»
В Бешикташе он сошел с фаэтона, быстро спустился к лодкам и переправился в Ускюдар.
Когда он приехал домой, было около трех часов ночи. Нермин волновалась.
— Где это вы пропадали?—громко спросила она.
— Я был у адвоката.— Кямиль-бей придумал это, сидя в фаэтоне, чтобы не волновать жену.— Беседовал с секретарем английского консульства в Мосуле.
— Ну и что же?
— Пока ничего определенного. Обещают кое-что сделать... У меня болит голова. Вы тоже больны?
— У меня насморк, и Айше чувствует себя плохо. Я смерила ей температуру — тридцать восемь. Скорее бы кончилась эта зима. Я погибну здесь от скуки.
Кямиль-бей ласково посмотрел на жену. Обычно болезнь не красит людей, но Нермин со своим обиженным детским личиком как будто стала еще красивее. Кямиль-бей обнял и поцеловал ее.
— Оставьте меня,— сказала Нермин.— Вы как ребенок. Я же вам сказала, что у меня насморк. Ужин уже остыл.
— Разве вы еще не ужинали? Вот это, любовь моя, никуда не годится. Сколько раз я говорил вам: после полуночи не ждите своего бродягу-мужа.— Он чувствовал такую сильную любовь к жене, что ему стало стыдно своей лжи.— Знаете, почему я опоздал? Дело не в адвокате. Я вам как-то рассказывал о моем товарище Ахмете, помните?
— Конечно, не помню. Ведь в нашей стране столько Ахметов и Мехметов. Что-нибудь случилось?
— Это мой школьный товарищ. Хороший человек... Помните, он как-то прислал Айше ящик апельсинов и резиновый мяч?
— Да, помню.
— Его вчера арестовали.
— За что же?
— За то, что он работал для Национальной армии.
— Что это еще за Национальная армия? Кямиль-бей замер, пытливо всматриваясь в лицо жены.
У нее были злые глаза. «Бедняжка, она совершенно больна»,— подумал он.
— Немедленно ложитесь, дорогая моя,—сказал он.— Поешьте и ложитесь в постель. Я приготовлю вам липовый отвар.
— За последние дни вы стали очень странным. Обращаетесь со мной, как с Айше.
— Разве это плохо?
— Вы еще спрашиваете, плохо ли это? Мы живем, как на необитаемом острове. У нас нет знакомых. Вместо того чтобы думать о семье, вы до полуночи бродите по улицам. Не хватало только этой Национальной армии. Я думала, что вы серьезный человек, но вот уже несколько месяцев, как вы очень изменились. Мы не в таком сейчас положении, чтобы всеми пренебрегать.
— Что вы говорите? К кому же мы должны прислушиваться, прелесть моя?
— Не смейтесь, вы раздражаете меня. Ребенок плохо одет... Да и я не лучше. А вы! Взгляните на себя в зеркало!
— У нас нет денег. Люди, не имеющие денег, одеваются не лучше нас.
— Однако у вас находятся деньги, чтобы выпускать газету, чтобы кормить какого-то бродягу, сидящего в тюрьме, а...
У Кямиль-бея дрогнул голос:
— Этот сидящий в тюрьме человек не бродяга. Это во-первых. Во-вторых, газету, к сожалению, выпускаю не я.
— Кто же ее выпускает?
— Недиме-ханым.
— Ах, эта противная женщина! Не хватало нам только этой Недиме-ханым. Какая она госпожа? Настоящая подхалимка. Любую вашу мазню называет шедевром. Да вы ничего не понимаете в людях. Все пользуются вашей
простотой. А ее смех! Он так раздражал меня. Недиме-ханым... Мне просто дурно делалось при ней. Кто знает, что натворил ее муж, за что его посадили в тюрьму.
— Прошу вас, Нермин! Ихсан-бей—мой школьный товарищ, он четыре года воевал, был ранен, вынес плен. Сколько раз он рисковал жизнью ради родины.
