Я снимал
его с разных сторон, записывал на пленку его стоны во сне, а после,
проголодавшись, подкрепился сухим провиантом, который взял с собой. Уже
темнело, когда во все еще раздвинутой пасти засветились огни. Значит,
курдли все-таки извергают огонь, подумал я, полагая, что это
самовозгорание; но то были фонарики идущих друг за другом существ, таких
же, как встреченные мною накануне. Однако эти одевались немного иначе. На
них были треуголки a la "пирожок", несколько, осевшие от влаги, и
маленькие фраки, перехваченные шарфами разного цвета. На шарфах что-то
блестело, возможно ордена или медали, но с каждой минутой становилось все
темнее, и даже с помощью полевого бинокля я не смог разглядеть получше из
своего укрытия. На этот раз существ выпало из курдля очень много, чуть ли
не две сотни. У меня на глазах они побежали навстречу друг другу, словно в
атаку, но вместо того, чтобы сразиться, начали карабкаться друг на дружку,
подскакивая и выгибаясь. Выглядело это как акробатический номер: они
образовали четыре центра влезания, четыре столба из вцепившихся друг в
дружку существ сотрясались от напряжения неподалеку, от спящего великана,
а другие все прыгали на них и поспешно лезли наверх, словно бы решив, в
коллективном помешательстве, соорудить из самих себя лестницу до самого
неба, живую Вавилонскую башню; наконец с верхушек четырех телесных колонн
они начали перебрасывать арки, сплетая руки и ноги, и тут меня словно
током ударило: я понял, что они, собственно, делают. Из собственных тел
они создали подобие курдля! Но безумием это вовсе не было, а если и было,
то в их безумии имелась своя система, потому что один из них, покрупнее,
весь обвешанный шарфами и знаками отличия, покрикивал в рупор мегафона; он
явно руководил их усердным хватательным восхождением. Припомнив о том, что
я вычитал в библиотеке МИДа в самых старых отчетах об экспедициях, я
решил, что псевдокурдль двинется с места, хотя в то же самое время
сознавал, что это невозможно физически. Тем временем взошла луна, и хотя
вообще-то я не испытывал к ней симпатии - она напоминала мне о прежнем
конфузе, - теперь она помогла мне своим сиянием. При полной луне я до тех
пор разглядывал лжекурдля в ночной бинокль, пока не обнаружил в его
конструкции любопытные закономерности. У члаков, изображавших ноги, шарфы
были довольно узкие, неопределенного темного цвета - вернее всего, просто
грязные. Те, что вскарабкались выше, носили шарфы пошире и посветлее,
должно быть, желтые или светло-оранжевые, а члаки, лежавшие на самом
верху, изображая лопатки и хребет, были перепоясаны крест-накрест двумя
лентами, блестевшими так, словно в них были вплетены серебряные нити.
Впрочем, эта живая постройка не могла стоять долго - ноги и брюхо все
явственней дрожали от напряжения; но их командир, или дирижер, окруженный
небольшой свитой, все еще властно покрикивал, а затем по его знаку
появились трубачи, и в сопровождении труб раздалась приглушенная, но
вполне различимая песнь. Впечатление было необычное и очень сильное, и я
терялся в догадках, к чему им, собственно, все это. Что это: цирковой
номер, государственная церемония, военный парад на месте или, наконец,
ритуальный обряд наподобие религиозного? Впрочем, с тем же успехом это
могло быть что-то совершенно иное, чему у нас и названия нет. Время от
времени кто-нибудь из актеров отваливался от псевдотуши и украдкой, на
четвереньках уползал в темноту, словно бы крайне пристыженный или
испуганный своим невольным отступничеством. Продолжалось это с полчаса, а
может и дольше, пока курдль не начал понемногу просыпаться. Тогда
счетверенная пирамида мгновенно рассыпалась, сотни тел разлетелись в
разные стороны, заиграли трубы, и четыре шеренги члаков поспешили к
зевающему гиганту, чтобы при свете скачущих фонариков исчезнуть в его
пасти. Туча закрыла луну, и я, уже мало что видя, все же успел разглядеть,
что градоход постепенно встает сначала на задние, потом на передние ноги и
торжественно трогается в путь. В брюхе у него так бурчало и громыхало,
словно он страдал несварением желудка. Я возвращался к ракете в темноте,
исполненный изумления. Ведь вот говорят, будто все уже было под солнцем,
что нет ничего непонятного, раз законы Природы универсальны; тогда почему
же они сперва вылезли из этого мерзкого старикана, а потом залезли
обратно? Почему такое множество их так старалось на время превратиться в
курдля? Что это было? Блуд? Блеф? Бред? Биомы? Ритуал? Адаптация?
