..
— Ихсан всегда говорил, что людей надо оценивать по ИХ делам. Существуют поэты, воображение которых, может быть, не так широко и блестяще, как у этих, и нет у них того мастерства в форме и языке, как у больших художни-
Имеется в виду один из самых фешенебельных стамбульских ресторанов,
ков... Но насколько они выше и значительнее их. Они заслуживают гораздо большего уважения... Выпьем по стаканчику чая? У меня пересохло в горле. Я никогда не забуду сегодняшнего состояния Ихсана. Он был так счастлив, что чуть не обнял меня и не прижал к груди. Он не сделал этого только потому, что около нас находились чужие. Извините, я не про вас — вас я не считаю чужим, вы это знаете. Я говорю о тех, которым я... Я никогда не прощу. Тем, кто арестовал моего мужа только за то, что он благороден и честен... Никогда... — В глазах Недиме-ханым появилось злое выражение. Затем она мягко улыбнулась. Ее рука, лежавшая на столе, дрожала. Кямиль-бею захотелось поцеловать эту руку.
Вечером Ниязи-эфенди пришел, как обычно, с массой удивительных новостей. Восстание Черкеза Этема — не вражеская пропаганда, как думали некоторые, а факт. Этем-бей сначала не поладил с командующим фронтом, а затем, поссорившись с Рефет-беем, решил напасть на Анкару. У Кемаль-паши было две возможности: или договориться с Этемом и сохранить его хорошо вооруженную, способную к быстрому маневрированию армию, или ловким и смелым маневром отрезать ее. И Мустафа Кемаль-паша еще раз доказал, что он на редкость талантливый полководец. Не раздумывая долго, он решил искоренить зло в самом начале, и двадцать девятого декабря так умело и решительно атаковал силы Этема, что пятого января тот был вынужден просить убежища у греков. Воспользовавшись притоком новых сил, греки шестого января перешли в наступление.
— Так вот какая опасность нам угрожала! — пробормотала Недиме-ханым, прижав руку к щеке.
— Страшная опасность... Бои под Инёню продолжались трое суток. Наконец противник вынужден был прекратить наступление и вчера ночью вернулся на исходные
позиции. Я не сплю уже целую неделю! Вот в сказках говорят о чудодейственных волосках. Стоит их потереть один о другой, как появляется араб и доставляет царевича, куда ему хочется. Или ковер-самолет... Я мечтаю об этих чудесах... Словно достаточно мне приехать, чтобы мы победили. Хоть десять минут там пробыть! И я бы умер спокойно.
— Поэтому вы и не заходили к нам?
— Как я мог зайти? Ведь я был сам не свой от волнения... Я изгрыз все ногти... Посмотрите.
И Ниязи-бей протянул руки. Казалось, что он только что стирал белье, кожа на кончиках пальцев поблекла и стерлась.
— Когда я узнал эту новость, мне стало не по себе. Словно что-то оборвалось во мне. Я никак не мог поверить в измену Этема, вернее, не хотел верить.
— Что же будет теперь?
— Не знаю. Говорят, Европа вмешается в это дело. Она якобы стремится нас примирить. Места себе не найду! Где только я ни был! Всюду спрашивал: «Наша армия гонит врага?» Мне ничего не отвечают. Значит, не может отогнать! В таком случае победа неполная... Но все же мы выиграли время, переведем дух и соберемся с силами... Это тоже много значит. Вы сообщили Ихсан-бею? Впрочем, он и сам бы услышал.
— Сразу же сообщили, отнесли ему газету.
— Ну, теперь он скоро будет на свободе.
— Правда? Ихсану это поможет?
— Конечно, вот увидите... Недиме-ханым встала.
— Я разволновалась и совсем забыла, не взыщите,— сказала она. — Вам чай или кофе?
— Уже несколько дней я не ел, как следует. Сначала я хочу наесться. Извините, прежде всего я пойду выпью несколько рюмок. Разве я не имею на это право?
Он устало улыбнулся и подмигнул Кямиль-бею, как бы говоря: «Ну как, выпьем?»
— Нет, спасибо. Мне надо пораньше вернуться домой... Нужно поскорее сообщить своим эту новость.
Сказав это, Кямиль-бей неловко кашлянул, внезапно почувствовав досаду и горечь, Ведь ему не с кем было поделиться своей радостью.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Ахмет вошел в редакцию «Карадаи» совершенно измученный, забыв даже поздороваться. Рассеянно посмотрев на Недиме-ханым и Кямиль-бея, он спросил:
— Еще не появился?
— Кто? Что-нибудь случилось?
— Вы нездоровы?
— Нет, Недиме-ханым, я не болен. Я ищу Ниязи. Мы должны с ним встретиться здесь. Который час?
— Если вы условились встретиться, он обязательно придет. Снимите пальто, выпейте чаю и расскажите, где вы пропадали столько времени?
Ахмет опустился на стул и раздраженно стукнул кулаком по колену:
— Верно! Мне надо выпить чаю. Кямиль-бей, закажи, пожалуйста.