— Ради родины! Да, наш зеленщик тоже так говорит. А вы послушайте, что говорят другие. Сегодня приходила моя тетя. Она удивлялась, как это мы можем сидеть здесь взаперти, и жаловалась, что ни разу не навестили ее. Тетя и дядя не поверили тому, что услышали о вас, и она пришла узнать у меня, правда ли это. Я сказала, что ничего не знаю. А что случилось?—спросила я. Говорят, вы водитесь с какими-то подозрительными людьми и позволяете себе такое, чего не стали бы делать даже дети. На каком-то собрании упоминали ваше имя. В присутствии высших английских офицеров.
— На меня жалуются английские офицеры?
— Этого уж я не знаю. Что может сделать кучка голодранцев-бандитов в Анатолии против держав-победительниц?
— Это вы говорите или ваша тетя?
— Так говорила тетя. Прошу вас, порвите с этой газетой. С вами хочет поговорить дядя Ибрагим-бей.
— Что ему нужно?
— Во-первых, он поможет разрешить вопрос о наследстве. Во-вторых, предложит работать вместе с ним.
— Вместе выпускать газету?
— У вас на уме только газета. Дядя — подрядчик. Ему нужен человек, хорошо знающий английский язык.
— Понятно. Вместе будем продавать кое-что английской армии. Не так ли?
— Я обещала, что вы завтра обязательно зайдете к нему, и взяла адрес его конторы. Завтра с утра зайдите и переговорите с ним.
— Н ермин, поднимите голову! А ну-ка поднимите!.. Вы говорите серьезно?
Нермин смело и решительно подняла голову. Она впервые так открыто взглянула мужу в лицо.
— Конечно, серьезно,— сказал она.— Я не настолько глупа, чтобы не думать о своем ребенке и своем доме. Если я до сих пор ни во что не вмешивалась, то только потому, что в этом не было необходимости. Люди, окру-
жающие вас,— погибшие люди. Им нечего терять. Слава аллаху, мы еще не в таком безнадежном положении, у нас есть влиятельные родственники. Говорят, что если англичане захотят, они мгновенно могут вернуть нам наше имущество в Мосуле. Тетя сказала: «Выходит, что падишах могучей династии османов вместе со своими визирями сошел с ума, а эта кучка оборванцев из Анатолии нашла правильную дорогу, не так ли?» Тетя права.
— Оборванцы? Неплохое слово. Значит, бездомные собаки...
— Не знаю. Завтра сходите к Ибрагим-бею. Мне здесь плохо. Тетя, когда увидела нашу нищету, даже заплакала. На этой неделе она пригласила меня к себе. Говорит, что об этом просила Сабрие. Дядя нам поможет.
— Чем?
— Даст денег в долг. А потом, когда у нас будут деньги, мы вернем ему.
— Но ведь я еще, прелесть моя, не просил о помощи.
— Что это значит? Неужели вы прикажете мне пойти к ним в этом свитере? Там соберется приличное общество!
Кямиль-бей растерялся. Он схватил жену за руки.
— Сейчас в нашей стране нет того, что вы называете приличным обществом. Есть люди, продающие свою честь врагам,— тихо сказал он.— Не можем же мы стать такими, как они. Слушайте меня, родная, поверьте мне! Вы ведь знаете, что я не люблю бросаться словами. Мы теряем родину. В этом несчастье больше всего повинны те, кто живет так, как жили мы. Мы пользовались всеми благами, но не выполняли своего долга перед теми, кто обеспечивал нам такую жизнь, кто ради того, чтобы мы утопали в роскоши, веками нищенствовал. Мы теряем родину, дорогая моя, и я уверен, вы не понимаете этого. Слава аллаху, еще есть надежда спасти ее. Я много ездил по колониям Индии, Сиаму, Египту и всюду видел дворцы и салоны, полные людей в иноземных мундирах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89