В пятницу рано утром Амаль снова принес еду – какое-то блюдо из курицы, завернутое в газету, и редкое угощение для Махтаб: кукурузные хлопья, – а также новые книжки-раскраски, одеяло, пальто для Махтаб, черную чадру для меня и маленький тюбик жвачки немецкого производства. Пока Махтаб рассматривала этот потрясающий подарок, мы с Амалем обсуждали положение дел.
– Я работаю круглые сутки, – сказал он. – Ситуация затрудняется еще и тем, что у большинства людей нет телефонов.
– Когда мы выезжаем? – нетерпеливо спросила я.
– Пока не знаю. Я бы хотел, чтобы сегодня днем вы еще раз позвонили мужу, но не отсюда. Я побуду с Махтаб, а вы отправитесь звонить на улицу из телефона-автомата. Мы запишем все, что вы должны будете ему сказать.
– Хорошо, – ответила я.
Мы с Махтаб безоговорочно доверяли Амалю. Ни с кем другим она бы не согласилась остаться без меня. Но малышка понимала, что вся интрига плетется вокруг нее.
Она кивнула в знак одобрения и улыбнулась, глядя, как мы жуем ее жвачку.
Днем я покинула относительно безопасное убежище, предоставленное Амалем, и вышла на холодные и зловещие улицы Тегерана. Впервые за полтора года я была рада тому, что можно спрятать лицо под чадрой. Ледяной ветер сбивал меня с ног, когда я шла к телефону-автомату на углу, в безопасном отдалении. Онемевшими пальцами я сняла трубку и набрала номер. Затем вынула из сумочки записи-подсказки.
К телефону подошел Маджид.
– Где ты? – спросил он. – Где ты?
Оставив его вопрос без внимания, я задала свой:
– Где Махмуди? Я хочу с ним поговорить.
– Махмуди нет дома. Он уехал в аэропорт.
– Когда он вернется?
– Часа через три…
– Мне надо обсудить с ним нашу проблему.
– Он тоже хотел бы с тобой увидеться. Пожалуйста, приходи.
– Хорошо, завтра я приведу Махтаб и своего адвоката, и мы побеседуем, но чтобы в доме никого больше не было. Передай ему, что я могу прийти либо между одиннадцатью и двенадцатью, либо между шестью и восьмью. Мой адвокат свободен только в эти часы, – солгала я.
– Приходи между одиннадцатью и двенадцатью. Он отменил завтрашний прием. Но только без адвоката.
– Нет. Без адвоката я не переступлю порог дома.
– Приходите вдвоем с Махтаб, – настаивал Маджид. – Мы обо всем договоримся. Я буду здесь.
– Я боюсь. Прежде, когда Махмуди избил меня и запер в квартире, ни ты, ни твоя семья ничего не сделали, чтобы мне помочь.
– Не беспокойся. Я буду здесь, – повторил Маджид. Я была рада возможности презрительно рассмеяться.
– В твоем присутствии не будет нужды. Я уже через это проходила. От тебя требуется лишь передать ему мои слова.
Повесив трубку, я содрогнулась от страха. Я знала, зачем Махмуди поехал в аэропорт. Забрать мой иранский паспорт у стойки «Свиссэйр». Он не хотел рисковать – вдруг я его опережу. Не заедет ли он оттуда в полицию?
На обратном пути мне казалось, что я голая даже под чадрой. Всюду сновали полицейские с ружьями наготове. Я не сомневалась – все они разыскивают меня.
Теперь я знала твердо: мы должны решиться на побег, невзирая на риск. Какой бы ужас ни вселяли в меня контрабандисты иранского северо-запада, они были куда менее опасны, чем мой муж. Меня уже ограбили, похитили и изнасиловали. Кроме того, Махмуди, несомненно, был способен на убийство.
Когда я вошла в квартиру, Амаль сказал:
– Вы выезжаете сегодня вечером.
Он разложил передо мной карту и показал наш маршрут, это был долгий и трудный путь: от Тегерана до Тебриза, а затем дальше – в горы, контролируемые как курдскими повстанцами, так и пасдаром. В свое время курды выступали против правительства шаха, теперь были врагами правительства аятоллы.
– Кто бы с вами ни заговорил, ничего не рассказывайте, – предупредил Амаль. – Ни слова обо мне. Ни слова о том, что вы американка. Ни слова о том, что происходит.
Группа контрабандистов должна была доставить нас из Тегерана к границе, затем переправить в Турцию на карете «Скорой помощи» Красного Креста и наконец привезти в город Ван, расположенный в горах восточной Турции. Дальше нам предстояло передвигаться самостоятельно. Но даже тогда надо будет соблюдать меры предосторожности, предупредил Амаль. Поскольку мы пересечем границу нелегально, то в наших американских паспортах будет отсутствовать отметка о въезде. Турецкие власти могут заинтересоваться нашими документами. Если мы попадемся, то в Иран нас не отправят, но, безусловно, задержат, а возможно, и разъединят.
Из Вана автобусом или самолетом нам предстояло добраться до столицы Турции, Анкары, и там сразу отыскать посольство США. Только тогда мы сможем почувствовать себя в безопасности.
Амаль дал мне пригоршню монет.
– По пути звоните из всех телефонов-автоматов. Но не говорите лишнего. – С минуту он смотрел в потолок. – Исфахан, – произнес он название иранского города. – Это будет зашифрованное обозначение Анкары. Когда доберетесь до Анкары, то скажете мне, что находитесь в Исфахане.
Мне хотелось, чтобы Амаль остался с нами, хотелось побыть с ним еще, поболтать. Рядом с ним мне все было нипочем. Но он умчался довершать кое-какие дела, хотя был день отдохновения мусульман.
Неужели это моя последняя пятница в Иране? Я молила Бога-Аллаха, чтобы это было так.
Между тем надлежало обдумать практические шаги. Что мне взять с собой? Я взглянула на тяжелый гобелен, который забросила к Амалю во вторник. Ты в своем уме? – сказала я себе. Зачем тебе это? Ничего тебе не нужно. Только попасть домой, и все. Гобелен останется здесь, равно как и шафран.
Возможно, в дороге драгоценности удастся продать за наличные; часы необходимы для того, чтобы определять время, – я сунула в сумку то и другое, а также ночную рубашку для Махтаб и смену белья для себя. Махтаб уложила кукурузные хлопья, печенье и несколько книжек-раскрасок в свой ранец.
Мы были наготове. И лишь ждали сигнала.
В шесть позвонил Амаль.
– Выезд состоится в семь, – сказал он.
Один час. После бесконечных дней, недель и месяцев оставался всего один час. Но я уже пережила не одно разочарование. Меня вновь одолевали сомнения. Милостивый Боже, молилась я, что я делаю? Пожалуйста, не оставь нас. Пожалуйста, что бы ни случилось, позаботься о моей дочери.
В десять минут восьмого появился Амаль с двумя мужчинами, которых я никогда раньше не видела.
Они оказались моложе, чем я ожидала, – оба чуть старше тридцати. Тот, что мог произнести несколько слов по-английски, был в джинсах, футболке и мотоциклетной куртке. Он напомнил мне Фонзи из «Счастливых дней». На другом, бородатом, было спортивного кроя пальто. Они понравились и мне, и Махтаб.
Нельзя было терять ни минуты. Я помогла Махтаб облачиться в манто, натянула свое – черное – и почти наглухо укутала лицо чадрой, еще раз оценив преимущество этого черного полотна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116