И если на нем лежит отпечаток грубости, страха, поражения, разве он в этом виноват?
Вдруг Кямиль-бей вспомнил слова адвоката, сказанные при их первой встрече. Среди бумаг, оставшихся после отца, были некоторые фирманы и фетвы духовного суда, которые ему могли пригодиться.
Ими было набито целых два сундука, стоявших на чердаке. Кямиль-бей бегло просмотрел эти бумаги и отобрал те, которые следовало изучить.
Сначала он любовался почерком и бумагой фетв и фирманов. Он ощущал странную гордость от того, что этими бумагами владели его предки, а теперь они перешли к нему. Его волновала мысль, что некоторые из них пережили не только своих составителей, но и владельцев.
Чем только не занимались люди в этом бренном мире!..
В одном из документов, датированном 1063 годом (то есть около трехсот лет тому назад), говорилось:
«Генерал-майор Мосульского района Хаджи Нуреддин Ага-заде Сулейман-ага, родом из Стамбула, завещал в качестве вакфа медресе в 14 комнат, которое он построил год тому назад в Стамбуле в районе Зейрек, и опять-таки в том же районе, но отдельно от медресе дом, унаследованный им от отца с двором и одной комнатой во дворе, и в том же районе другой дом, состоящий из наружной части, в которой одна комната и конюшня, и внутренней части с двумя комнатами и частью двора, а также являющуюся его отдельным имуществом баню с пятью раковинами, холодной комнатой, называемой предбанником с застекленным помещением для раздевания и еще две лавки и купленный им самим хан и 550 курушей, приносящих 15 процентов дохода. Один из этих домов предназначается мюдеррису. Баня, лавки и прочий доход также отходят к мюдеррису. Пятнадцатипроцентный годовой доход от 550 курушей, составляющий 82,5 куруша, должен быть распределен следующим образом: 42 куруша на масло для освещения 14 комнат медресе, из расчета 3 куруша на комнату, 1 куруш «бев-вабу», избираемому из числа учеников медресе, 2 куруша управляющему вакфом, 15 курушей на ремонт медресе и недвижимого имущества, 15 курушей мюдеррису, 7 курушей ученикам медресе, проживающим в 14 комнатах и назначаемым мюдеррисом для чтения после утреннего намаза отрывков из корана, 0,5 куруша специальному хафызу тоже за чтение отрывков из корана, всего 82,5 куруша.
Во исполнение этих условий в вышеупомянутом медресе пожизненно назначить управляющим Аджемзаде Насредди-на-эфенди, который был также назначен бесплатным управляющим района Зейрек. После смерти мюдерриса управляющим должен стать самый старший потомок семьи мужского пола, а за неимением такого — самый старший зять. Изменять, уменьшать и увеличивать условия этого вакфа в случае надобности уполномочен садразам. Если
нельзя будет внести изменении и из моей семьи не найдется наследников, недвижимое имущество и все доходы завещаю передать бедным мусульманам».
В другом документе говорилось о том, что к медресе вспоследствии было пристроено еще 4 комнаты со стороны улицы — аккуратное здание библиотеки из гладкоотесанного камня, а на южной стороне — деревянная мечеть и ша-дырван.
Следующий документ рассказал Кямиль-бею о восстании губернатора Египта Мехмеда Али-паши:
«С получением моего высочайшего султанского указа да станет известно, что вследствие разногласий, возникших между губернатором Египта Эльхадж Мехмед Али-пашой и губернатором Сайда Абдулла-пашой, губернатор Египта, не имея на то моего высочайшего соизволения, решил начать войну и самовольно направил в район Сайда по суше и по морю войска и несколько судов, забывая о том, что они оба, как мои верноподданные — управляющие землями, входящими в состав моего государства, должны действовать в точном соответствии с моей монаршей волей, сохраняя спокойствие и заботясь о благе государства; они же, наоборот, помышляют идти войной друг против друга, нанося тем самым ущерб жителям империи, которую я обязан охранять как халиф и падишах. Движимый желанием их примирить, дабы оградить от ужасных последствий на земле и на том свете, повелеваю предоставить на мое рассмотрение доклад о причинах их разногласий. С этой целью как к губернатору Египта, так и к губернатору Сайда неоднократно направлялись высокопоставленные и другие мои верноподданные, которые не раз предлагали первому отвести свои войска обратно в Египет, а второму ни при каких обстоятельствах не вмешиваться в дела Египта, однако губернатор Египта пренебрегает и на сей раз, как и прежде, моими увещеваниями и до сих пор не ответил на мои письменные призывы, вследствие чего я пришел к убеждению в злонамеренности его деяний и решил принять предохранительные меры; с этой целью повелеваю с получением моего высочайшего султанского указа, изданного моими главнокомандующим и визирем Хусревом и Мех-
мед-пашой, на основании моей монаршей воли действовать в точном соответствии с законом, повинуясь указу, а именно: в случае, если губернатор Египта и впредь будет нарушать мои наставления, сея смуту, изгнать египетские войска в район Акки. Осуществление моей высочайшей монаршей воли возлагаю на губернатора Ракки, которому дополнительно были пожалованы обязанности губернатора Алеппо. Бывший исполняющий обязанности губернатора Алеппо, мой великий визирь Мехмед-паша и назначенные командующими войсками прибрежной зоны Сирии и Аравии и получившие звание генерал-майоров эмиры Хайдар-паша и Неджип-паша — все они со своими свитами и военачальниками, пехотными и кавалерийскими полками, артиллерийскими и крепостными частями должны прибыть в районы назначения и действовать, исходя из необходимости.
