Все это сказки, дорогой господин Тиши. Как часто,
разрешите спросить, вас осыпали богатствами на открытых вами планетах?
Я на минуту задумался - подобный подход был для меня совершенно
новым.
- Ни разу, - ответил я наконец, - но ведь я никогда ни о чем не
просил, профессор...
- Вот видите! Чтобы получить, нужно сперва попросить, и то ничего не
известно. Ведь межзвездные отношения определяются политическими, а не
физическими постоянными. Физика действительна всюду, но разве случалось
вам видеть политика, который жаловался бы на гравитационную постоянную
Земли? Какие это физические законы возбраняют имущим делиться с
бедствующими? Просто диву даешься, как господа астрофизики могли не учесть
в своих рассуждениях столь очевидных вещей! Но мы уже подъезжаем.
Приглашаю вас посетить Институт Исторических Машин. Телефон я вам дал -
позвоните, и мы условимся.
Действительно, поезд уже стучал на развилках пути, показался вокзал.
Профессор спрятал "Звездные дневники" в портфель, взял накидку и сказал,
улыбаясь:
- Политические отношения развиваются в Космосе уже миллиарды лет, но
наблюдать их нельзя даже в самый большой телескоп. Поразмышляйте на досуге
об этом, а пока - до свидания, дорогой господин Тиши! Знакомство с вами
было для меня честью...
Я, все еще под сильным впечатлением от этой встречи, разыскал у
здания вокзала черный мерседес, в котором ожидал меня Трюрли. Садясь в
машину, я протянул ему руку. Он взглянул на меня, словно не мог взять в
толк, что это такое высовывается из моего рукава, а затем прикоснулся к
моей ладони кончиками пальцев. Хотя шофер не мог нас услышать, - он сидел
за прозрачной перегородкой, - адвокат произнес очень тихо:
- Господин Кюссмих дал показания...
- Сознался? Это хорошо, - машинально ответил я и тут же сообразил,
что сказал не то; ведь я разговаривал с его адвокатом.
- Для вас - нет, - бросил он холодно.
- Извините, что?
- Он сознался, что дарственная была трюком...
- Как это - трюком?.. Не понимаю.
- Будет лучше, если мы поговорим об этом у меня.
Мы замолчали. Его ледяной вид удивлял меня все больше; но когда мы
очутились в его кабинете, шило вылезло из мешка.
- Господин Тихий, - сказал Трюрли, усевшись за письменный стол, -
показания доктора Кюссмиха совершенно изменили ситуацию.
- Вы полагаете? Потому что они были ложными? Он оклеветал меня?
Адвокат сморщился, словно услышал что-то непристойное.
- Вы находитесь у адвоката, а не в зале суда. Клевета, - нет, вы
только подумайте! Уж не хотите ли вы сказать, господин Тихий, что доктор
Кюссмих ни с того ни с сего, ради ваших прекрасных глаз подарил вам объект
стоимостью восемьдесят три миллиона швейцарских франков?
- О стоимости речи не было... - пробормотал я, - и... и с этим вот вы
пришли ко мне...
- Я сделал то, что поручил мне мой клиент, - сказал Трюрли. Глаза у
него были голубые, как у профессора, но далеко не столь симпатичные.
- Как же так... Вы хотите сказать, что вручили мне эту дарственную с
задней мыслью?
- Мои мысли тут не при чем; это область моей психики, которая
правосудию безразлична. Итак, вы пытаетесь утверждать, что приняли в дар
от совершенно незнакомого вам человека восемьдесят три миллиона без всяких
укрытых соображений?
- Да что вы тут такое говорите, - начал было я, распаляясь гневом, но
он уставил на меня свой палец, как револьвер.
- Извините, но теперь я говорю. Если бы судей набрали со школьной
скамьи, возможно, они приняли бы ваши показания за чистую монету; но на
это рассчитывать не приходится. Подумать только! Человек, о котором вы
даже не слышали, дарит вам восемьдесят три миллиона, потому что, видите
ли, когда-то с удовольствием прочел книжку, которую вам заблагорассудилось
сочинить? И суд должен в это поверить?
Адвокат достал из роскошной шкатулки сигарету и закурил ее от
стоявшей возле чернильницы золотой зажигалки.
- Может быть, вы объясните мне, в чем дело? - сказал я, стараясь
сохранять хотя бы наружное спокойствие. - Что угодно господину Кюссмиху?
Чтобы я разделил с ним тюремную камеру?
- Доктор Кюссмих будет очищен от всех предъявленных ему ложных
обвинений, - произнес адвокат Трюрли, выдыхая дым в мою сторону, словно
хотел отогнать назойливое насекомое. - Боюсь, в камере вам придется сидеть
одному.
- Погодите. - Я все еще ничего не понимал. - Он подарил мне замок...
