Я подсчитал: она утонет
по самый нос всего за неделю. Надо начинать ускоренную разведку. Но как ее
ускоришь в таких условиях? Поскольку вчерашний день был нулевым,
сегодняшнему присваиваю номер первый. Обратно вернулся вымазанный как сто
чертей, зато видел курдля. Впрочем, это с таким же успехом мог быть Куэрдл
или же QRDL. Было слишком темно, даже в поле зрения ноктовизора, чтобы
толком разобраться. Чудовищная тварь. Он все проходил мимо меня, проходил
и проходил, и конца этому прохождению не было, хотя шел он все время
рысью. Что ему грязь, если у него ноги как башни. Я оценил его в четверть
мили, или, если хотите, узла - учитывая водянистый характер местности.
Выходит, я видел натурального курдля. Курдли существуют. Это животные, а
не какие-то там градозавры. Но может ли мое наблюдение служить
доказательством?
Не затащу же я курдля на борт ракеты. Надо подумать. Завтра следующая
разведка, на этот раз днем.
ДЕНЬ ВТОРОЙ
На этой планете творятся невероятные вещи. Вернее, омерзительные. Я
еще не оправился от потрясения. Я собственными глазами видел, как большой
курдль подошел к курдлю поменьше - это было в чистом поле, довольно даже
сухом, заросшем рыжеющей травкой, в какой на Земле водятся рыжики, - так
вот, значит, подбежал он к этому малышу, который спокойно пасся себе,
тщательно обнюхал его, и тут великана вырвало, а тогда тот, маленький,
припал сперва на передние, потом на задние колени, в точности как верблюд
(по размерам больше кита), съел все это, облизнулся и завыл. И завыл он
так дико, глухо, хрипло и так тоскливо, так безнадежно и мрачно, словно
голосили эти вечно пасмурные просторы, - у меня просто мороз прошел по
телу, еще переполненному омерзением. Тогда тот, побольше, схватил
коленопреклоненного за ухо и, оборвав его одним щелканьем пасти, начал
жевать, методично чавкая и шевеля губами вверх-вниз, как корова,
обгрызающая молодые побеги. Потом надгрыз тому второе ухо, но сразу же
выплюнул, словно оно ему не понравилось. Тогда малыш, припавший к земле,
зашевелился. Его явно тошнило. Большой и маленький курдли, глядя друг
другу в стеклянные вылупленные глаза, зарычали так, что у меня волосы
стали дыбом. Затем поднялись, стали рыть землю задними ногами и разошлись
без спешки в разные стороны. Что бы это значило? Я осторожно приблизился к
затоптанному месту, с поистине колодезными ямами - следами их ног; ноги у
них расширяются у пятки, и каждая шире небольшой виллы. Из зеленоватой
лужи величиной с пруд тишком, молчком вылезали низкие, сгорбленные
существа, вполне гуманоидные, двуногие, но сзади у каждого имелась лишняя
пара куцых конечностей, по которым стекала не то чтобы вода, а, скорее,
жижа, о происхождении которой я предпочитал не задумываться. Они были явно
знакомы с цивилизацией, потому что носили одежду, и притом двубортную, с
пуговицами спереди и сзади, а также широкие хлястики - в точности как у
реглана; а эти их добавочные отростки были вовсе не ноги, но полы одежды,
напоминающей сшитый из двух половин фрак. Я принял их за конечности,
потому что они мешкообразно оттопыривались и размеренно покачивались на
ходу; но потом кто-то из них сунул туда руку, и в ней появился бурдючок,
который был немедленно приложен ко рту. Значит, это были карманы для еды и
питья. То и дело прикладываясь к своим бурдючкам, они понабирали в мешки
водорослей, плавающих в луже, затем один, повыше ростом, что-то прокашлял,
все выстроились в длинную шеренгу, и откуда-то - понятия не имею, откуда -
появился письменный стол. Должно быть, складной, и кто-нибудь нес его на
спине, как рюкзак. Тот, повыше, уселся за стол, и образовавшаяся на моих
глазах длинная очередь начала медленно продвигаться вперед; проходя перед
сидящим - каким-то чиновником, в этом я уже не сомневался, - каждый
поочередно предъявлял ему белый треугольник, зажатый в руке, то ли
удостоверение, то ли просто карточку из плотной бумаги или пластика.
