Если мы находились в комнате, где было много народу, я должна была всегда быть возле него. Он либо обнимал меня за плечи, либо крепко держал за руку, словно боялся, что я сбегу. С одной стороны, подобное внимание мне льстило, с другой – досаждало.
Теперь из маминого приятеля Махмуди превратился в отчима, и эта роль ему тоже не вполне удавалась. Его отношение к детям было типично иранским – от Джо и Джона требовалось беспрекословное послушание. Для Джо, которому исполнилось одиннадцать и который уже стремился к самостоятельности, это было особенно тяжело. Ведь до сих пор Джо был за старшего мужчину в семье.
Но конечно же, главной причиной наших трений в то время был Реза. Когда Реза учился в Уэйнском государственном университете в Детройте, он какое-то время жил на квартире Махмуди. Незадолго до первой годовщины нашей совместной жизни Реза получил степень магистра экономики, и Махмуди предложил ему пожить у нас в Корпус-Кристи, пока он не подыщет себе работу.
Стоило Махмуди уйти из дому, как Реза принимался играть роль хозяина и господина, пытаясь командовать мной и детьми, требуя, чтобы мы ему безоговорочно подчинялись. Вскоре после его приезда ко мне на чашку чаю зашли подруги. Реза молча сидел вместе с нами, явно запоминая каждое слово, чтобы потом доложить Махмуди о наших вольностях. Не успели мои гости уйти, как Реза велел мне мыть посуду.
– Я вымою посуду тогда, когда сочту нужным, – огрызнулась я.
Он пытался диктовать мне, когда заняться стиркой, зайти к соседям на чашку кофе, что приготовить детям на обед. Я с ним ссорилась, но он не отставал. Со своей стороны он ничем не помогал по дому.
Множество раз я жаловалась Махмуди на бесцеремонность Резы. Но поскольку Махмуди не был свидетелем самых неприятных эпизодов, то советовал мне потерпеть.
– Это ненадолго, – говорил он, – пока он не найдет себе работу. Он же мой племянник. Я обязан ему помогать.
Мы с Махмуди были заняты поисками недвижимости, с тем чтобы выгоднее вложить деньги и сократить выплату налогов. Благодаря этим поискам у нас установились дружеские отношения с одним из самых крупных банкиров в городе. И я уговорила его пригласить Резу на собеседование, с тем чтобы принять на работу.
– Они предложили мне должность кассира, – недовольно бросил Реза, вернувшись с собеседования. – Я не собираюсь служить кассиром в банке.
– Многие были бы рады получить такую работу, – сказала я, возмущенная таким гонором. – С этого места можно постепенно продвигаться наверх.
И тут Реза произнес многозначительную фразу, которую я сумела понять лишь годы спустя, когда вполне осознала психологию иранского мужчины, в частности мужчины из семьи Махмуди.
– В этой стране я не соглашусь ни на какую другую должность, кроме как президента компании.
Его вполне устраивало жить за наш счет в ожидании, когда какая-нибудь американская компания наконец додумается вверить себя в его руки.
А тем временем он загорал на пляже, читал Коран, молился и стремился контролировать каждый мой шаг. Когда эти обязанности его утомляли, он ложился подремать.
Недели его тягостного пребывания превратились в месяцы, и я потребовала от Махмуди что-то предпринять.
– Или он, или я! – сказала я наконец.
Всерьез ли я поставила этот ультиматум? Вероятно, нет, но мой расчет строился на любви Махмуди ко мне, и я не ошиблась.
Бормоча что-то на фарси – явно проклятия в мой адрес, – Реза съехал на свою квартиру… оплачиваемую Махмуди. Вскоре после этого он вернулся в Иран, чтобы жениться на своей двоюродной сестре Ассий.
С исчезновением Резы мы сможем вновь вернуться к нашей благополучной и счастливой жизни, думала я. Мы с Махмуди были разными людьми, но я знала, что брак предполагает компромисс. И не сомневалась, что со временем все наладится.
Я старалась сосредоточиться на положительных сторонах жизни. А в ней и вправду было столько прекрасного. Наконец-то я нашла то самое нечто, к которому всегда стремилась.
Разве могла я знать тогда, что где-то на востоке, за 10 тысяч миль зреет враждебная буря, которая разрушит мой брак, бросит меня в темницу и поставит под угрозу не только мою жизнь, но и жизнь моей еще не родившейся дочери.