Государственные интересы? Генетический дрейф? Полицейский приказ? Голова у
меня раскалывалась, главным образом от любопытства. В путеводителе о
чем-либо подобном не было ни слова, ведь сочиняли его специалисты, не
верившие, будто градоходы могут быть курдлями, живыми и обитаемыми
одновременно. Впрочем, я уже понял, что гораздо больше надо доверять
собственным глазам и ушам, чем взятой в дорогу литературе.
ДЕНЬ ШЕСТОЙ
Кратко отмечу, что сегодня наблюдал: А) столкновение двух
градозавров; из одного выпала чуть ли не целая семья с парализованным
дедушкой; В) нападение четырех малышей на великана; путем бодания в
слабину они вынудили его к позорному бегству; по дороге он содрогнулся в
судорогах и извергнул курдленка, который тут же вымазался в луже,
встрепенулся, взбрыкнул и весело умчался в лес, так что это напоминало
братскую помощь малышей проглоченному; С) падаль на прогулке.
Последний феномен стоит описать подробнее. Обливаясь седьмым потом, я
продирался через высокие камышовые заросли между двумя рядами пологих
холмов и на фоне неба, на верхушке одного из этих лысых пригорков, заметил
силуэт курдля. Он не привлек моего особого внимания, - он ничем не
выделялся, а просто шел примерно в ту же сторону, что и я, но на
расстоянии в добрую милю от меня. Впрочем, сражаясь с камышом, который
цеплялся за рюкзак, кислородный аппарат, футляры с кассетами и камеру, я
меньше всего думал об этом одиноком колоссе - скорей уж о том, как
выбраться на более твердое место; я просто тонул в тине, вонь которой,
конечно, до самой смерти будет сопутствовать моим воспоминаниям об этой
будто бы столь высоко развитой планете. Наконец, совершенно обессилев, я
остановился, чтобы отдышаться, и лишь тогда шагающий далеко впереди курдль
показался мне каким-то странным. Шел он, правда, довольно плавно, но
иначе, чем те, которых я уже видел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
его с разных сторон, записывал на пленку его стоны во сне, а после,
проголодавшись, подкрепился сухим провиантом, который взял с собой. Уже
темнело, когда во все еще раздвинутой пасти засветились огни. Значит,
курдли все-таки извергают огонь, подумал я, полагая, что это
самовозгорание; но то были фонарики идущих друг за другом существ, таких
же, как встреченные мною накануне. Однако эти одевались немного иначе. На
них были треуголки a la "пирожок", несколько, осевшие от влаги, и
маленькие фраки, перехваченные шарфами разного цвета. На шарфах что-то
блестело, возможно ордена или медали, но с каждой минутой становилось все
темнее, и даже с помощью полевого бинокля я не смог разглядеть получше из
своего укрытия. На этот раз существ выпало из курдля очень много, чуть ли
не две сотни. У меня на глазах они побежали навстречу друг другу, словно в
атаку, но вместо того, чтобы сразиться, начали карабкаться друг на дружку,
подскакивая и выгибаясь. Выглядело это как акробатический номер: они
образовали четыре центра влезания, четыре столба из вцепившихся друг в
дружку существ сотрясались от напряжения неподалеку, от спящего великана,
а другие все прыгали на них и поспешно лезли наверх, словно бы решив, в
коллективном помешательстве, соорудить из самих себя лестницу до самого
неба, живую Вавилонскую башню; наконец с верхушек четырех телесных колонн
они начали перебрасывать арки, сплетая руки и ноги, и тут меня словно
током ударило: я понял, что они, собственно, делают. Из собственных тел
они создали подобие курдля! Но безумием это вовсе не было, а если и было,
то в их безумии имелась своя система, потому что один из них, покрупнее,
весь обвешанный шарфами и знаками отличия, покрикивал в рупор мегафона; он
явно руководил их усердным хватательным восхождением. Припомнив о том, что
я вычитал в библиотеке МИДа в самых старых отчетах об экспедициях, я
решил, что псевдокурдль двинется с места, хотя в то же самое время
сознавал, что это невозможно физически. Тем временем взошла луна, и хотя
вообще-то я не испытывал к ней симпатии - она напоминала мне о прежнем
конфузе, - теперь она помогла мне своим сиянием. При полной луне я до тех
пор разглядывал лжекурдля в ночной бинокль, пока не обнаружил в его
конструкции любопытные закономерности. У члаков, изображавших ноги, шарфы
были довольно узкие, неопределенного темного цвета - вернее всего, просто
грязные. Те, что вскарабкались выше, носили шарфы пошире и посветлее,
должно быть, желтые или светло-оранжевые, а члаки, лежавшие на самом
верху, изображая лопатки и хребет, были перепоясаны крест-накрест двумя
лентами, блестевшими так, словно в них были вплетены серебряные нити.
