Потом поймала себя на мысли, что просто оттягиваю звонок. Я нехотя сняла трубку и набрала наш домашний номер.
Махмуди ответил после первого же гудка.
– Это я.
– Где ты? – рявкнул он.
– У друга.
– У какого еще друга?
– Этого я тебе не скажу.
– Немедленно возвращайся домой, – приказал он. Он говорил с присущей ему агрессивностью, но я, следуя наставлениям Амаля, гнула свое.
– Нам надо кое-что обсудить, – сказала я. – Я согласна решить возникшую проблему, если ты к этому готов.
– Да, готов. – Он заговорил спокойнее, уравновешеннее. – Приходи домой – и поговорим, – предложил он.
– Я не хочу, чтобы все остальные узнали о том, что произошло. Ничего не рассказывай ни Маммалю, ни Маджиду, ни своей сестре, ни кому бы то ни было другому. Если мы намерены обо всем договориться, то только вдвоем. В последние несколько дней в твоей жизни опять появился Маммаль, и все пошло вкривь и вкось. Разговор может состояться только на моих условиях.
Махмуди не понравился мой вызывающий тон.
– Приходи домой – и поговорим, – повторил он.
– Если я приду, то Маммаль будет дожидаться у дверей, чтобы забрать Махтаб, а меня ты посадишь под замок.
Махмуди был в замешательстве, не зная, как себя вести. Он выбрал примирительный тон.
– Нет, этого не произойдет. Я отменил на завтра все встречи. Возвращайся. Поужинаем и всю ночь будем разговаривать.
– В пятницу я никуда не полечу.
– Этого я тебе обещать не могу.
– Так вот, к твоему сведению, в пятницу я никуда не полечу. – Я услышала, как зазвенел мой голос. Осторожно, одернула я себя. Не ввязывайся в спор. Твоя задача не ссориться, а выиграть время.
– Я не собираюсь брать на себя никаких обязательств! – заорал Махмуди на другом конце провода. – Немедленно возвращайся домой! Даю тебе на это полчаса, а потом пеняй на себя.
Я понимала, что он имеет в виду полицию, и разыграла карту, которую сдал мне Амаль.
– Послушай, – неторопливо проговорила я, – ты занимаешься медицинской практикой без лицензии. Если начнешь делать мне неприятности, то я наведу на тебя власти.
Махмуди тут же смягчился.
– Пожалуйста, не надо, – попросил он елейным голосом. – Ведь нам нужны деньги. Я пошел на это ради нашего блага; не делай этого. Лучше поскорее возвращайся домой.
– Я над этим подумаю, – сказала я и повесила трубку.
Я не знала, каков будет следующий шаг Махмуди, но не сомневалась – в полицию он еще не звонил и не позвонит, по крайней мере сегодня вечером – он меня боится.
Я переключилась на Махтаб, которая напряженно слушала мой разговор.
– Ты уверена, что хочешь вернуться в Америку? – спросила я ее. – Ведь тогда ты больше никогда не увидишь папу.
– Да, – ответила она. – Хочу. Я хочу уехать в Америку.
Меня вновь поразила степень ее зрелости. А прозвучавшая в ее голосе решимость усилила мою собственную. Пути назад не было.
Следующие несколько часов мы взволнованно говорили об Америке, предаваясь воспоминаниям. Как же мы соскучились по своей родине. Несколько раз нас прерывал Амаль, звонивший справиться, все ли у нас в порядке, и сообщить, правда весьма туманно, что дело двигается.
Последний звонок раздался в половине первого ночи.
– Сегодня я больше звонить не буду, – сказал он. – Вам надо как следует выспаться – впереди тяжелые испытания. Ложитесь, а утром поговорим.
Мы с Махтаб раздвинули продавленный диван и провели ночь в молитвах и ворочанье с боку на бок. Махтаб задремала, я же так и не сомкнула глаз; когда в комнату медленно вполз рассвет, позвонил Амаль и сказал, что сейчас придет.
Он появился около семи с доверху набитым рюкзачком, где были хлеб, овечий сыр, помидоры, огурцы, яйца и молоко. Он принес также книжки-раскраски и цветные карандаши для Махтаб и целлофановый пакет с моими вещами, которые я оставила у него во вторник. Кроме того, он вручил мне дорогую наплечную кожаную сумку – прощальный подарок.
– Я работал всю ночь, вел переговоры с разными людьми, – сказал он. – План таков: вы бежите в Турцию.
В Турцию! Я испугалась. Перелет до Бандар-Аббаса, а оттуда – на катере через Персидский залив, перелет до Захедана и нелегальная переправа через границу с Пакистаном, перелет до Токио по чужому паспорту – вот каковы были наши рабочие варианты. Турция всегда была наименее предпочтительным. Амаль говорил мне, что побег через Турцию требует не только колоссальных физических сил, но и чрезвычайно опасен из-за людей, к которым придется обращаться.
