Они заперлись с Махмуди у него в кабинете, где обсуждали подробности поездки, которую я намеревалась отменить. Я была одна на кухне, когда туда вошла Махтаб. По выражению ее лица я поняла, что случилось что-то ужасное. И хотя она не плакала, в ее глазах отражались гнев и обида.
– Ты собираешься уехать и бросить меня здесь, да? – спросила она.
– О чем ты говоришь?
– Папа сказал, что ты уезжаешь в Америку без меня. Тут у нее из глаз брызнули слезы.
Я хотела было ее обнять, но она отстранилась и жалась к двери.
– Ты обещала, что никогда без меня не уедешь, – рыдала она. – А теперь ты меня бросаешь.
– Что тебе сказал папа? – спросила я.
– Что ты меня оставляешь и больше мы никогда не увидимся.
– Пошли, – сказала я, хватая ее за руку; во мне закипала ярость. – Поговорим на эту тему с папой.
Распахнув дверь в кабинет Махмуди, я предстала перед тремя заговорщиками.
– Зачем ты ей сказал, что я уезжаю в Америку без нее? – крикнула я.
– А какой смысл скрывать? Ей придется привыкнуть к этой мысли. Вот пускай и привыкает.
– Я никуда не поеду.
– Поедешь как миленькая.
– Нет, не поеду.
Мы кричали друг на друга довольно долго, но каждый так и остался при своем мнении. Мои слова, казалось, не произвели никакого впечатления на Маммаля и Маджида, им было также наплевать и на Махтаб.
Наконец я вышла из комнаты. Мы с Махтаб поднялись наверх, в мою спальню. Обняв ее, я повторяла вновь и вновь:
– Махтаб, я без тебя никуда не уеду. Я тебя никогда не брошу.
Махтаб хотела в это верить, но по ее глазам я видела, что она сомневается. Она знала, какую власть над нами обеими имеет ее отец.
– Я не хочу, чтобы папа об этом знал, но, если он не передумает, я заболею, так заболею, что не смогу лететь. Только смотри, не проговорись.
И все же я видела, что она мне не верит, а рассказать ей об Амале я не решалась. Пока не решалась.
Она уснула в слезах и всю эту долгую-предолгую ночь тесно прижималась ко мне.
* * *
Махмуди отправился в паспортный стол, где провел целый день, злясь на длинные очереди и некомпетентность чиновников. Как и предвидел Амаль, он вернулся ни с чем.
– Ты должна сама туда явиться, – сказал он. – Завтра пойдем вместе.
– А как насчет Махтаб? – спросила я, лихорадочно пытаясь отыскать какой-то выход. – Ты проторчал там весь день. Значит, и завтра будет то же самое. Мы не успеем вернуться к ее приходу из школы.
Махмуди задумался.
– Пойдешь одна, – решил он наконец. – Я тебе все объясню. А сам я останусь дома дожидаться Махтаб.
В тот вечер, сидя у себя в кабинете, он заполнил паспортную анкету и составил сопроводительную записку, где речь шла о том, что мой отец при смерти. Он подробно объяснил мне, как найти паспортный стол, и дал фамилию человека, к которому я должна обратиться.
Надо идти, решила я. Надо, чтобы встреча с чиновником из паспортного стола состоялась, так как Махмуди обязательно проверит. Но я была уверена, что мне лишь выдадут дополнительные анкеты и пространно извинятся за задержку.
Учреждение представляло собой лабиринт дверей и коридоров, где выстроились длинные очереди мужчин и такие же длинные очереди женщин – все эти люди надеялись, что им удастся осуществить сложную задачу – получить разрешение на выезд из Ирана. Я тоже долго мечтала о такой возможности. Однако сейчас, как это ни странно и ни тяжело, до смерти боялась паспорта с выездной визой.
Я разыскала человека, с которым Махмуди предварительно договорился о встрече. Он радостно меня приветствовал, пробормотав нечто непонятное на фарси, и повел меня по веренице комнат, локтями и властью прокладывая себе путь сквозь бесконечные очереди. Однако, похоже, мы не слишком-то преуспели, и это меня обнадежило.
Наконец мой клерк ввел меня в помещение, где толпилось несколько сот мужчин. Он медленно обвел глазами комнату и увидел того, кого искал, – молодого иранца, которому что-то объяснил на фарси.
– Я говорю по-английски, – сказал юноша. – Это мужской департамент. – Что было ясно и без него. – Он хочет, чтобы вы подождали здесь. В этой очереди. Возможно, через час-другой он заглянет, чтобы справиться, как дела.
– Что происходит?
Молодой человек переводил вопросы и ответы.
– Вам выдадут паспорт.
– Сегодня?
– Да. Здесь, в этой очереди.
Я попыталась было этому воспрепятствовать.
– Я только сегодня впервые сюда пришла.
