но вряд ли стоит сразу
лезть к хозяевам с жалобами, я же вижу, как они стараются. Весь этот
Олимп, изготовленный для меня одного, чтобы я чувствовал себя как дома,
досаждает мне страшно. Но привередничать не приходится - и без того я
чувствую себя глупо; председатель Общества дружбы явился ко мне в
сопровождении двух носильщиков, тащивших мешок - как оказалось, с пеплом,
которым он посыпал себе голову, пав предо мной на колени. В довершение
всего этот председатель похож на меня как две капли воды. Открыв шкаф,
чтобы повесить туда рубашку, я остолбенел - там стоял кентавр, правда,
маленький, как пони. Он что-то продекламировал мне, должно быть,
по-древнегречески. Он к тому же и массажист, и знает толк в винах. Утром
меня разбудило душное облако амбры, нарда и мускуса. Обе Афродиты стояли
возле кровати с кадильницами в руках; я живо прогнал их обратно в ниши,
давясь кашлем и с глазами, полными слез. По моему приказанию Меркурий
проветрил комнату. Но все же я предпочел бы несколько умерить
гостеприимство хозяев, - и чтобы эти Афродиты, в конце концов, во
что-нибудь оделись. Начинаю догадываться, как они все это
запрограммировали: на основании фотограмм из Лувра и прочих земных музеев.
Кроме кентавра, в шкафу сидит Аполлон. Он уже не поет - по моему
недвусмысленному приказу. Переход от курдляндских болот и подвала с
ошейником к этой фантастической роскоши был настолько внезапным, что все
это я воспринимал как сон. Еда превосходная, если не считать темного
соуса, которым все поливают. Я в столице, именуемой СПР. Одна переводилка
переводит это как Эспри, другая - как Гесперида. Пусть будет Гесперида.
Отныне начинаю указывать даты. Сегодня пятое грязнаря. Это не соус, это
нектар. Откуда им было взять рецепт, если даже нам он неизвестен? На вкус
- майонез с лакрицей. Выливаю, а остатки соскребываю со шницелей ложечкой.
Председатель пришел опять, чтобы обсудить программу моего пребывания.
Завтра у меня встреча с верховным фелицейским. А может, его называют
иначе, не запомнил. Председатель уже не так похож на меня, как в первый
день. Такой уж, наверное, у них обычай. Гоню амурчиков прочь изо всех сил,
опасаясь за свою тушу. Надо еще подумать, как, не обижая хозяев,
избавиться от этой олимпийской толпы. Медузу я прикрыл полотенцем,
Каллипиге дал свой купальный халат. Но это лишь полумеры.
ПЕРВЫЙ ИНГИБИТОР
Не знаю, какое нынче грязнаря, - потерял календарик. Слава Богу,
избавился от Олимпа, а заодно - от Председателя Дружбы, который стал
просто невыносим. Он уверял меня, что мое лицо почти не вызывает
отвращения. Своим освобождением я обязан Кикериксу. Это молодой историк и
в то же время людист (гомовед). Он пришел ко мне в гостиницу, прослышав о
прибытии человека. Между прочим, он показал мне, как включать Медузу
(которую я занавешивал полотенцем), чтобы все боги окаменели и рассыпались
в белый порошок, самостоятельно прячущийся под кроватью. Не знаю, что его
туда втягивает, но спрашивать не стал. Вообще стараюсь задавать как можно
меньше вопросов, ведь что подумали бы в "Хилтоне" о постояльце, который бы
стал выяснять, почему светится лампа и как размножается горничная. Мой
новый знакомый так со мной подружился, что я зову его просто Киксом. Он
привел меня в социомат, на наглядную лекцию по истории. Аппарат
настраивают на любое общество, с параметрами, скажем, романтическими или
средневековыми, и управляют им - обычно на пару. Один игрок правит, второй
играет за управляемое общество. Впрочем, играть в моделируемую историю
могут и несколько человек, заведуя партиями, армией, средним сословием и
так далее. Выигрывает тот, кто получает перевес к концу получасового
сеанса. Все это, вместе с общественными движениями, протекает с
тысячекратным ускорением, и нужна порядочная сноровка. Я был императором,
а Кикерикс предводителем масс. Он сверг меня с трона за пять минут,
включив себе сильную харизму. Напрасно я пытался помешать ему эдиктами, а
видя, что дело плохо, сделал решающую ошибку, снизив подати. Теорию
надобно знать. Устранение нужды немедленно ведет к непомерному росту
аппетитов и угрожает волнениями более опасными, чем при нищете.