Знайте и подчиняйтесь».
Под документом стояла дата — 1247 год, немногим более девяноста лет тому назад.
Облокотившись на спинку кресла и глядя на плывущие по небу свинцовые тучи, Кямиль-бей задумался над тем злосчастным периодом истории, когда говорили на таком сложном, устаревшем и малопонятном языке. Явуз ' наверняка не писал так свои фирманы. Государства похожи на людей: они стареют, слабеют и становятся смешными.
Вот как подготавливалось нынешнее падение страны.
Гнетущая тоска охватила Кямиль-бея, когда он перелистывал эти бумаги. Люди прошлого стремились связать с религией все свои действия. Могло ли быть что-нибудь более жалкое, чем стремление втиснуть в застывшие каноны религии движущуюся, вечно меняющуюся жизнь! Господствующей социальной идеей того времени была религия, и каждый связывал с ней свое богатство, душу, честь. А когда, наконец, решили спасти ее от застоя, вдохнуть в нее жизнь, то сами же и разрушили ее. Каждый документ, каждый указ, каждое постановление духовного суда полны чудовищных подлогов шариата, стремлением использовать религию в корыстных целях.
Сейчас Кямиль-бей нашел объяснение многому, чего никак не мог понять до сих пор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Вдруг Кямиль-бей вспомнил слова адвоката, сказанные при их первой встрече. Среди бумаг, оставшихся после отца, были некоторые фирманы и фетвы духовного суда, которые ему могли пригодиться.
Ими было набито целых два сундука, стоявших на чердаке. Кямиль-бей бегло просмотрел эти бумаги и отобрал те, которые следовало изучить.
Сначала он любовался почерком и бумагой фетв и фирманов. Он ощущал странную гордость от того, что этими бумагами владели его предки, а теперь они перешли к нему. Его волновала мысль, что некоторые из них пережили не только своих составителей, но и владельцев.
Чем только не занимались люди в этом бренном мире!..
В одном из документов, датированном 1063 годом (то есть около трехсот лет тому назад), говорилось:
«Генерал-майор Мосульского района Хаджи Нуреддин Ага-заде Сулейман-ага, родом из Стамбула, завещал в качестве вакфа медресе в 14 комнат, которое он построил год тому назад в Стамбуле в районе Зейрек, и опять-таки в том же районе, но отдельно от медресе дом, унаследованный им от отца с двором и одной комнатой во дворе, и в том же районе другой дом, состоящий из наружной части, в которой одна комната и конюшня, и внутренней части с двумя комнатами и частью двора, а также являющуюся его отдельным имуществом баню с пятью раковинами, холодной комнатой, называемой предбанником с застекленным помещением для раздевания и еще две лавки и купленный им самим хан и 550 курушей, приносящих 15 процентов дохода. Один из этих домов предназначается мюдеррису. Баня, лавки и прочий доход также отходят к мюдеррису. Пятнадцатипроцентный годовой доход от 550 курушей, составляющий 82,5 куруша, должен быть распределен следующим образом: 42 куруша на масло для освещения 14 комнат медресе, из расчета 3 куруша на комнату, 1 куруш «бев-вабу», избираемому из числа учеников медресе, 2 куруша управляющему вакфом, 15 курушей на ремонт медресе и недвижимого имущества, 15 курушей мюдеррису, 7 курушей ученикам медресе, проживающим в 14 комнатах и назначаемым мюдеррисом для чтения после утреннего намаза отрывков из корана, 0,5 куруша специальному хафызу тоже за чтение отрывков из корана, всего 82,5 куруша.