На улице шел снег, но лицо Ахмета было покрыто потом. Друзья привыкли к резким переменам в его настроении: то он бесконечно печалей, то неудержимо весел. Поэтому они не обратили особенного внимания на его возбуждение. Кямиль-бей крикнул в окно, чтобы принесли три стакана чая. Недиме-ханым продолжала писать.
— Снимите пальто, — еще раз предложила она, —оно все в снегу — простудитесь. Ниязи-агабей должен прийти сюда ?
— Сюда.
— Что нового?
— Все в порядке.
— Ведь вы собирались принести нам хорошую весть! Не так ли, Кямиль-бей?
— Да. Он обещал принести хорошую новость и устроить пир. Ну что, Ахмет-бей?
— Верно, я обещал устроить пир. Ох, каким же безрадостным стал этот пир. Как легко иногда убить человека. Вернее, иногда ничего не остается, кроме убийства.
Недиме-ханым хотелось успокоить самого близкого товарища мужа. Она мягко сказала:
— Я готова держать пари, что сегодня к Ахмет-бею приходил шпик и пытался у него что-нибудь выпытать. Угадала?
Рука у Ахмета дрожала, когда он клал сахар в чай. Отпив несколько глотков, он попросил у Кямиль-бея сигарету, но, не замечая протянутой пачки, встал, чтобы снять пальто, торопливо шаря в карманах, словно искал носовой платок. Голова его была опущена, он избегал встречаться взглядом с друзьями и, допивая чай, был мрачен и рассеян. Было ясно: Ахмет хочет что-то сказать и не может решиться. В такие минуты он всегда капризничает как ребенок. Но в конце концов он соберется с духом и выложит все; ведь для этого он и пришел.
Ахмет спросил, который час, и, не дожидаясь ответа, наклонился к Кямиль-бею.
— Завтра утром нам необходимо иметь тридцать девять тысяч,— выпалил он. — А у меня нет и тридцати девяти лир.
Они подумали, что он шутит.
— Сейчас по европейскому времени час, дорогой мой,— улыбнувшись, сказал Кямиль-бей. — До завтрашнего утра в нашем распоряжении восемнадцать часов. К сожалению, в нашей стране еще не создана такая типография, которая успела бы напечатать за это время столько банкнот. Да и почему именно тридцать девять, а, ну скажем, не сорок тысяч!
В ответ на эту шутку Ахмет прищурил глаза:
— А потому, генеральский сынок, что одиннадцать тысяч уже есть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
— Ихсан всегда говорил, что людей надо оценивать по ИХ делам. Существуют поэты, воображение которых, может быть, не так широко и блестяще, как у этих, и нет у них того мастерства в форме и языке, как у больших художни-
Имеется в виду один из самых фешенебельных стамбульских ресторанов,
ков... Но насколько они выше и значительнее их. Они заслуживают гораздо большего уважения... Выпьем по стаканчику чая? У меня пересохло в горле. Я никогда не забуду сегодняшнего состояния Ихсана. Он был так счастлив, что чуть не обнял меня и не прижал к груди. Он не сделал этого только потому, что около нас находились чужие. Извините, я не про вас — вас я не считаю чужим, вы это знаете. Я говорю о тех, которым я... Я никогда не прощу. Тем, кто арестовал моего мужа только за то, что он благороден и честен... Никогда... — В глазах Недиме-ханым появилось злое выражение. Затем она мягко улыбнулась. Ее рука, лежавшая на столе, дрожала. Кямиль-бею захотелось поцеловать эту руку.
Вечером Ниязи-эфенди пришел, как обычно, с массой удивительных новостей. Восстание Черкеза Этема — не вражеская пропаганда, как думали некоторые, а факт. Этем-бей сначала не поладил с командующим фронтом, а затем, поссорившись с Рефет-беем, решил напасть на Анкару. У Кемаль-паши было две возможности: или договориться с Этемом и сохранить его хорошо вооруженную, способную к быстрому маневрированию армию, или ловким и смелым маневром отрезать ее. И Мустафа Кемаль-паша еще раз доказал, что он на редкость талантливый полководец. Не раздумывая долго, он решил искоренить зло в самом начале, и двадцать девятого декабря так умело и решительно атаковал силы Этема, что пятого января тот был вынужден просить убежища у греков. Воспользовавшись притоком новых сил, греки шестого января перешли в наступление.
— Так вот какая опасность нам угрожала! — пробормотала Недиме-ханым, прижав руку к щеке.
— Страшная опасность... Бои под Инёню продолжались трое суток. Наконец противник вынужден был прекратить наступление и вчера ночью вернулся на исходные
позиции. Я не сплю уже целую неделю! Вот в сказках говорят о чудодейственных волосках. Стоит их потереть один о другой, как появляется араб и доставляет царевича, куда ему хочется. Или ковер-самолет... Я мечтаю об этих чудесах... Словно достаточно мне приехать, чтобы мы победили. Хоть десять минут там пробыть! И я бы умер спокойно.