Мы были женаты уже полтора года, когда вскоре после новогоднего праздника 1979 года Махмуди купил себе дорогой коротковолновый транзистор с наушниками. Он мог принимать программы чуть ли не со всего света. Внезапно у Махмуди пробудился интерес к «Радио Ирана».
Тегеранские студенты организовали целый ряд антиправительственных демонстраций. Подобные волнения происходили и раньше, но эти носили более серьезный и массовый характер. Из своей парижской ссылки аятолла Хомейни осуждал западное влияние вообще и шаха в частности.
Сообщения, которые Махмуди слушал по радио, зачастую противоречили вечерним теленовостям. И Махмуди заподозрил американских журналистов в необъективности.
Когда шах бежал из Ирана, а аятолла Хомейни на следующий же день с триумфом вернулся на родину, Махмуди устроил праздник. Он привел в дом несколько десятков иранских студентов, не предупредив меня заранее. Они засиделись у нас допоздна, оглашая мой американский дом возбужденными беседами на фарси.
Революция в Иране сопровождалась революцией у нас в доме. Махмуди принялся отправлять исламские молитвы с таким благочестивым рвением, какого я никогда в нем раньше не замечала. Он делал пожертвования в пользу различных шиитских группировок.
Не посоветовавшись со мной, он выбросил наши изрядные запасы спиртного, которые мы держали для частых гостей. Из-за этого к нам реже стали заходить наши американские друзья, а вскоре своими разговорами Махмуди отвадил от дома и трезвенников. Махмуди поносил американских журналистов, называя их лгунами. В течение следующих нескольких месяцев студенты систематически использовали наш дом как место встреч. Они создали так называемую «Группу обеспокоенных мусульман», которая наряду с прочими акциями составила письмо, адресованное средствам массовой информации, следующего содержания:
Именем Бога, щедрейшего и милосерднейшего.
Сегодня в Соединенных Штатах ислам является одним из наиболее искаженных понятий. Тому есть несколько причин: 1) извращение средствами массовой информации фактов, касающихся Исламской Республики Иран, 2) нежелание правительства США строить отношения с мусульманскими странами на справедливой основе, 3) неприятие христианским миром ислама и его последователей.
Средства массовой информации оказывают огромное влияние на умы американских граждан. Вечерние новости, газеты и еженедельные периодические издания являются единственным источником для формирования общественного мнения в Америке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
Теперь из маминого приятеля Махмуди превратился в отчима, и эта роль ему тоже не вполне удавалась. Его отношение к детям было типично иранским – от Джо и Джона требовалось беспрекословное послушание. Для Джо, которому исполнилось одиннадцать и который уже стремился к самостоятельности, это было особенно тяжело. Ведь до сих пор Джо был за старшего мужчину в семье.
Но конечно же, главной причиной наших трений в то время был Реза. Когда Реза учился в Уэйнском государственном университете в Детройте, он какое-то время жил на квартире Махмуди. Незадолго до первой годовщины нашей совместной жизни Реза получил степень магистра экономики, и Махмуди предложил ему пожить у нас в Корпус-Кристи, пока он не подыщет себе работу.
Стоило Махмуди уйти из дому, как Реза принимался играть роль хозяина и господина, пытаясь командовать мной и детьми, требуя, чтобы мы ему безоговорочно подчинялись. Вскоре после его приезда ко мне на чашку чаю зашли подруги. Реза молча сидел вместе с нами, явно запоминая каждое слово, чтобы потом доложить Махмуди о наших вольностях. Не успели мои гости уйти, как Реза велел мне мыть посуду.
– Я вымою посуду тогда, когда сочту нужным, – огрызнулась я.
Он пытался диктовать мне, когда заняться стиркой, зайти к соседям на чашку кофе, что приготовить детям на обед. Я с ним ссорилась, но он не отставал. Со своей стороны он ничем не помогал по дому.
Множество раз я жаловалась Махмуди на бесцеремонность Резы. Но поскольку Махмуди не был свидетелем самых неприятных эпизодов, то советовал мне потерпеть.
– Это ненадолго, – говорил он, – пока он не найдет себе работу. Он же мой племянник. Я обязан ему помогать.
Мы с Махмуди были заняты поисками недвижимости, с тем чтобы выгоднее вложить деньги и сократить выплату налогов. Благодаря этим поискам у нас установились дружеские отношения с одним из самых крупных банкиров в городе. И я уговорила его пригласить Резу на собеседование, с тем чтобы принять на работу.
