Махтаб.
На фарси, официальном языке Исламской Республики Иран, это слово означает «лунный свет».
Но для меня Махтаб – свет солнца.
Когда шасси самолета коснулись земли, я посмотрела сначала на Махтаб, потом на Махмуди и окончательно поняла, что привело меня в Иран.
Мы спустились по трапу самолета под палящим, словно навалившимся на нас зноем тегеранского лета; когда мы шли по асфальту к автобусу, который должен был доставить пассажиров к зданию аэропорта, жара буквально пригибала нас к земле. А между тем было только семь часов утра.
Махтаб крепко держала меня за руку, вбирая в себя этот чуждый ей мир большими карими глазами.
– Мам, – прошептала она, – я хочу в туалет.
– Сейчас мы его найдем.
В зале прилета нас ожидало еще одно неприятное ощущение – удушливый запах пота, усугублявшийся жарой. Я надеялась, что нам удастся быстро отсюда выбраться, но здесь толпились пассажиры сразу с нескольких рейсов, и каждый из них норовил без очереди протиснуться к единственному окошку паспортного контроля, мимо которого только и можно было выйти из зала.
В этой давке нам тоже пришлось начать работать локтями. Я вела Махтаб впереди себя, ограждая ее от толпы. Со всех сторон раздавались визгливые крики. Мы обе взмокли от пота.
Я знала, что в Иране женщинам положено закрывать руки, ноги и лицо, тем не менее меня изумил вид всех служительниц аэропорта и большинства пассажирок – они были почти наглухо укутаны в чадру. Чадра представляет собой большой кусок материи в форме полукруга, который закрывает плечи, лоб и подбородок, оставляется лишь небольшое «окошко» для глаз, носа и рта. Похоже на одеяние средневековых монахинь. Наиболее благочестивые иранки оставляют открытым только один глаз. Женщины сновали по залу, волоча по нескольку сумок и чемоданов в одной руке, так как другой должны были придерживать чадру. Длинные черные полотнища, свисающие на грудь, мотались во все стороны. Больше всего меня изумило то, что именно чадру носить необязательно. Существуют и другие виды одежды, соответствующие жестким требованиям, предъявляемым к женскому туалету, однако, невзирая на немыслимую жару, мусульманки предпочитали это тяжелое покрывало. Какой же властью над ними обладают их общество и религия, размышляла я.
Через полчаса мы протиснулись к стойке паспортного контроля, где угрюмый клерк, осмотрев единственный иранский паспорт, удостоверяющий личности всех троих, поставил штамп и жестом велел проходить. Мы поднялись по лестнице – Махмуди впереди, мы с Махтаб за ним – и, завернув за угол, очутились в зале получения багажа, тоже битком набитом пассажирами.
– Мам, я хочу в туалет, – повторила Махтаб, переминаясь с ноги на ногу.
Махмуди спросил на фарси у укутанной в чадру женщины, где здесь туалет. Указав в дальний конец зала, она заспешила прочь. Оставив Махмуди дожидаться багажа, мы с Махтаб отыскали нужную дверь, но, подойдя к ней, остановились в нерешительности – оттуда исходило чудовищное зловоние. Сделав над собой усилие, мы вошли. Единственное, что нам удалось разглядеть в полутемном помещении, так это дыру в цементном полу, обрамленную плоской фаянсовой окружностью. Весь пол был загажен и кишел мухами.
– Тут плохо пахнет! – закричала Махтаб и потащила меня обратно.
Мы бегом вернулись к Махмуди.
Махтаб хоть и страдала, но не изъявляла желания поискать другой общественный туалет. Она предпочитала потерпеть, пока мы не доберемся до дома ее тетки, сестры Махмуди, о которой он отзывался с трепетом. Сара Махмуди Годжи была главой семейства, и все обращались к ней Амех Бозорг («Досточтимая тетушка»), что было проявлением глубокого уважения. В доме Амех Бозорг все встанет на свои места, решила я.
Махтаб валилась с ног от усталости, но присесть было негде, и мы разложили детскую коляску, которую привезли в подарок новорожденному родственнику Махмуди. Махтаб с облегчением в ней устроилась.
Стоя в ожидании багажа, которого все не было, мы вдруг услышали пронзительный крик, явно обращенный к нам: «Дабиджан! Дабиджан!» На фарси это означает «дорогой дядя».
Обернувшись, Махмуди громко и радостно приветствовал бегущего к нам человека. Мужчины крепко обнялись, и я увидела, что Махмуди плачет, – в этот момент я устыдилась своего нежелания ехать в Иран. Ведь здесь его семья. Его корни. Разумеется, он хотел, да и должен был увидеть своих близких. Пусть он наслаждается их обществом в течение этих двух недель, а затем мы вернемся домой.
– Это Зия, – сказал Махмуди.
Зия Хаким тепло пожал мне руку. Он принадлежал к многочисленным мужским родственникам моложе Махмуди, которых тот называл попросту «племянниками». Сестра Зии, Малук, была замужем за Мустафой, третьим сыном досточтимой старшей сестры Махмуди. Их матери были родными сестрами, а отцы – родными братьями, впрочем, я так до конца и не уяснила, в каком родстве они состояли. Слово «племянник» было наилучшим выходом из положения.
Зия был в восторге оттого, что наконец-то встретился с женой Махмуди, американкой по происхождению. На прекрасном английском он приветствовал меня на иранской земле.
– Я счастлив, что вы приехали, – сказал он. – Мы так долго этого ждали!
Тут он схватил Махтаб на руки и, сжимая ее в объятиях, стал целовать.
Он был красавцем с классическими арабскими чертами лица и неотразимой улыбкой. От большинства иранцев, сновавших вокруг, его отличал высокий рост, а его обаяние, хорошие манеры и интеллект сразу обращали на себя внимание. Я надеялась, что такова вся семья Махмуди. Рыжевато-каштановые волосы Зии были модно подстрижены. На нем был ладный, сшитый на заказ костюм и свежая рубашка с расстегнутым воротничком. Его опрятность порадовала меня больше всего.
– Снаружи тебя дожидается целая толпа, – ликуя, сказал Зия. – Они здесь уже несколько часов.
– Как ты умудрился проскользнуть через таможню? – спросил Махмуди.
– У меня здесь приятель работает.
Махмуди просиял. Он осторожно вынул из кармана наши американские паспорта.
– Что нам с ними делать? – спросил он. – Нельзя, чтобы их конфисковали.
– Я о них позабочусь, – сказал Зия. – А деньги при вас есть?
– Да. – Махмуди приложил к паспортам несколько банкнот и вручил все это Зии.
– Увидимся у выхода, – сказал Зия и исчез в толпе.
Зия произвел на меня большое впечатление. Его внешность и уверенная манера держаться служили подтверждением тому, что Махмуди рассказывал мне о своей семье. Большинство из его родственников были хорошо образованы, имели университетские дипломы. Они занимались либо медициной, как Махмуди, либо бизнесом. Кое-кто из «племянников» навещал нас в Соединенных Штатах, и, похоже, все они были из достаточно высоких социальных слоев у себя на родине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116