Чиновник, рассевшись с широко расставленными и согнутыми назад коленями,
со всеми вел себя одинаково: смотрел на карточку, потом на лицо
проверяемого и наконец заглядывал в небольшую, но очень толстую, мокрую,
грязную книгу или тетрадь, водя пальцем по страницам, как если бы искал
там нужный номер. Затем брал треугольник, клал на стол, шлепал печатью и
издавал отрывистое покашливание, а я не мог взять в толк, как это он может
делать все сразу: ведь чтобы листать книгу, требовалась третья рука, а у
него, безусловно, были всего лишь две, но тут я заметил, что сидит он не
на стуле, а на одном из своих собратьев, и тот, согнувшись под тяжестью
чиновника, поминутно подсовывает ему какой-то список или каталог. Шло это
довольно гладко, но у меня занемели ноги от стояния в неудобной позе за
кучей грязи; наконец проверка кончилась, стол со сложенными ножками
взвалили кому-то на спину, все построились в колонну по трое и зашагали
прямо к линии горизонта, туда, где синел густой лес. Я все это время сидел
пригнувшись, не решаясь высунуть носа. Вернувшись в ракету, долго мылся,
чистил и драил одежду, особенно обувь, и размышлял об увиденном.
ДЕНЬ ТРЕТИЙ
Многое дал бы я, чтобы понять то, что мне довелось сегодня увидеть. Я
отошел от ракеты на добрых пятнадцать узлов, места там гораздо суше, но из
расположенного по соседству болота плывут над самой землей белесые полосы
тумана. Сперва я встретил одинокого курдля-самца - он спал на солнце,
которое висело еще довольно низко. Должно быть, сны ему снились плохие,
потому что он ужасно хрипел, а когда вздыхал, из его полуоткрытой пасти
вырывался настоящий вихрь, разгонявший влажные испарения. Вонь едва не
свалила меня с ног, поэтому я выполнил обходной маневр и зашел с
наветренной стороны, чтобы сделать несколько снимков. Это удалось бы как
нельзя лучше, но, увы, при перезарядке кассеты упали в яму, заполненную до
краев водой и грязью, - след его ног, но я не решился нырнуть в эту липкую
лужу. Этот курдль был настоящий колосс. Издали я было принял его за
какой-то корабль, выброшенный бурей на берег, пока не увидел, как
раздуваются от дыхания его бока. Со спины у него свисали лохмотья линяющей
шкуры. Большой части хвоста недоставало. Потом в путеводителе я нашел
описание таких особей - они теряют хвост, потому что сами его надгрызают.
Такой курдль, обычно уже поседевший и серьезно пораженный склерозом,
зовется плешехвостом. Как я вскоре убедился, старик был обитаем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
по самый нос всего за неделю. Надо начинать ускоренную разведку. Но как ее
ускоришь в таких условиях? Поскольку вчерашний день был нулевым,
сегодняшнему присваиваю номер первый. Обратно вернулся вымазанный как сто
чертей, зато видел курдля. Впрочем, это с таким же успехом мог быть Куэрдл
или же QRDL. Было слишком темно, даже в поле зрения ноктовизора, чтобы
толком разобраться. Чудовищная тварь. Он все проходил мимо меня, проходил
и проходил, и конца этому прохождению не было, хотя шел он все время
рысью. Что ему грязь, если у него ноги как башни. Я оценил его в четверть
мили, или, если хотите, узла - учитывая водянистый характер местности.
Выходит, я видел натурального курдля. Курдли существуют. Это животные, а
не какие-то там градозавры. Но может ли мое наблюдение служить
доказательством?
Не затащу же я курдля на борт ракеты. Надо подумать. Завтра следующая
разведка, на этот раз днем.