– Теперь, когда вас хватились, аэропорт исключается, – объяснил он. – Уедете из Тегерана на машине. Путь до турецкой границы хоть и долгий, но все же кратчайший.
Он пытался договориться с человеком, который бы довез нас до Тебриза – город в северо-западной части Ирана, – а оттуда на запад, где нас переправят через границу в карете «Скорой помощи» Красного Креста.
– Они запросили тридцать тысяч американских долларов, – сказал Амаль. – Слишком дорого. Я пытался сбить цену. Мы сговорились на пятнадцати, но и эта сумма чересчур велика.
– Соглашайтесь.
Я не знала, сколько денег осталось на наших банковских счетах, но это не имело значения. Где-нибудь, как-нибудь я сумею достать деньги.
Амаль помотал головой.
– Слишком дорого, – повторил он.
Только сейчас до меня дошло, что речь идет о деньгах Амаля, а не о моих. Он должен был выплатить их вперед, без каких-либо гарантий, что я доберусь до Америки и верну долг.
– Я попробую поторговаться, – сказал он. – Сегодня у меня много дел. Если что-нибудь понадобится, звоните на работу.
Этот тяжелый день мы с Махтаб провели, сидя рядом, за разговорами и молитвами. Время от времени она бралась за раскраски, но не могла сосредоточиться. Я ходила взад-вперед по вытертым персидским коврам – адреналин не давал мне присесть, меня наполняли одновременно радостное возбуждение и мучительные страхи. Не эгоистично ли я поступаю? Не рискую ли жизнью своей дочери? Пусть здесь плохо, но все же не лучше ли ей расти в этой стране – со мной или без меня, – чем не вырасти вообще?
Амаль вернулся около полудня и сообщил, что ему удалось сбить цену до двенадцати тысяч долларов.
– Хорошо, – сказала я. – Для меня это не имеет значения.
– Думаю, на меньшее они не согласятся.
– Хорошо.
Он попытался меня приободрить:
– Эти ребята вас не обидят. Обещаю. Они славные люди. Я навел о них справки, и знаете, если бы я допускал мысль, что из-за них вы можете пострадать, я бы никогда вас с ними не отправил. Вариант не из лучших, но мы должны действовать по возможности быстро. Они о вас как следует позаботятся.
Ночь с четверга на пятницу была еще одной бессонной вечностью. Диван оказался настолько неудобным, что мы решили расположиться на полу, на тонких одеялах. Махтаб спала безмятежным детским сном, мне же не было покоя – он мог наступить только тогда, когда я доставлю свою дочь в Америку или погибну в пути.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
Махмуди ответил после первого же гудка.
– Это я.
– Где ты? – рявкнул он.
– У друга.
– У какого еще друга?
– Этого я тебе не скажу.
– Немедленно возвращайся домой, – приказал он. Он говорил с присущей ему агрессивностью, но я, следуя наставлениям Амаля, гнула свое.
– Нам надо кое-что обсудить, – сказала я. – Я согласна решить возникшую проблему, если ты к этому готов.
– Да, готов. – Он заговорил спокойнее, уравновешеннее. – Приходи домой – и поговорим, – предложил он.
– Я не хочу, чтобы все остальные узнали о том, что произошло. Ничего не рассказывай ни Маммалю, ни Маджиду, ни своей сестре, ни кому бы то ни было другому. Если мы намерены обо всем договориться, то только вдвоем. В последние несколько дней в твоей жизни опять появился Маммаль, и все пошло вкривь и вкось. Разговор может состояться только на моих условиях.
Махмуди не понравился мой вызывающий тон.
– Приходи домой – и поговорим, – повторил он.
– Если я приду, то Маммаль будет дожидаться у дверей, чтобы забрать Махтаб, а меня ты посадишь под замок.
Махмуди был в замешательстве, не зная, как себя вести. Он выбрал примирительный тон.
– Нет, этого не произойдет. Я отменил на завтра все встречи. Возвращайся. Поужинаем и всю ночь будем разговаривать.
– В пятницу я никуда не полечу.
– Этого я тебе обещать не могу.
– Так вот, к твоему сведению, в пятницу я никуда не полечу. – Я услышала, как зазвенел мой голос. Осторожно, одернула я себя. Не ввязывайся в спор. Твоя задача не ссориться, а выиграть время.
– Я не собираюсь брать на себя никаких обязательств! – заорал Махмуди на другом конце провода. – Немедленно возвращайся домой! Даю тебе на это полчаса, а потом пеняй на себя.
Я понимала, что он имеет в виду полицию, и разыграла карту, которую сдал мне Амаль.
– Послушай, – неторопливо проговорила я, – ты занимаешься медицинской практикой без лицензии. Если начнешь делать мне неприятности, то я наведу на тебя власти.
Махмуди тут же смягчился.
– Пожалуйста, не надо, – попросил он елейным голосом. – Ведь нам нужны деньги. Я пошел на это ради нашего блага; не делай этого. Лучше поскорее возвращайся домой.