– Нет, этого не может быть.
– Честное слово. Сегодня утром я принесла анкету.
– Как бы то ни было, вам выдадут паспорт. Ждите здесь.
Оба ушли, оставив меня одну на грани истерики. Как же так? Махмуди до сих пор не мог добиться разрешения на медицинскую практику. Несмотря на всю его похвальбу, ни он, ни его семья не имели рычагов воздействия на чиновников от медицины. Но неужели я – и Амаль – недооценили влияние Махмуди в данном учреждении? Или влияние Маммаля? Или Маджида? Или Баба Хаджи с его связями в деловых кругах? Я вспомнила родственника Махмуди, которого первым увидела в аэропорту, – Зия Хаким без труда проскользнул через таможню.
От недоброго предчувствия мне было не по себе. Стоя в гуще шумной толпы иранцев, я ощущала себя голой, беспомощной, одинокой. Неужели это и вправду произойдет? Неужели дьявольский план Махмуди сработает?
Мне хотелось повернуться и убежать. Но бежать, кроме как на улицы Тегерана, было некуда. В посольство? В полицию? К Амалю? Но там я не найду Махтаб. Она была дома, во власти нашего врага.
И я осталась стоять в очереди, зная, что Махмуди потребует как минимум полного отчета от своих «связников», который и будет ему представлен.
Очередь двигалась ужасающе быстро. Я часами выстаивала за буханкой хлеба, куском мяса или килограммом яиц, половина из которых были битыми. Неужели для того, чтобы получить паспорт, требуется меньше времени? Неужели именно здесь люди работают быстро?
И вот я вручаю бумаги хмурому чиновнику. В обмен на которые он протягивает мне паспорт. Я с ужасом смотрю на него, не зная, что мне теперь делать.
Уже на улице я, несмотря на туман в голове, сообразила, что Махмуди не ждет меня так рано. Было лишь около часа. Он не предполагает, что я так скоро управилась и этот ужасный документ у меня на руках.
Я бросилась ловить такси – мне надо было найти выход из этой ловушки, – чтобы ехать к Амалю.
Я впервые явилась к нему без предварительного звонка, и на его лице отразились тревога и удивление – он понял, что что-то случилось.
– Невероятно, – сказал он, разглядывая паспорт. – Неслыханно. Видимо, у него есть связи, о которых мне неизвестно. У меня там тоже сидят свои люди, но мне такое не под силу.
– Что мне теперь делать? – спросила я. Амаль внимательно изучал паспорт.
– Здесь сказано, что вы родились в Германии, – заметил он. – Ведь это ошибка?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
– Ты собираешься уехать и бросить меня здесь, да? – спросила она.
– О чем ты говоришь?
– Папа сказал, что ты уезжаешь в Америку без меня. Тут у нее из глаз брызнули слезы.
Я хотела было ее обнять, но она отстранилась и жалась к двери.
– Ты обещала, что никогда без меня не уедешь, – рыдала она. – А теперь ты меня бросаешь.
– Что тебе сказал папа? – спросила я.
– Что ты меня оставляешь и больше мы никогда не увидимся.
– Пошли, – сказала я, хватая ее за руку; во мне закипала ярость. – Поговорим на эту тему с папой.
Распахнув дверь в кабинет Махмуди, я предстала перед тремя заговорщиками.
– Зачем ты ей сказал, что я уезжаю в Америку без нее? – крикнула я.
– А какой смысл скрывать? Ей придется привыкнуть к этой мысли. Вот пускай и привыкает.
– Я никуда не поеду.
– Поедешь как миленькая.
– Нет, не поеду.
Мы кричали друг на друга довольно долго, но каждый так и остался при своем мнении. Мои слова, казалось, не произвели никакого впечатления на Маммаля и Маджида, им было также наплевать и на Махтаб.
Наконец я вышла из комнаты. Мы с Махтаб поднялись наверх, в мою спальню. Обняв ее, я повторяла вновь и вновь:
– Махтаб, я без тебя никуда не уеду. Я тебя никогда не брошу.
Махтаб хотела в это верить, но по ее глазам я видела, что она сомневается. Она знала, какую власть над нами обеими имеет ее отец.
– Я не хочу, чтобы папа об этом знал, но, если он не передумает, я заболею, так заболею, что не смогу лететь. Только смотри, не проговорись.
И все же я видела, что она мне не верит, а рассказать ей об Амале я не решалась. Пока не решалась.
Она уснула в слезах и всю эту долгую-предолгую ночь тесно прижималась ко мне.
* * *
Махмуди отправился в паспортный стол, где провел целый день, злясь на длинные очереди и некомпетентность чиновников. Как и предвидел Амаль, он вернулся ни с чем.
– Ты должна сама туда явиться, – сказал он. – Завтра пойдем вместе.