ДЕНЬ ВТОРОЙ
На этой планете творятся невероятные вещи. Вернее, омерзительные. Я
еще не оправился от потрясения. Я собственными глазами видел, как большой
курдль подошел к курдлю поменьше - это было в чистом поле, довольно даже
сухом, заросшем рыжеющей травкой, в какой на Земле водятся рыжики, - так
вот, значит, подбежал он к этому малышу, который спокойно пасся себе,
тщательно обнюхал его, и тут великана вырвало, а тогда тот, маленький,
припал сперва на передние, потом на задние колени, в точности как верблюд
(по размерам больше кита), съел все это, облизнулся и завыл. И завыл он
так дико, глухо, хрипло и так тоскливо, так безнадежно и мрачно, словно
голосили эти вечно пасмурные просторы, - у меня просто мороз прошел по
телу, еще переполненному омерзением. Тогда тот, побольше, схватил
коленопреклоненного за ухо и, оборвав его одним щелканьем пасти, начал
жевать, методично чавкая и шевеля губами вверх-вниз, как корова,
обгрызающая молодые побеги. Потом надгрыз тому второе ухо, но сразу же
выплюнул, словно оно ему не понравилось. Тогда малыш, припавший к земле,
зашевелился. Его явно тошнило. Большой и маленький курдли, глядя друг
другу в стеклянные вылупленные глаза, зарычали так, что у меня волосы
стали дыбом. Затем поднялись, стали рыть землю задними ногами и разошлись
без спешки в разные стороны. Что бы это значило? Я осторожно приблизился к
затоптанному месту, с поистине колодезными ямами - следами их ног; ноги у
них расширяются у пятки, и каждая шире небольшой виллы. Из зеленоватой
лужи величиной с пруд тишком, молчком вылезали низкие, сгорбленные
существа, вполне гуманоидные, двуногие, но сзади у каждого имелась лишняя
пара куцых конечностей, по которым стекала не то чтобы вода, а, скорее,
жижа, о происхождении которой я предпочитал не задумываться. Они были явно
знакомы с цивилизацией, потому что носили одежду, и притом двубортную, с
пуговицами спереди и сзади, а также широкие хлястики - в точности как у
реглана; а эти их добавочные отростки были вовсе не ноги, но полы одежды,
напоминающей сшитый из двух половин фрак. Я принял их за конечности,
потому что они мешкообразно оттопыривались и размеренно покачивались на
ходу; но потом кто-то из них сунул туда руку, и в ней появился бурдючок,
который был немедленно приложен ко рту. Значит, это были карманы для еды и
питья. То и дело прикладываясь к своим бурдючкам, они понабирали в мешки
водорослей, плавающих в луже, затем один, повыше ростом, что-то прокашлял,
все выстроились в длинную шеренгу, и откуда-то - понятия не имею, откуда -
появился письменный стол. Должно быть, складной, и кто-нибудь нес его на
спине, как рюкзак. Тот, повыше, уселся за стол, и образовавшаяся на моих
глазах длинная очередь начала медленно продвигаться вперед; проходя перед
сидящим - каким-то чиновником, в этом я уже не сомневался, - каждый
поочередно предъявлял ему белый треугольник, зажатый в руке, то ли
удостоверение, то ли просто карточку из плотной бумаги или пластика.
Чиновник, рассевшись с широко расставленными и согнутыми назад коленями,
со всеми вел себя одинаково: смотрел на карточку, потом на лицо
проверяемого и наконец заглядывал в небольшую, но очень толстую, мокрую,
грязную книгу или тетрадь, водя пальцем по страницам, как если бы искал
там нужный номер. Затем брал треугольник, клал на стол, шлепал печатью и
издавал отрывистое покашливание, а я не мог взять в толк, как это он может
делать все сразу: ведь чтобы листать книгу, требовалась третья рука, а у
него, безусловно, были всего лишь две, но тут я заметил, что сидит он не
на стуле, а на одном из своих собратьев, и тот, согнувшись под тяжестью
чиновника, поминутно подсовывает ему какой-то список или каталог. Шло это
довольно гладко, но у меня занемели ноги от стояния в неудобной позе за
кучей грязи; наконец проверка кончилась, стол со сложенными ножками
взвалили кому-то на спину, все построились в колонну по трое и зашагали
прямо к линии горизонта, туда, где синел густой лес. Я все это время сидел
пригнувшись, не решаясь высунуть носа. Вернувшись в ракету, долго мылся,
чистил и драил одежду, особенно обувь, и размышлял об увиденном.
ДЕНЬ ТРЕТИЙ
Многое дал бы я, чтобы понять то, что мне довелось сегодня увидеть. Я
отошел от ракеты на добрых пятнадцать узлов, места там гораздо суше, но из
расположенного по соседству болота плывут над самой землей белесые полосы
тумана. Сперва я встретил одинокого курдля-самца - он спал на солнце,
которое висело еще довольно низко. Должно быть, сны ему снились плохие,
потому что он ужасно хрипел, а когда вздыхал, из его полуоткрытой пасти
вырывался настоящий вихрь, разгонявший влажные испарения. Вонь едва не
свалила меня с ног, поэтому я выполнил обходной маневр и зашел с
наветренной стороны, чтобы сделать несколько снимков. Это удалось бы как
нельзя лучше, но, увы, при перезарядке кассеты упали в яму, заполненную до
краев водой и грязью, - след его ног, но я не решился нырнуть в эту липкую
лужу. Этот курдль был настоящий колосс. Издали я было принял его за
какой-то корабль, выброшенный бурей на берег, пока не увидел, как
раздуваются от дыхания его бока. Со спины у него свисали лохмотья линяющей
шкуры. Большой части хвоста недоставало. Потом в путеводителе я нашел
описание таких особей - они теряют хвост, потому что сами его надгрызают.
Такой курдль, обычно уже поседевший и серьезно пораженный склерозом,
зовется плешехвостом. Как я вскоре убедился, старик был обитаем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97