Социоматика - непростое искусство. Я не знал, например, что отсутствие
нехваток - вовсе не плюс, а ноль и что всего важнее невидимые параметры,
особенно параметры переживаний. Чем выше ты стоишь в общественной
иерархии, тем меньше ощущаешь беды своей эпохи, катаясь как сыр в масле,
но еще важнее может оказаться то, чего увидеть нельзя. Наблюдаемые
величины не равняются переживаемым: к примеру, для аристократки
неприглашение на придворный бал будет таким же несчастьем, как для бедной
поселянки - отсутствие хлеба для детей. Это, казалось бы, общеизвестно, но
лишь у кормила социомата можно убедиться в этом на собственной шкуре. И
правда, удивительная игра, ведь общество ведет себя как живое; можно
влиять на него, формировать общественное мнение, успокаивать обещаниями,
но в меру и лишь до времени, ибо общество помнит все и реагирует
по-своему. К тому же исторические игру бывают разной степени сложности.
После включения научно-технической революции либо совершенно размягчается,
либо, напротив, отвердевает, - чертовски трудно балансировать посередке.
Зависть низов, говорил Кикерикс, поддержанная идеализмом реформаторов,
подталкивает историю к эгалитаризму, который приносит больше
разочарований, чем сатисфакции, поскольку и в обществе равных кажется, что
лучше всего живется другим.
Странно, но факт: в Швейцарии я ухитрился прошляпить историографию
предшустринного века. У них были те же заботы, что и у нас: кошмар
моторизации, энергетический кризис, монетарный хаос, политическая
сумятица, - и подобно нам они полагали, что летят в пропасть. Когда
энергетическое сырье все вышло, удалось синтезировать микробы,
перерабатывающие любой мусор в топливо. Bacillus benzinogenes, Sperocheta
oleopoetica [бензинородная бацилла, маслотворительная спирохета (лат.)], -
их покупали в таблетках, как винные дрожжи, бросали в мусорный бак,
заливали водой, и так пришел конец нефтяным крезам. Весь вчерашний день
ходил вместе с Киксом по музеям. В Музее техники видел бактериальный
ткацкий станок. Нужно раздеться догола, залезть в контейнер, весьма
похожий на ванну. Лежишь себе в теплом растворе, а когда через четверть
часа выходишь, на тебе уже готовая одежда, изготовленная портняжной
палочкой (Bacterium Sartoriferum);
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
лезть к хозяевам с жалобами, я же вижу, как они стараются. Весь этот
Олимп, изготовленный для меня одного, чтобы я чувствовал себя как дома,
досаждает мне страшно. Но привередничать не приходится - и без того я
чувствую себя глупо; председатель Общества дружбы явился ко мне в
сопровождении двух носильщиков, тащивших мешок - как оказалось, с пеплом,
которым он посыпал себе голову, пав предо мной на колени. В довершение
всего этот председатель похож на меня как две капли воды. Открыв шкаф,
чтобы повесить туда рубашку, я остолбенел - там стоял кентавр, правда,
маленький, как пони. Он что-то продекламировал мне, должно быть,
по-древнегречески. Он к тому же и массажист, и знает толк в винах. Утром
меня разбудило душное облако амбры, нарда и мускуса. Обе Афродиты стояли
возле кровати с кадильницами в руках; я живо прогнал их обратно в ниши,
давясь кашлем и с глазами, полными слез. По моему приказанию Меркурий
проветрил комнату. Но все же я предпочел бы несколько умерить
гостеприимство хозяев, - и чтобы эти Афродиты, в конце концов, во
что-нибудь оделись. Начинаю догадываться, как они все это
запрограммировали: на основании фотограмм из Лувра и прочих земных музеев.
Кроме кентавра, в шкафу сидит Аполлон. Он уже не поет - по моему
недвусмысленному приказу. Переход от курдляндских болот и подвала с
ошейником к этой фантастической роскоши был настолько внезапным, что все
это я воспринимал как сон. Еда превосходная, если не считать темного
соуса, которым все поливают. Я в столице, именуемой СПР. Одна переводилка
переводит это как Эспри, другая - как Гесперида. Пусть будет Гесперида.
Отныне начинаю указывать даты. Сегодня пятое грязнаря. Это не соус, это
нектар. Откуда им было взять рецепт, если даже нам он неизвестен? На вкус
- майонез с лакрицей. Выливаю, а остатки соскребываю со шницелей ложечкой.
Председатель пришел опять, чтобы обсудить программу моего пребывания.
