Сейчас же!
Фереште была хорошим другом, любящим и беззаветно преданным. Я могла бы вверить ей свою жизнь. Но она ничего не знала об Амале, о моей тайной жизни. Ради ее безопасности я не имела права ни во что ее посвящать. Ее муж сидел в тюрьме за антиправительственные настроения, и уже одно это делало ее уязвимой. Я не имела права ее подставлять.
Прошло несколько минут – я рисковала, но надо было потянуть время. Затем, как можно более непринужденно, я произнесла:
– Мне надо купить цветов, сегодня вечером мы идем в гости.
То был очередной прощальный ужин, который на сей раз устраивала Малихе. Предлог выглядел правдоподобным – явиться в гости с цветами было долгом вежливости.
– Хорошо, – сказала Фереште, – я тебя подвезу. Это было весьма кстати. Так мы могли покинуть нашу улицу и район быстрее, чем пешком. Стараясь действовать без спешки и в то же время без промедления, я одела Махтаб, и мы сели в машину Фереште.
Фереште затормозила у цветочного магазина, на расстоянии нескольких кварталов от нашего дома, и открыла дверцу, чтобы выйти, но тут я сказала:
– Оставь нас здесь. Мне надо подышать свежим воздухом. Мы с Махтаб прогуляемся до дома.
Это звучало крайне нелепо. Кому охота гулять в ледяную стужу под снегом?
– Пожалуйста, позволь мне вас подвезти, – настаивала Фереште.
– Нет. Мне действительно необходимо подышать свежим воздухом. Я хочу пройтись. – Подавшись вперед, я обняла ее. – Оставь нас, – повторила я. – Уезжай. И спасибо за все.
– Ладно, – сказала она со слезами на глазах.
Мы с Махтаб вышли из машины и смотрели ей вслед, пока она не скрылась из виду.
Холодный ветер дул в лицо, но я его не замечала. Не замечала до поры. Махтаб ни о чем не спрашивала.
Мы дважды меняли оранжевое такси, заметая следы. Наконец на одной из занесенных снегом улиц мы нашли телефон-автомат. Дрожащими пальцами я набрала номер прямого телефона, стоявшего у Амаля на столе. Он тут же снял трубку.
– Это мой самый последний шанс, – сказала я. – Я должна уехать сию минуту.
– Но требуется еще некоторое время. Пока не все организовано.
– Нет. Пора рискнуть. Если мы не уедем сейчас же, я навсегда потеряю Махтаб.
– Хорошо. Приходите.
Он дал мне адрес квартиры поблизости от его работы и предупредил – за нами не должно быть хвоста.
Повесив трубку, я повернулась к Махтаб, чтобы поделиться с ней радостным известием.
– Махтаб, мы едем в Америку.
К моему ужасу, она расплакалась.
– В чем дело? – спросила я. – Только сегодня ты сказала мне, что хочешь вернуться со мной в Америку.
– Да, – шмыгнула она носом, – я хочу в Америку, но не сразу. Мне надо пойти домой и взять кролика.
Я старалась сохранять спокойствие.
– Послушай, – сказала я, – мы купили кролика в Америке, верно? – Она кивнула. – Там же мы сможем купить и другого. Чего ты больше хочешь – вернуться в Америку или домой к папе?
Махтаб утерла слезы. В глазах своей шестилетней дочки я прочла внезапно появившуюся решимость; в тот момент я поняла – Махмуди ее не покорил. Ее дух был надломлен, но не сломлен. Она не превратилась в забитого иранского ребенка, а осталась моей храброй дочерью-американкой.
– В Америку. – Она сделала свой выбор.
– Тогда быстрее. Нам надо поймать такси.
25
– Бетти-и? – спросила молодая женщина, едва приоткрыв дверь.
– Да.
Она посторонилась, впуская нас в квартиру. Путь по завьюженному Тегерану – мы несколько раз меняли оранжевое такси – занял у нас больше часа. За это время Амаль уже должен был успеть кое-что устроить для нашего срочного вылета.
– Амаль велел покормить вас, если вы голодны, – обратилась к нам девушка.
Ни я, ни Махтаб не хотели есть. Голова у нас была занята совсем другим. Но мы должны использовать любую возможность для укрепления сил перед предстоящими испытаниями и темной неизвестностью наползающей зимней ночи, а также тех дней и ночей, что ждали нас впереди.
– Да, – сказала я, – пожалуйста.
Девушка натянула на лоб русари, пряча свое молодое лицо. Возможно, она студентка, подумала я. Что ей о нас известно? Каким образом она связана с Амалем?
– Я скоро вернусь, – пообещала она.
Она оставила нас одних в новой обстановке. Я сразу бросилась к окну и задернула шторы.
Квартирка была маленькая и довольно неопрятная, но здесь было безопаснее, чем на улице. В гостиной стоял раскладной диван со сломанными пружинами. В спальне постельные принадлежности валялись прямо на полу, так как кровать отсутствовала.