зачем? Он хочет взять его обратно?
Адвокат важно кивнул.
- Так какого черта было дарить? Ведь я не просил, я не знал -
а-а-а... он боялся, что на замок наложат арест, конфискуют, да?
Лицо адвоката не дрогнуло, но у меня словно шоры упали с глаз.
- Ладно, - сказал я воинственно, - однако замок все еще мой, мой по
закону...
- Не думаю, что вам это что-нибудь даст, ответил он равнодушно. -
Дарственная настолько невероятна, что признать ее недействительной -
пустячное дело.
- Понимаю, поэтому он дал ложные показания... но если судьи в это
поверят, он у них запоет...
- Не знаю, что вы понимаете под словом "запоет", - сказал Трюрли. -
Истцы давно уже вели дело к судебному процессу. Об этом знает каждый, кто
читает газеты. Доктор Кюссмих находился в нелегком положении, поскольку
первое заключение экспертов оказалось не в пользу "Мильмиля". Вы
использовали его минутную слабость, душевный кризис, вызванный тревогой за
благосостояние семьи. Он поступил вопреки моему совету, - я убеждал его,
что правда восторжествует и мы выиграем процесс. Так оно и будет. Поэтому
дело не дойдет до ареста имущества для взыскания суммы иска. Суду придется
выяснить только одно: как вы, иностранец, пытались нажиться на чужой беде.
- Так ему ничего не грозит? Хотя сам он признает, что хотел с помощью
дарственной отвертеться от описи имущества? Что он хотел...
- Никто не может быть наказан за то, что чего-то хотел.
- Значит, я тоже!
- Вы не только хотели, но и подписали известный вам документ.
- Но без задней мысли! Моя репутация безупречна! Я могу доказать это,
- тут я осекся, потому что адвокат изменился в лице, словно вершины Альп
при закате солнца.
- А _с_е_р_е_б_р_я_н_ы_е _л_о_ж_е_ч_к_и_?!! - загремел он, глядя на
меня с нескрываемым презрением.
На этом я закончу отчет о нашей беседе. Адвоката, рекомендованного
мне профессором Гнуссом, к которому я обратился за советом, звали Спутник
Финкельштейн. Он был маленький, чернявый и веселый. Он выслушал мою
историю до серебряных ложечек включительно, потер нос и сказал:
- Вы не удивляйтесь, что я все время провожу пальцем по носу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
разрешите спросить, вас осыпали богатствами на открытых вами планетах?
Я на минуту задумался - подобный подход был для меня совершенно
новым.
- Ни разу, - ответил я наконец, - но ведь я никогда ни о чем не
просил, профессор...
- Вот видите! Чтобы получить, нужно сперва попросить, и то ничего не
известно. Ведь межзвездные отношения определяются политическими, а не
физическими постоянными. Физика действительна всюду, но разве случалось
вам видеть политика, который жаловался бы на гравитационную постоянную
Земли? Какие это физические законы возбраняют имущим делиться с
бедствующими? Просто диву даешься, как господа астрофизики могли не учесть
в своих рассуждениях столь очевидных вещей! Но мы уже подъезжаем.
Приглашаю вас посетить Институт Исторических Машин. Телефон я вам дал -
позвоните, и мы условимся.
Действительно, поезд уже стучал на развилках пути, показался вокзал.
Профессор спрятал "Звездные дневники" в портфель, взял накидку и сказал,
улыбаясь:
- Политические отношения развиваются в Космосе уже миллиарды лет, но
наблюдать их нельзя даже в самый большой телескоп. Поразмышляйте на досуге
об этом, а пока - до свидания, дорогой господин Тиши! Знакомство с вами
было для меня честью...
Я, все еще под сильным впечатлением от этой встречи, разыскал у
здания вокзала черный мерседес, в котором ожидал меня Трюрли. Садясь в
машину, я протянул ему руку. Он взглянул на меня, словно не мог взять в
толк, что это такое высовывается из моего рукава, а затем прикоснулся к
моей ладони кончиками пальцев. Хотя шофер не мог нас услышать, - он сидел
за прозрачной перегородкой, - адвокат произнес очень тихо:
- Господин Кюссмих дал показания...
- Сознался? Это хорошо, - машинально ответил я и тут же сообразил,
что сказал не то; ведь я разговаривал с его адвокатом.
- Для вас - нет, - бросил он холодно.
- Извините, что?
- Он сознался, что дарственная была трюком...
- Как это - трюком?.. Не понимаю.
- Будет лучше, если мы поговорим об этом у меня.
Мы замолчали. Его ледяной вид удивлял меня все больше; но когда мы
очутились в его кабинете, шило вылезло из мешка.