Во исполнение этих условий в вышеупомянутом медресе пожизненно назначить управляющим Аджемзаде Насредди-на-эфенди, который был также назначен бесплатным управляющим района Зейрек. После смерти мюдерриса управляющим должен стать самый старший потомок семьи мужского пола, а за неимением такого — самый старший зять. Изменять, уменьшать и увеличивать условия этого вакфа в случае надобности уполномочен садразам. Если
нельзя будет внести изменении и из моей семьи не найдется наследников, недвижимое имущество и все доходы завещаю передать бедным мусульманам».
В другом документе говорилось о том, что к медресе вспоследствии было пристроено еще 4 комнаты со стороны улицы — аккуратное здание библиотеки из гладкоотесанного камня, а на южной стороне — деревянная мечеть и ша-дырван.
Следующий документ рассказал Кямиль-бею о восстании губернатора Египта Мехмеда Али-паши:
«С получением моего высочайшего султанского указа да станет известно, что вследствие разногласий, возникших между губернатором Египта Эльхадж Мехмед Али-пашой и губернатором Сайда Абдулла-пашой, губернатор Египта, не имея на то моего высочайшего соизволения, решил начать войну и самовольно направил в район Сайда по суше и по морю войска и несколько судов, забывая о том, что они оба, как мои верноподданные — управляющие землями, входящими в состав моего государства, должны действовать в точном соответствии с моей монаршей волей, сохраняя спокойствие и заботясь о благе государства; они же, наоборот, помышляют идти войной друг против друга, нанося тем самым ущерб жителям империи, которую я обязан охранять как халиф и падишах. Движимый желанием их примирить, дабы оградить от ужасных последствий на земле и на том свете, повелеваю предоставить на мое рассмотрение доклад о причинах их разногласий. С этой целью как к губернатору Египта, так и к губернатору Сайда неоднократно направлялись высокопоставленные и другие мои верноподданные, которые не раз предлагали первому отвести свои войска обратно в Египет, а второму ни при каких обстоятельствах не вмешиваться в дела Египта, однако губернатор Египта пренебрегает и на сей раз, как и прежде, моими увещеваниями и до сих пор не ответил на мои письменные призывы, вследствие чего я пришел к убеждению в злонамеренности его деяний и решил принять предохранительные меры; с этой целью повелеваю с получением моего высочайшего султанского указа, изданного моими главнокомандующим и визирем Хусревом и Мех-
мед-пашой, на основании моей монаршей воли действовать в точном соответствии с законом, повинуясь указу, а именно: в случае, если губернатор Египта и впредь будет нарушать мои наставления, сея смуту, изгнать египетские войска в район Акки. Осуществление моей высочайшей монаршей воли возлагаю на губернатора Ракки, которому дополнительно были пожалованы обязанности губернатора Алеппо. Бывший исполняющий обязанности губернатора Алеппо, мой великий визирь Мехмед-паша и назначенные командующими войсками прибрежной зоны Сирии и Аравии и получившие звание генерал-майоров эмиры Хайдар-паша и Неджип-паша — все они со своими свитами и военачальниками, пехотными и кавалерийскими полками, артиллерийскими и крепостными частями должны прибыть в районы назначения и действовать, исходя из необходимости.
Знайте и подчиняйтесь».
Под документом стояла дата — 1247 год, немногим более девяноста лет тому назад.
Облокотившись на спинку кресла и глядя на плывущие по небу свинцовые тучи, Кямиль-бей задумался над тем злосчастным периодом истории, когда говорили на таком сложном, устаревшем и малопонятном языке. Явуз ' наверняка не писал так свои фирманы. Государства похожи на людей: они стареют, слабеют и становятся смешными.
Вот как подготавливалось нынешнее падение страны.
Гнетущая тоска охватила Кямиль-бея, когда он перелистывал эти бумаги. Люди прошлого стремились связать с религией все свои действия. Могло ли быть что-нибудь более жалкое, чем стремление втиснуть в застывшие каноны религии движущуюся, вечно меняющуюся жизнь! Господствующей социальной идеей того времени была религия, и каждый связывал с ней свое богатство, душу, честь. А когда, наконец, решили спасти ее от застоя, вдохнуть в нее жизнь, то сами же и разрушили ее. Каждый документ, каждый указ, каждое постановление духовного суда полны чудовищных подлогов шариата, стремлением использовать религию в корыстных целях.
Сейчас Кямиль-бей нашел объяснение многому, чего никак не мог понять до сих пор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89