– Они предложили мне должность кассира, – недовольно бросил Реза, вернувшись с собеседования. – Я не собираюсь служить кассиром в банке.
– Многие были бы рады получить такую работу, – сказала я, возмущенная таким гонором. – С этого места можно постепенно продвигаться наверх.
И тут Реза произнес многозначительную фразу, которую я сумела понять лишь годы спустя, когда вполне осознала психологию иранского мужчины, в частности мужчины из семьи Махмуди.
– В этой стране я не соглашусь ни на какую другую должность, кроме как президента компании.
Его вполне устраивало жить за наш счет в ожидании, когда какая-нибудь американская компания наконец додумается вверить себя в его руки.
А тем временем он загорал на пляже, читал Коран, молился и стремился контролировать каждый мой шаг. Когда эти обязанности его утомляли, он ложился подремать.
Недели его тягостного пребывания превратились в месяцы, и я потребовала от Махмуди что-то предпринять.
– Или он, или я! – сказала я наконец.
Всерьез ли я поставила этот ультиматум? Вероятно, нет, но мой расчет строился на любви Махмуди ко мне, и я не ошиблась.
Бормоча что-то на фарси – явно проклятия в мой адрес, – Реза съехал на свою квартиру… оплачиваемую Махмуди. Вскоре после этого он вернулся в Иран, чтобы жениться на своей двоюродной сестре Ассий.
С исчезновением Резы мы сможем вновь вернуться к нашей благополучной и счастливой жизни, думала я. Мы с Махмуди были разными людьми, но я знала, что брак предполагает компромисс. И не сомневалась, что со временем все наладится.
Я старалась сосредоточиться на положительных сторонах жизни. А в ней и вправду было столько прекрасного. Наконец-то я нашла то самое нечто, к которому всегда стремилась.
Разве могла я знать тогда, что где-то на востоке, за 10 тысяч миль зреет враждебная буря, которая разрушит мой брак, бросит меня в темницу и поставит под угрозу не только мою жизнь, но и жизнь моей еще не родившейся дочери.
Мы были женаты уже полтора года, когда вскоре после новогоднего праздника 1979 года Махмуди купил себе дорогой коротковолновый транзистор с наушниками. Он мог принимать программы чуть ли не со всего света. Внезапно у Махмуди пробудился интерес к «Радио Ирана».
Тегеранские студенты организовали целый ряд антиправительственных демонстраций. Подобные волнения происходили и раньше, но эти носили более серьезный и массовый характер. Из своей парижской ссылки аятолла Хомейни осуждал западное влияние вообще и шаха в частности.
Сообщения, которые Махмуди слушал по радио, зачастую противоречили вечерним теленовостям. И Махмуди заподозрил американских журналистов в необъективности.
Когда шах бежал из Ирана, а аятолла Хомейни на следующий же день с триумфом вернулся на родину, Махмуди устроил праздник. Он привел в дом несколько десятков иранских студентов, не предупредив меня заранее. Они засиделись у нас допоздна, оглашая мой американский дом возбужденными беседами на фарси.
Революция в Иране сопровождалась революцией у нас в доме. Махмуди принялся отправлять исламские молитвы с таким благочестивым рвением, какого я никогда в нем раньше не замечала. Он делал пожертвования в пользу различных шиитских группировок.
Не посоветовавшись со мной, он выбросил наши изрядные запасы спиртного, которые мы держали для частых гостей. Из-за этого к нам реже стали заходить наши американские друзья, а вскоре своими разговорами Махмуди отвадил от дома и трезвенников. Махмуди поносил американских журналистов, называя их лгунами. В течение следующих нескольких месяцев студенты систематически использовали наш дом как место встреч. Они создали так называемую «Группу обеспокоенных мусульман», которая наряду с прочими акциями составила письмо, адресованное средствам массовой информации, следующего содержания:
Именем Бога, щедрейшего и милосерднейшего.
Сегодня в Соединенных Штатах ислам является одним из наиболее искаженных понятий. Тому есть несколько причин: 1) извращение средствами массовой информации фактов, касающихся Исламской Республики Иран, 2) нежелание правительства США строить отношения с мусульманскими странами на справедливой основе, 3) неприятие христианским миром ислама и его последователей.
Средства массовой информации оказывают огромное влияние на умы американских граждан. Вечерние новости, газеты и еженедельные периодические издания являются единственным источником для формирования общественного мнения в Америке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116