– А как насчет Махтаб? – спросила я, лихорадочно пытаясь отыскать какой-то выход. – Ты проторчал там весь день. Значит, и завтра будет то же самое. Мы не успеем вернуться к ее приходу из школы.
Махмуди задумался.
– Пойдешь одна, – решил он наконец. – Я тебе все объясню. А сам я останусь дома дожидаться Махтаб.
В тот вечер, сидя у себя в кабинете, он заполнил паспортную анкету и составил сопроводительную записку, где речь шла о том, что мой отец при смерти. Он подробно объяснил мне, как найти паспортный стол, и дал фамилию человека, к которому я должна обратиться.
Надо идти, решила я. Надо, чтобы встреча с чиновником из паспортного стола состоялась, так как Махмуди обязательно проверит. Но я была уверена, что мне лишь выдадут дополнительные анкеты и пространно извинятся за задержку.
Учреждение представляло собой лабиринт дверей и коридоров, где выстроились длинные очереди мужчин и такие же длинные очереди женщин – все эти люди надеялись, что им удастся осуществить сложную задачу – получить разрешение на выезд из Ирана. Я тоже долго мечтала о такой возможности. Однако сейчас, как это ни странно и ни тяжело, до смерти боялась паспорта с выездной визой.
Я разыскала человека, с которым Махмуди предварительно договорился о встрече. Он радостно меня приветствовал, пробормотав нечто непонятное на фарси, и повел меня по веренице комнат, локтями и властью прокладывая себе путь сквозь бесконечные очереди. Однако, похоже, мы не слишком-то преуспели, и это меня обнадежило.
Наконец мой клерк ввел меня в помещение, где толпилось несколько сот мужчин. Он медленно обвел глазами комнату и увидел того, кого искал, – молодого иранца, которому что-то объяснил на фарси.
– Я говорю по-английски, – сказал юноша. – Это мужской департамент. – Что было ясно и без него. – Он хочет, чтобы вы подождали здесь. В этой очереди. Возможно, через час-другой он заглянет, чтобы справиться, как дела.
– Что происходит?
Молодой человек переводил вопросы и ответы.
– Вам выдадут паспорт.
– Сегодня?
– Да. Здесь, в этой очереди.
Я попыталась было этому воспрепятствовать.
– Я только сегодня впервые сюда пришла.
– Нет, этого не может быть.
– Честное слово. Сегодня утром я принесла анкету.
– Как бы то ни было, вам выдадут паспорт. Ждите здесь.
Оба ушли, оставив меня одну на грани истерики. Как же так? Махмуди до сих пор не мог добиться разрешения на медицинскую практику. Несмотря на всю его похвальбу, ни он, ни его семья не имели рычагов воздействия на чиновников от медицины. Но неужели я – и Амаль – недооценили влияние Махмуди в данном учреждении? Или влияние Маммаля? Или Маджида? Или Баба Хаджи с его связями в деловых кругах? Я вспомнила родственника Махмуди, которого первым увидела в аэропорту, – Зия Хаким без труда проскользнул через таможню.
От недоброго предчувствия мне было не по себе. Стоя в гуще шумной толпы иранцев, я ощущала себя голой, беспомощной, одинокой. Неужели это и вправду произойдет? Неужели дьявольский план Махмуди сработает?
Мне хотелось повернуться и убежать. Но бежать, кроме как на улицы Тегерана, было некуда. В посольство? В полицию? К Амалю? Но там я не найду Махтаб. Она была дома, во власти нашего врага.
И я осталась стоять в очереди, зная, что Махмуди потребует как минимум полного отчета от своих «связников», который и будет ему представлен.
Очередь двигалась ужасающе быстро. Я часами выстаивала за буханкой хлеба, куском мяса или килограммом яиц, половина из которых были битыми. Неужели для того, чтобы получить паспорт, требуется меньше времени? Неужели именно здесь люди работают быстро?
И вот я вручаю бумаги хмурому чиновнику. В обмен на которые он протягивает мне паспорт. Я с ужасом смотрю на него, не зная, что мне теперь делать.
Уже на улице я, несмотря на туман в голове, сообразила, что Махмуди не ждет меня так рано. Было лишь около часа. Он не предполагает, что я так скоро управилась и этот ужасный документ у меня на руках.
Я бросилась ловить такси – мне надо было найти выход из этой ловушки, – чтобы ехать к Амалю.
Я впервые явилась к нему без предварительного звонка, и на его лице отразились тревога и удивление – он понял, что что-то случилось.
– Невероятно, – сказал он, разглядывая паспорт. – Неслыханно. Видимо, у него есть связи, о которых мне неизвестно. У меня там тоже сидят свои люди, но мне такое не под силу.
– Что мне теперь делать? – спросила я. Амаль внимательно изучал паспорт.
– Здесь сказано, что вы родились в Германии, – заметил он. – Ведь это ошибка?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116