, и по окончании курса вопросологии он
может узнавать обо всем, что его интересует; но это отнюдь не профессия -
скорее уж хобби. Вопросы образуют так называемую пирамидальную иерархию,
или, может, иерархическую пирамиду, не помню точно, и в этой иерархии
имеется так называемый уровень Тютиквоцитока, именуемый также верхним
пределом, поскольку выше этого уровня никто уже не в состоянии понять ни
вопроса, ни ответа, - прежде всего потому, что пришлось бы всю жизнь
посвятить одному-единственному вопросу и одному ответу, и даже этого было
бы недостаточно, ибо умственные силы с возрастом угасают, а здесь они
должны бы были непрерывно расти по крайней мере сто, а то и тысячу лет.
Так что любопытствующий умрет раньше, чем толком спросит, и толком узнает
то, что хотел. Зато из ответов на вопросы, задаваемые ниже барьера
Тютиквоцитока, можно извлекать практическую пользу, и тут нет ничего
удивительного и ничего нового, ибо, как объясняет дидактор ТИТИПИК
84931109 в пособии для начальных школ, чтобы съесть ржаную лепешку, не
обязательно знать ни историю возникновения ржи, ни способы ее выращивания,
ни теорию и практику хлебопечения, а нужно только вонзить зубы в лепешку и
баста. Итак, наука одела траур по самой себе, что, впрочем, мало трогало
люзанскую общественность; та, хотя и была обязана науке расцветом
цивилизации, все больше ругала ученых за этот расцвет, а значит, и наукой
была сыта по горло; теперь же, слава Богу, похоже было на то, что никто
уже не сможет превозноситься над согражданами в качестве докторизованного
доцента, и это пришлось весьма по вкусу простому человеку с его
демократическими замашками. Разум не сдали в архив, но гордиться им отныне
можно было только частным образом, как чистой и без веснушек кожей,
которая, как известно, никаких социальных привилегий не дает. Желающие,
разумеется, могли заниматься наукой по-старому, то было безвредное
увлечение вроде сооружения дворцов из спичечных коробков или запуска
воздушных змеев. Кажется и сегодня в Люзании хватает чудаков, которые с
энтузиазмом предаются этому ребяческому, в сущности, занятию в тайной
надежде открыть что-нибудь такое, что положит конец всей шустронике, но
это несбыточные мечты бедолаг, которым не довелось родиться в стародавнее
время, когда они, наверное, стали бы местными Ньютонами или Дарвинами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
религия не приняла это доказательство к сведению. Хотя трансфинитное
пространство оказалось необычайно интересным объектом научных
исследований, они ничем не обогатили эпистемологию, потому что речь тут
шла о всеведущей системе, то есть системе, в которой никакую информацию
искать не нужно, да и невозможно. (Говоря до наивности просто, всеведение
есть одновременно предпосылка и атрибут этого поразительного творения
абстрактной мысли, и с реальной Вселенной оно никаких точек
соприкосновения не имеет.) Как если бы вы, потеряв у себя дома чайную
ложечку, приступили бы к ее поискам с таким размахом, что создали бы
идеальную систему безошибочного отыскания, которая, разумеется, есть не
что иное, как система Отыскания Всего На Свете, и потому ничего не может
сказать по вопросу о ложечке ввиду его очевидной тривиальности. Найдистика
относится к исканистике приблизительно так же, как чистая математика к
прикладной. Разделение общей ариаднологии на практическую и абстрактную
ухудшило положение, потому что чем более мощным умом обладал ариаднолог,
тем больше его интересовали свойства Всенаходящей Системы и тем меньше -
банальное копание во внутренностях искусственной планетарной памяти, этого
захламленного склада знаний. Поэтому кризис науки казался неизлечимым, и
все же люзанцы избавились от него, именно избавились, а не преодолели на
избранном ими пути; они просто вылили из купели воду вместе с ребенком,
иначе говоря, им удалось совершенно избавиться от самой науки - во всяком
случае, от науки в известной нам форме. На Энции уже больше ста лет нет
никаких ученых, есть только граждане, которые учатся у преподавателей, а
преподаватели эти - даже не усовершенствованные цифровые машины, но
шустры. Освоение шустрологии стоило мне шести бессонных ночей; я
пришпоривал свой бедный мозг целыми литрами кофе. Шустры - это логические
элементы, невидимые невооруженным глазом, потому что размерами они
сравнимы с большими молекулами. Изготовляют их другие шустры - методом,
напоминающем изготовление молекул белка в живом организме; впрочем, не
