Я подумала, не снять ли мне русари – для полноты картины, – но решила точно придерживаться распоряжений Амаля. Я не знала, кто этот человек, и не хотела его обидеть.
Через пару минут он, не произнеся ни слова, ушел. Амаль сел за свой письменный стол, словно забыв о посетителе.
– Я отправил одного человека в Бандар-Аббас – подготовить катер. Теперь жду его возвращения в Тегеран. Предпринимаются меры для организации вашего перелета в Бандар-Аббас. В самолете с вами будут мои люди, но вы их не узнаете. Они будут сидеть на расстоянии.
И хотя Амаль излучал уверенность, мне было тревожно. Дело двигалось нестерпимо долго. Для иранцев не существует понятия времени, и сделать что-нибудь вовремя здесь почти невозможно. Незаметно пролетели дни. Был уже понедельник накануне Дня благодарения, и я понимала, что нам с Махтаб ни за что не поспеть в Мичиган к празднику.
– Может быть, получится к выходным, – попытался утешить меня Амаль. – К следующим выходным. Не все еще доведено до конца. Отправить вас, не будучи полностью уверенным в успехе, я не имею права.
– А что, если вы никогда не будете полностью уверены в успехе?
– Не беспокойтесь. Я прорабатываю и другие возможности. Мой человек сейчас встречается с главой одного из кланов в Захедане – может быть, удастся переправить вас в Пакистан. Кроме того, я веду переговоры с неким господином, у которого есть жена и дочь вашего с Махтаб возраста. Хочу уговорить его выдать вас с Махтаб за его семью и вывезти на самолете в Токио или Турцию. Затем, по возвращении, ему поставят отметку в паспорте – я знаю, кому за это надо заплатить, – что его жена и дочь вернулись.
Эта затея показалась мне рискованной, поскольку я не знала, сумею ли сойти за иранку. Женщина на паспорте была сфотографирована в чадре, скрывающей лицо. Но если таможенник заговорит со мной на фарси, то могут возникнуть проблемы.
– Пожалуйста, поспешите, – попросила я Амаля. – Время работает против меня. Я так хочу повидать отца. Не дай Бог, он умрет, прежде чем мы успеем вернуться. Ему будет спокойнее, если мы будем рядом. Пожалуйста, найдите побыстрее какой-нибудь выход.
– Хорошо.
Праздновать День благодарения в Иране было особенно тяжело после того, как я сообщила своим, что мы с дочерью будем дома. Слава Богу, я ничего не сказала Махтаб!
В тот четверг я проснулась с чувством глубокой тоски. День благодарения – благодарения за что?
Чтобы поднять себе настроение или хотя бы пережить этот день, я принялась заниматься ужином, пытаясь создать шедевр из жилистой индейки.
После полудня, когда съехались мои подруги, мне стало полегче. Я была благодарна всем этим прелестным, любящим меня женщинам, которые тяготели к цивилизованному образу жизни и, невзирая на происхождение или жизненные обстоятельства, были в большей степени американками, чем иранками, Они собрались у нас в доме по случаю национального американского праздника. Шамси, Зари, Элис, Фереште – я любила их всех, но как же я хотела быть дома!
После ужина, завершившегося пирогом с кабачками – имитацией тыквенного, – меня вновь охватила тоска. Махмуди откинулся в кресле, сложил руки на животе и задремал, полностью довольный жизнью, как будто бы за последние полтора года в ней ничего не изменилось. Как же я ненавидела этого спящего людоеда! Как я стремилась к родителям, к Джо и Джону!
В один из вторников, зная, что Махмуди на работе, позвонил мой брат Джим. По его словам, отец воспрянул и духом и телом после того, как я пообещала вернуться ко Дню благодарения вместе с Махтаб.
– Три дня подряд он вставал с постели и ходил по дому, – сказал Джим. – Чего уже давным-давно не бывало. Он даже вышел в сад.
– А как он сейчас?
– Собственно, поэтому я и звоню. Когда ты не приехала на День благодарения, он сник. С каждым днем ему становится хуже. Ему нужна какая-то надежда. Ты не могла бы еще раз позвонить?
– Это нелегко. Звонить отсюда я не могу – Махмуди увидит счет. Для этого мне надо ехать в центр, что очень трудно, но я постараюсь.
– Вы с Махтаб сможете скоро приехать?
– Я делаю все возможное, чтобы попасть домой до Рождества. Но папе я лучше ничего говорить не буду.
– Если ты до конца не уверена, то не стоит, – согласился Джим.
После этого звонка на душе у меня стало скверно. Я чувствовала себя пустомелей, не сумевшей сдержать слово. Рождество! Господи, сделай так, чтобы в этот день я была в Мичигане, а не в Иране.