- Господин Тихий, - сказал Трюрли, усевшись за письменный стол, -
показания доктора Кюссмиха совершенно изменили ситуацию.
- Вы полагаете? Потому что они были ложными? Он оклеветал меня?
Адвокат сморщился, словно услышал что-то непристойное.
- Вы находитесь у адвоката, а не в зале суда. Клевета, - нет, вы
только подумайте! Уж не хотите ли вы сказать, господин Тихий, что доктор
Кюссмих ни с того ни с сего, ради ваших прекрасных глаз подарил вам объект
стоимостью восемьдесят три миллиона швейцарских франков?
- О стоимости речи не было... - пробормотал я, - и... и с этим вот вы
пришли ко мне...
- Я сделал то, что поручил мне мой клиент, - сказал Трюрли. Глаза у
него были голубые, как у профессора, но далеко не столь симпатичные.
- Как же так... Вы хотите сказать, что вручили мне эту дарственную с
задней мыслью?
- Мои мысли тут не при чем; это область моей психики, которая
правосудию безразлична. Итак, вы пытаетесь утверждать, что приняли в дар
от совершенно незнакомого вам человека восемьдесят три миллиона без всяких
укрытых соображений?
- Да что вы тут такое говорите, - начал было я, распаляясь гневом, но
он уставил на меня свой палец, как револьвер.
- Извините, но теперь я говорю. Если бы судей набрали со школьной
скамьи, возможно, они приняли бы ваши показания за чистую монету; но на
это рассчитывать не приходится. Подумать только! Человек, о котором вы
даже не слышали, дарит вам восемьдесят три миллиона, потому что, видите
ли, когда-то с удовольствием прочел книжку, которую вам заблагорассудилось
сочинить? И суд должен в это поверить?
Адвокат достал из роскошной шкатулки сигарету и закурил ее от
стоявшей возле чернильницы золотой зажигалки.
- Может быть, вы объясните мне, в чем дело? - сказал я, стараясь
сохранять хотя бы наружное спокойствие. - Что угодно господину Кюссмиху?
Чтобы я разделил с ним тюремную камеру?
- Доктор Кюссмих будет очищен от всех предъявленных ему ложных
обвинений, - произнес адвокат Трюрли, выдыхая дым в мою сторону, словно
хотел отогнать назойливое насекомое. - Боюсь, в камере вам придется сидеть
одному.
- Погодите. - Я все еще ничего не понимал. - Он подарил мне замок...
зачем? Он хочет взять его обратно?
Адвокат важно кивнул.
- Так какого черта было дарить? Ведь я не просил, я не знал -
а-а-а... он боялся, что на замок наложат арест, конфискуют, да?
Лицо адвоката не дрогнуло, но у меня словно шоры упали с глаз.
- Ладно, - сказал я воинственно, - однако замок все еще мой, мой по
закону...
- Не думаю, что вам это что-нибудь даст, ответил он равнодушно. -
Дарственная настолько невероятна, что признать ее недействительной -
пустячное дело.
- Понимаю, поэтому он дал ложные показания... но если судьи в это
поверят, он у них запоет...
- Не знаю, что вы понимаете под словом "запоет", - сказал Трюрли. -
Истцы давно уже вели дело к судебному процессу. Об этом знает каждый, кто
читает газеты. Доктор Кюссмих находился в нелегком положении, поскольку
первое заключение экспертов оказалось не в пользу "Мильмиля". Вы
использовали его минутную слабость, душевный кризис, вызванный тревогой за
благосостояние семьи. Он поступил вопреки моему совету, - я убеждал его,
что правда восторжествует и мы выиграем процесс. Так оно и будет. Поэтому
дело не дойдет до ареста имущества для взыскания суммы иска. Суду придется
выяснить только одно: как вы, иностранец, пытались нажиться на чужой беде.
- Так ему ничего не грозит? Хотя сам он признает, что хотел с помощью
дарственной отвертеться от описи имущества? Что он хотел...
- Никто не может быть наказан за то, что чего-то хотел.
- Значит, я тоже!
- Вы не только хотели, но и подписали известный вам документ.
- Но без задней мысли! Моя репутация безупречна! Я могу доказать это,
- тут я осекся, потому что адвокат изменился в лице, словно вершины Альп
при закате солнца.
- А _с_е_р_е_б_р_я_н_ы_е _л_о_ж_е_ч_к_и_?!! - загремел он, глядя на
меня с нескрываемым презрением.
На этом я закончу отчет о нашей беседе. Адвоката, рекомендованного
мне профессором Гнуссом, к которому я обратился за советом, звали Спутник
Финкельштейн. Он был маленький, чернявый и веселый. Он выслушал мою
историю до серебряных ложечек включительно, потер нос и сказал:
- Вы не удивляйтесь, что я все время провожу пальцем по носу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97