буду вдаваться в технические подробности. Этот переворот был крайне
болезненным для люзанских ученых, и целые ученые советы кончали
самоубийством, осознав, что написание магистерских и даже докторских
диссертаций не имеет уже ни малейшего смысла и даже самый умный аспирант
или докторант оказывается в положении человека, который пытается каменным
топором изготовить каменный нож, хотя машины уже производят в тысячу раз
лучшие ножи из закаленной стали. Одновременно произошло так называемое
упразднение эмпирии, а тем самым и ликвидация каких бы то ни было
экспериментов, лабораторных и полевых. Не нужно проводить эксперименты
реально, так как специальная шустринная система может осуществить любой
эксперимент in abstracto [в абстракции (лат.)], и притом со скоростью
света, так что не нужно ждать, пока вырастет какая-нибудь дубрава у
какого-нибудь ручья, чтобы исследовать ее влияние на микроклимат: то, что
раньше заняло бы сто лет, шустры сделают в мгновение ока. Впрочем,
мгновение ока для них чертовски долгое время, ведь это чуть ли не одна
десятая секунды, а им хватает одной миллионной. Но и эти ошустренные
эксперименты проводили только вначале, как бы по инерции, по привычке, по
традиции. Ведь микроклимат всегда исследуют с какой-нибудь целью, поэтому
достаточно определить эту цель, не заботясь о промежуточных этапах; и
занимаются этим целеведы, прежде называвшиеся телеономами. Необходимо
заметить, что цель может быть совершенно идиотской: например, чтобы
сегодня шел дождь зеленого цвета, завтра - бледно-лимонного, да вдобавок
каждый из них сопровождался бы радугой, или чтобы пижама ласковыми
прикосновениями баюкала нас ко сну, а утром будила в назначенный час при
помощи деликатного массажа, - и весь производственный цикл, необходимый
для изготовления таких пижам или атмосферных осадков, будет тут же
автоматически разработан и внедрен. А тот, кому интересно, как это
делается, запишется на поливерситет (разумеется, ошустренный), где сперва
дидакторы ему объяснят, какие вопросы имеет смысл задавать, так как на
глупые вопросы нет умных ответов, и по окончании курса вопросологии он
может узнавать обо всем, что его интересует; но это отнюдь не профессия -
скорее уж хобби. Вопросы образуют так называемую пирамидальную иерархию,
или, может, иерархическую пирамиду, не помню точно, и в этой иерархии
имеется так называемый уровень Тютиквоцитока, именуемый также верхним
пределом, поскольку выше этого уровня никто уже не в состоянии понять ни
вопроса, ни ответа, - прежде всего потому, что пришлось бы всю жизнь
посвятить одному-единственному вопросу и одному ответу, и даже этого было
бы недостаточно, ибо умственные силы с возрастом угасают, а здесь они
должны бы были непрерывно расти по крайней мере сто, а то и тысячу лет.
Так что любопытствующий умрет раньше, чем толком спросит, и толком узнает
то, что хотел. Зато из ответов на вопросы, задаваемые ниже барьера
Тютиквоцитока, можно извлекать практическую пользу, и тут нет ничего
удивительного и ничего нового, ибо, как объясняет дидактор ТИТИПИК
84931109 в пособии для начальных школ, чтобы съесть ржаную лепешку, не
обязательно знать ни историю возникновения ржи, ни способы ее выращивания,
ни теорию и практику хлебопечения, а нужно только вонзить зубы в лепешку и
баста. Итак, наука одела траур по самой себе, что, впрочем, мало трогало
люзанскую общественность; та, хотя и была обязана науке расцветом
цивилизации, все больше ругала ученых за этот расцвет, а значит, и наукой
была сыта по горло; теперь же, слава Богу, похоже было на то, что никто
уже не сможет превозноситься над согражданами в качестве докторизованного
доцента, и это пришлось весьма по вкусу простому человеку с его
демократическими замашками. Разум не сдали в архив, но гордиться им отныне
можно было только частным образом, как чистой и без веснушек кожей,
которая, как известно, никаких социальных привилегий не дает. Желающие,
разумеется, могли заниматься наукой по-старому, то было безвредное
увлечение вроде сооружения дворцов из спичечных коробков или запуска
воздушных змеев. Кажется и сегодня в Люзании хватает чудаков, которые с
энтузиазмом предаются этому ребяческому, в сущности, занятию в тайной
надежде открыть что-нибудь такое, что положит конец всей шустронике, но
это несбыточные мечты бедолаг, которым не довелось родиться в стародавнее
время, когда они, наверное, стали бы местными Ньютонами или Дарвинами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97