Страх – штука заразная, и я увидела отражение своего страха в глазах Махтаб. Возвратился ли Махмуди домой? Позвонил ли в полицию?
Но во взгляде Махтаб читалось и нечто другое. Волнение, энергия, надежда? По крайней мере мы наконец-то перешли к действиям.
Хорошо это или плохо, но долгие, изнурительные месяцы ожидания остались позади.
У меня в голове роились вопросы. Что, если нам не удастся быстро выбраться из Тегерана? Что, если мы застрянем здесь надолго? Слишком многие говорили мне, что наша единственная надежда на безопасный побег в том, чтобы все было рассчитано с точностью до минуты. Мы нарушали правила.
Я схватила телефонную трубку – надо было сообщить Амалю, что мы на месте, целы и невредимы.
– А-алло! – услышала я знакомый голос.
– Все в порядке, – сказала я.
– Бетти-и! – воскликнул он. – Я очень рад, что вы в укрытии. Не беспокойтесь. С вами ничего не случится. Мы о вас позаботимся. Я кое с кем связался и буду продолжать работать всю ночь. До конца еще ничего не ясно, но кое-что уже получается.
– Пожалуйста, поторапливайтесь.
– Ладно. Не волнуйтесь. Все будет хорошо. – Затем он добавил: – Девушка принесет вам поесть, потом уйдет. Рано утром я привезу вам завтрак. Ждите меня в квартире. Никуда не выходите и не приближайтесь к окнам. Звоните мне по любому поводу. Хоть всю ночь напролет.
– Хорошо.
– Дальше. Я тут кое-что придумал и хочу, чтобы вы это записали. – (Положив трубку, я выудила из сумочки ручку и листок бумаги.) – Для того чтобы вызволить вас из Тегерана, нам надо отыграть время у вашего мужа. Вы должны ему позвонить. И убедить в том, что можете вернуться.
– Меньше всего на свете я хотела бы звонить Махмуди, – призналась я.
– Знаю, но ничего не поделаешь.
С его слов я записала все, что должна сказать.
Вскоре после моего разговора с Амалем вернулась девушка – с двумя бутылками кока-колы и пиццей по-ирански: сухой лаваш, политый томатным соусом и приправленный кусочками мяса. Мы ее поблагодарили, и она быстро удалилась с сознанием исполненного долга.
– Я не хочу, – сказала Махтаб, глядя на неаппетитную пиццу.
Мне тоже было не до пиццы. В тот момент нас питал главным образом адреналин.
Я просмотрела свои записи, переписала их начисто, выучила наизусть и отрепетировала про себя весь разговор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
Фереште была хорошим другом, любящим и беззаветно преданным. Я могла бы вверить ей свою жизнь. Но она ничего не знала об Амале, о моей тайной жизни. Ради ее безопасности я не имела права ни во что ее посвящать. Ее муж сидел в тюрьме за антиправительственные настроения, и уже одно это делало ее уязвимой. Я не имела права ее подставлять.
Прошло несколько минут – я рисковала, но надо было потянуть время. Затем, как можно более непринужденно, я произнесла:
– Мне надо купить цветов, сегодня вечером мы идем в гости.
То был очередной прощальный ужин, который на сей раз устраивала Малихе. Предлог выглядел правдоподобным – явиться в гости с цветами было долгом вежливости.
– Хорошо, – сказала Фереште, – я тебя подвезу. Это было весьма кстати. Так мы могли покинуть нашу улицу и район быстрее, чем пешком. Стараясь действовать без спешки и в то же время без промедления, я одела Махтаб, и мы сели в машину Фереште.
Фереште затормозила у цветочного магазина, на расстоянии нескольких кварталов от нашего дома, и открыла дверцу, чтобы выйти, но тут я сказала:
– Оставь нас здесь. Мне надо подышать свежим воздухом. Мы с Махтаб прогуляемся до дома.
Это звучало крайне нелепо. Кому охота гулять в ледяную стужу под снегом?
– Пожалуйста, позволь мне вас подвезти, – настаивала Фереште.
– Нет. Мне действительно необходимо подышать свежим воздухом. Я хочу пройтись. – Подавшись вперед, я обняла ее. – Оставь нас, – повторила я. – Уезжай. И спасибо за все.
– Ладно, – сказала она со слезами на глазах.
Мы с Махтаб вышли из машины и смотрели ей вслед, пока она не скрылась из виду.
Холодный ветер дул в лицо, но я его не замечала. Не замечала до поры. Махтаб ни о чем не спрашивала.
Мы дважды меняли оранжевое такси, заметая следы. Наконец на одной из занесенных снегом улиц мы нашли телефон-автомат. Дрожащими пальцами я набрала номер прямого телефона, стоявшего у Амаля на столе. Он тут же снял трубку.
– Это мой самый последний шанс, – сказала я. – Я должна уехать сию минуту.
– Но требуется еще некоторое время. Пока не все организовано.
– Нет. Пора рискнуть. Если мы не уедем сейчас же, я навсегда потеряю Махтаб.
– Хорошо. Приходите.