В Иране Рождество официально не отмечается. Однако этот христианский праздник всегда весело празднуют тегеранские армяне, составляющие значительную часть городского населения; но в этом году они получили зловещее предупреждение. В начале декабря иранские газеты поместили передовую статью, которая рекомендовала армянам воздержаться от празднования Рождества. Сейчас, во время войны, когда народ бедствует и страдает, радость и веселье неуместны, говорил аятолла.
Впрочем, до мнения аятоллы Махмуди не было никакого дела. Он открыто занимался медицинской практикой, потерял всякий интерес к иранской политике и был исполнен твердых намерений устроить для своей дочери счастливое Рождество.
Чтобы чем-то себя занять, а также чтобы обеспечить себе алиби – мои отлучки в город участились, – я пустилась на поиски рождественских подарков.
– У Махтаб здесь мало игрушек, – сказала я Махмуди. – Я хочу устроить для нее радостный праздник. И накупить их ей побольше.
Он согласился, и я чуть ли не каждый день отправлялась по магазинам – иногда в сопровождении Элис, иногда одна. Как-то раз мы с Элис, проведя все утро на базаре, возвращались автобусом. Элис сошла около своего дома, в то время как мне оставалось проехать еще несколько кварталов. Я взглянула на часы – я как раз успевала пересесть на оранжевое такси и доехать до автобусной остановки рядом с нашим домом, чтобы встретить Махтаб.
Но нестройный вой множества сирен вдруг прорезал обычный уличный шум. Сирены в Тегеране – явление обыденное, к ним все уже настолько привыкли, что водители их просто не замечают, однако эти выли громче и настойчивее, чем всегда. К моему изумлению, водитель автобуса притормозил, чтобы пропустить вперед машины особого назначения. Мимо промчалось несколько полицейских автомобилей в сопровождении огромного, странного вида грузовика с массивным механическим оборудованием.
– Бомба! Бомба! – завопили пассажиры.
Это был отряд саперов. Когда-то Эллен описала мне их грузовик, и теперь я мгновенно его узнала. Его механические руки могли поднять с земли бомбу и поместить ее в специальный контейнер в задней части грузовика.
Я забеспокоилась. Где-то впереди, в направлении нашего дома, была бомба.
Автобус доехал до конечной остановки, и я быстро поймала оранжевое такси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
Через пару минут он, не произнеся ни слова, ушел. Амаль сел за свой письменный стол, словно забыв о посетителе.
– Я отправил одного человека в Бандар-Аббас – подготовить катер. Теперь жду его возвращения в Тегеран. Предпринимаются меры для организации вашего перелета в Бандар-Аббас. В самолете с вами будут мои люди, но вы их не узнаете. Они будут сидеть на расстоянии.
И хотя Амаль излучал уверенность, мне было тревожно. Дело двигалось нестерпимо долго. Для иранцев не существует понятия времени, и сделать что-нибудь вовремя здесь почти невозможно. Незаметно пролетели дни. Был уже понедельник накануне Дня благодарения, и я понимала, что нам с Махтаб ни за что не поспеть в Мичиган к празднику.
– Может быть, получится к выходным, – попытался утешить меня Амаль. – К следующим выходным. Не все еще доведено до конца. Отправить вас, не будучи полностью уверенным в успехе, я не имею права.
– А что, если вы никогда не будете полностью уверены в успехе?
– Не беспокойтесь. Я прорабатываю и другие возможности. Мой человек сейчас встречается с главой одного из кланов в Захедане – может быть, удастся переправить вас в Пакистан. Кроме того, я веду переговоры с неким господином, у которого есть жена и дочь вашего с Махтаб возраста. Хочу уговорить его выдать вас с Махтаб за его семью и вывезти на самолете в Токио или Турцию. Затем, по возвращении, ему поставят отметку в паспорте – я знаю, кому за это надо заплатить, – что его жена и дочь вернулись.
Эта затея показалась мне рискованной, поскольку я не знала, сумею ли сойти за иранку. Женщина на паспорте была сфотографирована в чадре, скрывающей лицо. Но если таможенник заговорит со мной на фарси, то могут возникнуть проблемы.
– Пожалуйста, поспешите, – попросила я Амаля. – Время работает против меня. Я так хочу повидать отца. Не дай Бог, он умрет, прежде чем мы успеем вернуться. Ему будет спокойнее, если мы будем рядом. Пожалуйста, найдите побыстрее какой-нибудь выход.
– Хорошо.