– Я над этим подумаю, – сказала я и повесила трубку.
Я не знала, каков будет следующий шаг Махмуди, но не сомневалась – в полицию он еще не звонил и не позвонит, по крайней мере сегодня вечером – он меня боится.
Я переключилась на Махтаб, которая напряженно слушала мой разговор.
– Ты уверена, что хочешь вернуться в Америку? – спросила я ее. – Ведь тогда ты больше никогда не увидишь папу.
– Да, – ответила она. – Хочу. Я хочу уехать в Америку.
Меня вновь поразила степень ее зрелости. А прозвучавшая в ее голосе решимость усилила мою собственную. Пути назад не было.
Следующие несколько часов мы взволнованно говорили об Америке, предаваясь воспоминаниям. Как же мы соскучились по своей родине. Несколько раз нас прерывал Амаль, звонивший справиться, все ли у нас в порядке, и сообщить, правда весьма туманно, что дело двигается.
Последний звонок раздался в половине первого ночи.
– Сегодня я больше звонить не буду, – сказал он. – Вам надо как следует выспаться – впереди тяжелые испытания. Ложитесь, а утром поговорим.
Мы с Махтаб раздвинули продавленный диван и провели ночь в молитвах и ворочанье с боку на бок. Махтаб задремала, я же так и не сомкнула глаз; когда в комнату медленно вполз рассвет, позвонил Амаль и сказал, что сейчас придет.
Он появился около семи с доверху набитым рюкзачком, где были хлеб, овечий сыр, помидоры, огурцы, яйца и молоко. Он принес также книжки-раскраски и цветные карандаши для Махтаб и целлофановый пакет с моими вещами, которые я оставила у него во вторник. Кроме того, он вручил мне дорогую наплечную кожаную сумку – прощальный подарок.
– Я работал всю ночь, вел переговоры с разными людьми, – сказал он. – План таков: вы бежите в Турцию.
В Турцию! Я испугалась. Перелет до Бандар-Аббаса, а оттуда – на катере через Персидский залив, перелет до Захедана и нелегальная переправа через границу с Пакистаном, перелет до Токио по чужому паспорту – вот каковы были наши рабочие варианты. Турция всегда была наименее предпочтительным. Амаль говорил мне, что побег через Турцию требует не только колоссальных физических сил, но и чрезвычайно опасен из-за людей, к которым придется обращаться.
– Теперь, когда вас хватились, аэропорт исключается, – объяснил он. – Уедете из Тегерана на машине. Путь до турецкой границы хоть и долгий, но все же кратчайший.
Он пытался договориться с человеком, который бы довез нас до Тебриза – город в северо-западной части Ирана, – а оттуда на запад, где нас переправят через границу в карете «Скорой помощи» Красного Креста.
– Они запросили тридцать тысяч американских долларов, – сказал Амаль. – Слишком дорого. Я пытался сбить цену. Мы сговорились на пятнадцати, но и эта сумма чересчур велика.
– Соглашайтесь.
Я не знала, сколько денег осталось на наших банковских счетах, но это не имело значения. Где-нибудь, как-нибудь я сумею достать деньги.
Амаль помотал головой.
– Слишком дорого, – повторил он.
Только сейчас до меня дошло, что речь идет о деньгах Амаля, а не о моих. Он должен был выплатить их вперед, без каких-либо гарантий, что я доберусь до Америки и верну долг.
– Я попробую поторговаться, – сказал он. – Сегодня у меня много дел. Если что-нибудь понадобится, звоните на работу.
Этот тяжелый день мы с Махтаб провели, сидя рядом, за разговорами и молитвами. Время от времени она бралась за раскраски, но не могла сосредоточиться. Я ходила взад-вперед по вытертым персидским коврам – адреналин не давал мне присесть, меня наполняли одновременно радостное возбуждение и мучительные страхи. Не эгоистично ли я поступаю? Не рискую ли жизнью своей дочери? Пусть здесь плохо, но все же не лучше ли ей расти в этой стране – со мной или без меня, – чем не вырасти вообще?
Амаль вернулся около полудня и сообщил, что ему удалось сбить цену до двенадцати тысяч долларов.
– Хорошо, – сказала я. – Для меня это не имеет значения.
– Думаю, на меньшее они не согласятся.
– Хорошо.
Он попытался меня приободрить:
– Эти ребята вас не обидят. Обещаю. Они славные люди. Я навел о них справки, и знаете, если бы я допускал мысль, что из-за них вы можете пострадать, я бы никогда вас с ними не отправил. Вариант не из лучших, но мы должны действовать по возможности быстро. Они о вас как следует позаботятся.
Ночь с четверга на пятницу была еще одной бессонной вечностью. Диван оказался настолько неудобным, что мы решили расположиться на полу, на тонких одеялах. Махтаб спала безмятежным детским сном, мне же не было покоя – он мог наступить только тогда, когда я доставлю свою дочь в Америку или погибну в пути.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116