Завтра у меня встреча с верховным фелицейским. А может, его называют
иначе, не запомнил. Председатель уже не так похож на меня, как в первый
день. Такой уж, наверное, у них обычай. Гоню амурчиков прочь изо всех сил,
опасаясь за свою тушу. Надо еще подумать, как, не обижая хозяев,
избавиться от этой олимпийской толпы. Медузу я прикрыл полотенцем,
Каллипиге дал свой купальный халат. Но это лишь полумеры.
ПЕРВЫЙ ИНГИБИТОР
Не знаю, какое нынче грязнаря, - потерял календарик. Слава Богу,
избавился от Олимпа, а заодно - от Председателя Дружбы, который стал
просто невыносим. Он уверял меня, что мое лицо почти не вызывает
отвращения. Своим освобождением я обязан Кикериксу. Это молодой историк и
в то же время людист (гомовед). Он пришел ко мне в гостиницу, прослышав о
прибытии человека. Между прочим, он показал мне, как включать Медузу
(которую я занавешивал полотенцем), чтобы все боги окаменели и рассыпались
в белый порошок, самостоятельно прячущийся под кроватью. Не знаю, что его
туда втягивает, но спрашивать не стал. Вообще стараюсь задавать как можно
меньше вопросов, ведь что подумали бы в "Хилтоне" о постояльце, который бы
стал выяснять, почему светится лампа и как размножается горничная. Мой
новый знакомый так со мной подружился, что я зову его просто Киксом. Он
привел меня в социомат, на наглядную лекцию по истории. Аппарат
настраивают на любое общество, с параметрами, скажем, романтическими или
средневековыми, и управляют им - обычно на пару. Один игрок правит, второй
играет за управляемое общество. Впрочем, играть в моделируемую историю
могут и несколько человек, заведуя партиями, армией, средним сословием и
так далее. Выигрывает тот, кто получает перевес к концу получасового
сеанса. Все это, вместе с общественными движениями, протекает с
тысячекратным ускорением, и нужна порядочная сноровка. Я был императором,
а Кикерикс предводителем масс. Он сверг меня с трона за пять минут,
включив себе сильную харизму. Напрасно я пытался помешать ему эдиктами, а
видя, что дело плохо, сделал решающую ошибку, снизив подати. Теорию
надобно знать. Устранение нужды немедленно ведет к непомерному росту
аппетитов и угрожает волнениями более опасными, чем при нищете.
Социоматика - непростое искусство. Я не знал, например, что отсутствие
нехваток - вовсе не плюс, а ноль и что всего важнее невидимые параметры,
особенно параметры переживаний. Чем выше ты стоишь в общественной
иерархии, тем меньше ощущаешь беды своей эпохи, катаясь как сыр в масле,
но еще важнее может оказаться то, чего увидеть нельзя. Наблюдаемые
величины не равняются переживаемым: к примеру, для аристократки
неприглашение на придворный бал будет таким же несчастьем, как для бедной
поселянки - отсутствие хлеба для детей. Это, казалось бы, общеизвестно, но
лишь у кормила социомата можно убедиться в этом на собственной шкуре. И
правда, удивительная игра, ведь общество ведет себя как живое; можно
влиять на него, формировать общественное мнение, успокаивать обещаниями,
но в меру и лишь до времени, ибо общество помнит все и реагирует
по-своему. К тому же исторические игру бывают разной степени сложности.
После включения научно-технической революции либо совершенно размягчается,
либо, напротив, отвердевает, - чертовски трудно балансировать посередке.
Зависть низов, говорил Кикерикс, поддержанная идеализмом реформаторов,
подталкивает историю к эгалитаризму, который приносит больше
разочарований, чем сатисфакции, поскольку и в обществе равных кажется, что
лучше всего живется другим.
Странно, но факт: в Швейцарии я ухитрился прошляпить историографию
предшустринного века. У них были те же заботы, что и у нас: кошмар
моторизации, энергетический кризис, монетарный хаос, политическая
сумятица, - и подобно нам они полагали, что летят в пропасть. Когда
энергетическое сырье все вышло, удалось синтезировать микробы,
перерабатывающие любой мусор в топливо. Bacillus benzinogenes, Sperocheta
oleopoetica [бензинородная бацилла, маслотворительная спирохета (лат.)], -
их покупали в таблетках, как винные дрожжи, бросали в мусорный бак,
заливали водой, и так пришел конец нефтяным крезам. Весь вчерашний день
ходил вместе с Киксом по музеям. В Музее техники видел бактериальный
ткацкий станок. Нужно раздеться догола, залезть в контейнер, весьма
похожий на ванну. Лежишь себе в теплом растворе, а когда через четверть
часа выходишь, на тебе уже готовая одежда, изготовленная портняжной
палочкой (Bacterium Sartoriferum);
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97