Праздновать День благодарения в Иране было особенно тяжело после того, как я сообщила своим, что мы с дочерью будем дома. Слава Богу, я ничего не сказала Махтаб!
В тот четверг я проснулась с чувством глубокой тоски. День благодарения – благодарения за что?
Чтобы поднять себе настроение или хотя бы пережить этот день, я принялась заниматься ужином, пытаясь создать шедевр из жилистой индейки.
После полудня, когда съехались мои подруги, мне стало полегче. Я была благодарна всем этим прелестным, любящим меня женщинам, которые тяготели к цивилизованному образу жизни и, невзирая на происхождение или жизненные обстоятельства, были в большей степени американками, чем иранками, Они собрались у нас в доме по случаю национального американского праздника. Шамси, Зари, Элис, Фереште – я любила их всех, но как же я хотела быть дома!
После ужина, завершившегося пирогом с кабачками – имитацией тыквенного, – меня вновь охватила тоска. Махмуди откинулся в кресле, сложил руки на животе и задремал, полностью довольный жизнью, как будто бы за последние полтора года в ней ничего не изменилось. Как же я ненавидела этого спящего людоеда! Как я стремилась к родителям, к Джо и Джону!
В один из вторников, зная, что Махмуди на работе, позвонил мой брат Джим. По его словам, отец воспрянул и духом и телом после того, как я пообещала вернуться ко Дню благодарения вместе с Махтаб.
– Три дня подряд он вставал с постели и ходил по дому, – сказал Джим. – Чего уже давным-давно не бывало. Он даже вышел в сад.
– А как он сейчас?
– Собственно, поэтому я и звоню. Когда ты не приехала на День благодарения, он сник. С каждым днем ему становится хуже. Ему нужна какая-то надежда. Ты не могла бы еще раз позвонить?
– Это нелегко. Звонить отсюда я не могу – Махмуди увидит счет. Для этого мне надо ехать в центр, что очень трудно, но я постараюсь.
– Вы с Махтаб сможете скоро приехать?
– Я делаю все возможное, чтобы попасть домой до Рождества. Но папе я лучше ничего говорить не буду.
– Если ты до конца не уверена, то не стоит, – согласился Джим.
После этого звонка на душе у меня стало скверно. Я чувствовала себя пустомелей, не сумевшей сдержать слово. Рождество! Господи, сделай так, чтобы в этот день я была в Мичигане, а не в Иране.
В Иране Рождество официально не отмечается. Однако этот христианский праздник всегда весело празднуют тегеранские армяне, составляющие значительную часть городского населения; но в этом году они получили зловещее предупреждение. В начале декабря иранские газеты поместили передовую статью, которая рекомендовала армянам воздержаться от празднования Рождества. Сейчас, во время войны, когда народ бедствует и страдает, радость и веселье неуместны, говорил аятолла.
Впрочем, до мнения аятоллы Махмуди не было никакого дела. Он открыто занимался медицинской практикой, потерял всякий интерес к иранской политике и был исполнен твердых намерений устроить для своей дочери счастливое Рождество.
Чтобы чем-то себя занять, а также чтобы обеспечить себе алиби – мои отлучки в город участились, – я пустилась на поиски рождественских подарков.
– У Махтаб здесь мало игрушек, – сказала я Махмуди. – Я хочу устроить для нее радостный праздник. И накупить их ей побольше.
Он согласился, и я чуть ли не каждый день отправлялась по магазинам – иногда в сопровождении Элис, иногда одна. Как-то раз мы с Элис, проведя все утро на базаре, возвращались автобусом. Элис сошла около своего дома, в то время как мне оставалось проехать еще несколько кварталов. Я взглянула на часы – я как раз успевала пересесть на оранжевое такси и доехать до автобусной остановки рядом с нашим домом, чтобы встретить Махтаб.
Но нестройный вой множества сирен вдруг прорезал обычный уличный шум. Сирены в Тегеране – явление обыденное, к ним все уже настолько привыкли, что водители их просто не замечают, однако эти выли громче и настойчивее, чем всегда. К моему изумлению, водитель автобуса притормозил, чтобы пропустить вперед машины особого назначения. Мимо промчалось несколько полицейских автомобилей в сопровождении огромного, странного вида грузовика с массивным механическим оборудованием.
– Бомба! Бомба! – завопили пассажиры.
Это был отряд саперов. Когда-то Эллен описала мне их грузовик, и теперь я мгновенно его узнала. Его механические руки могли поднять с земли бомбу и поместить ее в специальный контейнер в задней части грузовика.
Я забеспокоилась. Где-то впереди, в направлении нашего дома, была бомба.
Автобус доехал до конечной остановки, и я быстро поймала оранжевое такси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116