— Поэтому вы и не заходили к нам?
— Как я мог зайти? Ведь я был сам не свой от волнения... Я изгрыз все ногти... Посмотрите.
И Ниязи-бей протянул руки. Казалось, что он только что стирал белье, кожа на кончиках пальцев поблекла и стерлась.
— Когда я узнал эту новость, мне стало не по себе. Словно что-то оборвалось во мне. Я никак не мог поверить в измену Этема, вернее, не хотел верить.
— Что же будет теперь?
— Не знаю. Говорят, Европа вмешается в это дело. Она якобы стремится нас примирить. Места себе не найду! Где только я ни был! Всюду спрашивал: «Наша армия гонит врага?» Мне ничего не отвечают. Значит, не может отогнать! В таком случае победа неполная... Но все же мы выиграли время, переведем дух и соберемся с силами... Это тоже много значит. Вы сообщили Ихсан-бею? Впрочем, он и сам бы услышал.
— Сразу же сообщили, отнесли ему газету.
— Ну, теперь он скоро будет на свободе.
— Правда? Ихсану это поможет?
— Конечно, вот увидите... Недиме-ханым встала.
— Я разволновалась и совсем забыла, не взыщите,— сказала она. — Вам чай или кофе?
— Уже несколько дней я не ел, как следует. Сначала я хочу наесться. Извините, прежде всего я пойду выпью несколько рюмок. Разве я не имею на это право?
Он устало улыбнулся и подмигнул Кямиль-бею, как бы говоря: «Ну как, выпьем?»
— Нет, спасибо. Мне надо пораньше вернуться домой... Нужно поскорее сообщить своим эту новость.
Сказав это, Кямиль-бей неловко кашлянул, внезапно почувствовав досаду и горечь, Ведь ему не с кем было поделиться своей радостью.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Ахмет вошел в редакцию «Карадаи» совершенно измученный, забыв даже поздороваться. Рассеянно посмотрев на Недиме-ханым и Кямиль-бея, он спросил:
— Еще не появился?
— Кто? Что-нибудь случилось?
— Вы нездоровы?
— Нет, Недиме-ханым, я не болен. Я ищу Ниязи. Мы должны с ним встретиться здесь. Который час?
— Если вы условились встретиться, он обязательно придет. Снимите пальто, выпейте чаю и расскажите, где вы пропадали столько времени?
Ахмет опустился на стул и раздраженно стукнул кулаком по колену:
— Верно! Мне надо выпить чаю. Кямиль-бей, закажи, пожалуйста.
На улице шел снег, но лицо Ахмета было покрыто потом. Друзья привыкли к резким переменам в его настроении: то он бесконечно печалей, то неудержимо весел. Поэтому они не обратили особенного внимания на его возбуждение. Кямиль-бей крикнул в окно, чтобы принесли три стакана чая. Недиме-ханым продолжала писать.
— Снимите пальто, — еще раз предложила она, —оно все в снегу — простудитесь. Ниязи-агабей должен прийти сюда ?
— Сюда.
— Что нового?
— Все в порядке.
— Ведь вы собирались принести нам хорошую весть! Не так ли, Кямиль-бей?
— Да. Он обещал принести хорошую новость и устроить пир. Ну что, Ахмет-бей?
— Верно, я обещал устроить пир. Ох, каким же безрадостным стал этот пир. Как легко иногда убить человека. Вернее, иногда ничего не остается, кроме убийства.
Недиме-ханым хотелось успокоить самого близкого товарища мужа. Она мягко сказала:
— Я готова держать пари, что сегодня к Ахмет-бею приходил шпик и пытался у него что-нибудь выпытать. Угадала?
Рука у Ахмета дрожала, когда он клал сахар в чай. Отпив несколько глотков, он попросил у Кямиль-бея сигарету, но, не замечая протянутой пачки, встал, чтобы снять пальто, торопливо шаря в карманах, словно искал носовой платок. Голова его была опущена, он избегал встречаться взглядом с друзьями и, допивая чай, был мрачен и рассеян. Было ясно: Ахмет хочет что-то сказать и не может решиться. В такие минуты он всегда капризничает как ребенок. Но в конце концов он соберется с духом и выложит все; ведь для этого он и пришел.
Ахмет спросил, который час, и, не дожидаясь ответа, наклонился к Кямиль-бею.
— Завтра утром нам необходимо иметь тридцать девять тысяч,— выпалил он. — А у меня нет и тридцати девяти лир.
Они подумали, что он шутит.
— Сейчас по европейскому времени час, дорогой мой,— улыбнувшись, сказал Кямиль-бей. — До завтрашнего утра в нашем распоряжении восемнадцать часов. К сожалению, в нашей стране еще не создана такая типография, которая успела бы напечатать за это время столько банкнот. Да и почему именно тридцать девять, а, ну скажем, не сорок тысяч!
В ответ на эту шутку Ахмет прищурил глаза:
— А потому, генеральский сынок, что одиннадцать тысяч уже есть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89