Племянник Махмуди был доволен собственной щедростью и гордился глубокими познаниями в области западной культуры. После ужина он обратился ко мне с просьбой, которая была мне на руку.
– Я хочу, чтобы ты научила Ассий готовить американские блюда, – сказал он.
Чтобы научить Ассий готовить бифштекс или картофельное пюре, надо было изрядно походить по магазинам в поисках редких ингредиентов. Я с радостью согласилась, прежде чем Махмуди успел возразить. В последующие несколько дней Махмуди вынужден был часами бродить с нами по иранским рынкам. Постоянно присматриваясь и прислушиваясь, я начала ориентироваться в городе. Я научилась останавливать «оранжевые» такси, которые было легче найти и которые дешевле стоили по сравнению с такси с телефоном. Водителем оранжевого такси может быть всякий, у кого есть машина и кто хочет подработать несколько риалов, развозя по магистральным улицам с десяток пассажиров одновременно. У оранжевых такси маршруты более или менее постоянные, как у автобусов.
Меня раздражало присутствие Махмуди во время наших походов за продуктами. Я надеялась, что рано или поздно он ослабит бдительность и станет отпускать нас с Ассий одних. А может быть, и нас с Махтаб. Это бы дало мне шанс еще раз наведаться в посольство и узнать, нет ли у Хэлен для меня писем и не может ли Государственный департамент оказать какое-нибудь содействие.
Махмуди был ленив по натуре. Если изо дня в день внушать ему, что я осваиваюсь в Тегеране, он в конце концов перестанет таскаться за мной по «женским» делам, так как ему это надоест.
К концу второй недели нашего пребывания у Резы и Ассий я поняла, что время работает против меня. С каждым днем все явственнее обозначались признаки того, что наше присутствие обременительно для хозяев. Мариам была избалованной девочкой и не желала делиться с Махтаб своими игрушками. Ассий по-прежнему старалась проявлять гостеприимство, но я видела, что она устала от тесноты. Реза тоже пытался вести себя дружелюбно, однако, когда он усталый возвращался с работы – он служил бухгалтером у Баба Хаджи, – на его лице читалось недовольство праздностью Махмуди. Они поменялись ролями. В Америке Резу вполне устраивало жить за счет Махмуди. Здесь ему не нравилось, что даби джан сидит у него на шее. В конце концов, их приглашение было не более чем тарафом.
Махмуди досадовал на то, что у Резы такая короткая память, однако, решив не злоупотреблять своим почетным положением в семье, ретировался.
– Мы не можем больше здесь оставаться, – сказал он мне. – Мы ведь приехали сюда ненадолго, чтобы тебе стало лучше. Надо возвращаться. Нельзя обижать сестру.
Меня охватила паника. Я умоляла Махмуди пощадить меня, не сажать обратно в тюрьму – в этот ужасный дом этой ужасной Амех Бозорг, но он был непреклонен. Махтаб огорчилась не меньше моего. Даже несмотря на постоянные ссоры с Мариам, здесь ей, безусловно, нравилось намного больше. В тот вечер мы с ней заперлись в ванной и молили Бога не оставлять нас.
И Он нас не оставил. К нам спустились Маммаль, и Нассерин – я допускаю, что Махмуди, увидев, как мы расстроены, с ними предварительно поговорил, – и предложили нам новый план. К моему изумлению, оказалось, что Нассерин бегло говорит по-английски – до сих пор она от меня это скрывала.
– Маммаль целый день работает, а я во второй половине дня ухожу в университет, – объяснила она. – Нам нужно, чтобы кто-то присматривал за малышом.
Махтаб завизжала от радости. Их годовалый сынишка Амир был незаурядным, сообразительным ребенком, и Махтаб любила с ним играть. Более того, на него надевали ползунки.
В Америке я ненавидела Маммаля еще больше, чем Резу; что касается Нассерин, то она смотрела на меня свысока. Тем не менее возможность перебраться к ним на верхний этаж была благом по сравнению с возвращением под кров Амех Бозорг, кроме того, их предложение не было тарафом. Они оба действительно хотели, чтобы мы у них поселились. Махмуди согласился, однако еще раз меня предупредил, что это только на время. Вскоре нам предстоит вернуться к его сестре.
Поскольку вещей у нас было мало, мы быстро собрались и поднялись наверх.
Там мы застали Нассерин с рассеивателем в руках – в нем курились зловонные черные зерна, – который она держала над головой мальчика, отгоняя от него на ночь злых духов. По-моему, лучше было бы рассказать ему сказку и дать стакан теплого молока, но я промолчала.
Маммаль и Нассерин любезно предоставили нам свою спальню, так как им было все равно, где спать – в кровати или на полу. Они вообще с презрением относились к мебели. В столовой у них стоял большой стол и с десяток стульев; в гостиной – гарнитур современной мягкой мебели, обитой зеленым бархатом. Однако они не пользовались пережитками эпохи шаха и держали двери в эти комнаты закрытыми, предпочитая есть и беседовать на полу в холле для гостей, устланном персидскими коврами, где были телефон и немецкий цветной телевизор – и все.
По сравнению с Ассий Нассерин была более чистоплотной хозяйкой, но, как я вскоре убедилась, готовила она безобразно – ее не заботили гигиена, питательность и вкусовые качества пищи, да она о них ничего и не знала. Когда она покупала кусок баранины или ей удавалось раздобыть курицу, она заворачивала их – предварительно не ощипав и не выпотрошив птицу – в газету и совала в морозильник. Она размораживала и замораживала один и тот же кусок мяса по четыре-пять раз – до тех пор, пока его не съедали. Ее запасы риса находились в самом чудовищном состоянии, которое мне когда-либо доводилось видеть: рис кишел не только черными жучками, но и белыми червяками. Она не утруждала себя тем, чтобы промыть его перед тем, как готовить.
К счастью, обязанности по кухне вскоре легли на меня. Маммаль требовал, чтобы я готовила иранские блюда; но я по крайней мере была уверена, что все продукты чистые.
Мне надо было чем-то занять свое время. Когда Нассерин уходила на занятия, я принималась за уборку дома: вытирала пыль, мела, скребла и мыла. Маммаль был членом совета директоров одной из иранских фармацевтических компаний, благодаря чему имел доступ к дефицитным вещам. В кладовой у Нассерин хранилась такая роскошь, как резиновые перчатки, дюжина бутылок жидкого шампуня и около ста коробок стирального порошка – большая редкость в Иране.
Нассерин с удивлением обнаружила, что стены можно мыть, и, оказывается, они белые, а не серые. Она была рада, что у нее поселилась прислуга – теперь у нее появилось больше свободного времени не только для занятий, но и для молитв и чтения Корана. Будучи более религиозной, чем Ассий, она носила чадру даже дома.
Первые несколько дней Махтаб с удовольствием возилась с Амиром, я стряпала и наводила чистоту, а Махмуди бездельничал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116