Впрочем, эта живая постройка не могла стоять долго - ноги и брюхо все
явственней дрожали от напряжения; но их командир, или дирижер, окруженный
небольшой свитой, все еще властно покрикивал, а затем по его знаку
появились трубачи, и в сопровождении труб раздалась приглушенная, но
вполне различимая песнь. Впечатление было необычное и очень сильное, и я
терялся в догадках, к чему им, собственно, все это. Что это: цирковой
номер, государственная церемония, военный парад на месте или, наконец,
ритуальный обряд наподобие религиозного? Впрочем, с тем же успехом это
могло быть что-то совершенно иное, чему у нас и названия нет. Время от
времени кто-нибудь из актеров отваливался от псевдотуши и украдкой, на
четвереньках уползал в темноту, словно бы крайне пристыженный или
испуганный своим невольным отступничеством. Продолжалось это с полчаса, а
может и дольше, пока курдль не начал понемногу просыпаться. Тогда
счетверенная пирамида мгновенно рассыпалась, сотни тел разлетелись в
разные стороны, заиграли трубы, и четыре шеренги члаков поспешили к
зевающему гиганту, чтобы при свете скачущих фонариков исчезнуть в его
пасти. Туча закрыла луну, и я, уже мало что видя, все же успел разглядеть,
что градоход постепенно встает сначала на задние, потом на передние ноги и
торжественно трогается в путь. В брюхе у него так бурчало и громыхало,
словно он страдал несварением желудка. Я возвращался к ракете в темноте,
исполненный изумления. Ведь вот говорят, будто все уже было под солнцем,
что нет ничего непонятного, раз законы Природы универсальны; тогда почему
же они сперва вылезли из этого мерзкого старикана, а потом залезли
обратно? Почему такое множество их так старалось на время превратиться в
курдля? Что это было? Блуд? Блеф? Бред? Биомы? Ритуал? Адаптация?
Государственные интересы? Генетический дрейф? Полицейский приказ? Голова у
меня раскалывалась, главным образом от любопытства. В путеводителе о
чем-либо подобном не было ни слова, ведь сочиняли его специалисты, не
верившие, будто градоходы могут быть курдлями, живыми и обитаемыми
одновременно. Впрочем, я уже понял, что гораздо больше надо доверять
собственным глазам и ушам, чем взятой в дорогу литературе.
ДЕНЬ ШЕСТОЙ
Кратко отмечу, что сегодня наблюдал: А) столкновение двух
градозавров; из одного выпала чуть ли не целая семья с парализованным
дедушкой; В) нападение четырех малышей на великана; путем бодания в
слабину они вынудили его к позорному бегству; по дороге он содрогнулся в
судорогах и извергнул курдленка, который тут же вымазался в луже,
встрепенулся, взбрыкнул и весело умчался в лес, так что это напоминало
братскую помощь малышей проглоченному; С) падаль на прогулке.
Последний феномен стоит описать подробнее. Обливаясь седьмым потом, я
продирался через высокие камышовые заросли между двумя рядами пологих
холмов и на фоне неба, на верхушке одного из этих лысых пригорков, заметил
силуэт курдля. Он не привлек моего особого внимания, - он ничем не
выделялся, а просто шел примерно в ту же сторону, что и я, но на
расстоянии в добрую милю от меня. Впрочем, сражаясь с камышом, который
цеплялся за рюкзак, кислородный аппарат, футляры с кассетами и камеру, я
меньше всего думал об этом одиноком колоссе - скорей уж о том, как
выбраться на более твердое место; я просто тонул в тине, вонь которой,
конечно, до самой смерти будет сопутствовать моим воспоминаниям об этой
будто бы столь высоко развитой планете. Наконец, совершенно обессилев, я
остановился, чтобы отдышаться, и лишь тогда шагающий далеко впереди курдль
показался мне каким-то странным. Шел он, правда, довольно плавно, но
иначе, чем те, которых я уже видел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97