Он дал мне адрес квартиры поблизости от его работы и предупредил – за нами не должно быть хвоста.
Повесив трубку, я повернулась к Махтаб, чтобы поделиться с ней радостным известием.
– Махтаб, мы едем в Америку.
К моему ужасу, она расплакалась.
– В чем дело? – спросила я. – Только сегодня ты сказала мне, что хочешь вернуться со мной в Америку.
– Да, – шмыгнула она носом, – я хочу в Америку, но не сразу. Мне надо пойти домой и взять кролика.
Я старалась сохранять спокойствие.
– Послушай, – сказала я, – мы купили кролика в Америке, верно? – Она кивнула. – Там же мы сможем купить и другого. Чего ты больше хочешь – вернуться в Америку или домой к папе?
Махтаб утерла слезы. В глазах своей шестилетней дочки я прочла внезапно появившуюся решимость; в тот момент я поняла – Махмуди ее не покорил. Ее дух был надломлен, но не сломлен. Она не превратилась в забитого иранского ребенка, а осталась моей храброй дочерью-американкой.
– В Америку. – Она сделала свой выбор.
– Тогда быстрее. Нам надо поймать такси.
25
– Бетти-и? – спросила молодая женщина, едва приоткрыв дверь.
– Да.
Она посторонилась, впуская нас в квартиру. Путь по завьюженному Тегерану – мы несколько раз меняли оранжевое такси – занял у нас больше часа. За это время Амаль уже должен был успеть кое-что устроить для нашего срочного вылета.
– Амаль велел покормить вас, если вы голодны, – обратилась к нам девушка.
Ни я, ни Махтаб не хотели есть. Голова у нас была занята совсем другим. Но мы должны использовать любую возможность для укрепления сил перед предстоящими испытаниями и темной неизвестностью наползающей зимней ночи, а также тех дней и ночей, что ждали нас впереди.
– Да, – сказала я, – пожалуйста.
Девушка натянула на лоб русари, пряча свое молодое лицо. Возможно, она студентка, подумала я. Что ей о нас известно? Каким образом она связана с Амалем?
– Я скоро вернусь, – пообещала она.
Она оставила нас одних в новой обстановке. Я сразу бросилась к окну и задернула шторы.
Квартирка была маленькая и довольно неопрятная, но здесь было безопаснее, чем на улице. В гостиной стоял раскладной диван со сломанными пружинами. В спальне постельные принадлежности валялись прямо на полу, так как кровать отсутствовала.
Страх – штука заразная, и я увидела отражение своего страха в глазах Махтаб. Возвратился ли Махмуди домой? Позвонил ли в полицию?
Но во взгляде Махтаб читалось и нечто другое. Волнение, энергия, надежда? По крайней мере мы наконец-то перешли к действиям.
Хорошо это или плохо, но долгие, изнурительные месяцы ожидания остались позади.
У меня в голове роились вопросы. Что, если нам не удастся быстро выбраться из Тегерана? Что, если мы застрянем здесь надолго? Слишком многие говорили мне, что наша единственная надежда на безопасный побег в том, чтобы все было рассчитано с точностью до минуты. Мы нарушали правила.
Я схватила телефонную трубку – надо было сообщить Амалю, что мы на месте, целы и невредимы.
– А-алло! – услышала я знакомый голос.
– Все в порядке, – сказала я.
– Бетти-и! – воскликнул он. – Я очень рад, что вы в укрытии. Не беспокойтесь. С вами ничего не случится. Мы о вас позаботимся. Я кое с кем связался и буду продолжать работать всю ночь. До конца еще ничего не ясно, но кое-что уже получается.
– Пожалуйста, поторапливайтесь.
– Ладно. Не волнуйтесь. Все будет хорошо. – Затем он добавил: – Девушка принесет вам поесть, потом уйдет. Рано утром я привезу вам завтрак. Ждите меня в квартире. Никуда не выходите и не приближайтесь к окнам. Звоните мне по любому поводу. Хоть всю ночь напролет.
– Хорошо.
– Дальше. Я тут кое-что придумал и хочу, чтобы вы это записали. – (Положив трубку, я выудила из сумочки ручку и листок бумаги.) – Для того чтобы вызволить вас из Тегерана, нам надо отыграть время у вашего мужа. Вы должны ему позвонить. И убедить в том, что можете вернуться.
– Меньше всего на свете я хотела бы звонить Махмуди, – призналась я.
– Знаю, но ничего не поделаешь.
С его слов я записала все, что должна сказать.
Вскоре после моего разговора с Амалем вернулась девушка – с двумя бутылками кока-колы и пиццей по-ирански: сухой лаваш, политый томатным соусом и приправленный кусочками мяса. Мы ее поблагодарили, и она быстро удалилась с сознанием исполненного долга.
– Я не хочу, – сказала Махтаб, глядя на неаппетитную пиццу.
Мне тоже было не до пиццы. В тот момент нас питал главным образом адреналин.
Я просмотрела свои записи, переписала их начисто, выучила наизусть и отрепетировала про себя весь разговор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116