решение было принято.
— Ваше предложение я обдумаю, бей-эфендим, и завтра дам ответ.
— Превосходно. Я был уверен, что мы договоримся. Вот только еще одно небольшое обстоятельство... Вы ведь слышали мой разговор по телефону? Его превосходительство ждет ответа. Разумеется, он будет докладывать выше. Не могу ли я сказать ему, что в принципе мы договорились?
Кямиль-бей любил и жалел жену. Он живо представил себе, как его освобождение и высокое назначение обрадуют Нермин. «От людей нужно требовать только то, что они могут дать... Для дела полезнее, чтобы я был в Риме...»
— Если только в принципе, бей-эфендим, я согласен!
— Благодарю вас. Теперь перейдем к деталям: оккупационные власти придают большое значение событию, послужившему причиной вашего ареста. В захваченных
документах довольно точно указано направление готовившегося наступления. Это серьезнее, чем вы полагаете. Короче говоря, нам нужен виновник.
Прищурившись, стараясь скрыть страшное волнение, Кямиль-бей лихорадочно думал. Ему казалось, что петля на его шее уже затянулась.
— Понимаю, бей-эфендим, вы правы,— сказал он.— Нужен виновник. Да... Но ведь виновник уже найден.
— Кто же это?
— Ахмет-бей был арестован раньше меня. Он дал показание, которое помогло захватить документы. А я тоже показал, что ящик мне дал он. Но я не знал, что находится в ящике.
— Нет, не он. Этот человек не годится.
— Почему?
— По причине, которая, по нашему мнению, должна оставаться секретом...
— Тогда...
Кямиль-бей снова на мгновение задумался. И вдруг принял страшное решение:
— Ну что же, предложу другого, — сказал он. — Человек, который за день до моего ареста пришел ко мне и сказал, что необходимо передать этот ящик на «Гюльдже-маль»... Он подойдет?—Кямиль-бей посмотрел на Бурха-неттин-бея, стараясь понять, не допустил ли он ошибки. Но если даже и так, ошибка уже сделана. Если Ниязи не предатель, он все равно погиб.
— Кто это?
— Один измирец, по имени Ниязи.
— Ниязи? Ниязи из Измира, маленький такой... сутулый?
— Да.
— Не он, эфендим.— Бурханеттин-бей нахмурился.— Будем говорить откровенно,—сказал он.— Мы только напрасно теряем время.— В его голосе уже не звучали дружеские нотки.— Нам все известно. Отсутствуют только улики. Нам нужна эта женщина, дорогой. Мы должны разоблачить женщину, по имени Недиме. Она или очень хитра или ей помогают случайности. В пароходном агентстве утверждают, что ее не видели. Два известных врача показали, что этой ночью они были у нее дома. Только вы один знаете правду.
— Что я знаю? Я должен выдать вам Недиме-ханым?
— Вам никого Не надо выдавать. Мы и так все знаем. Вы впутались в это дело случайно, вы всего-навсего свидетель.
— Нет. Я вне свидетель.
— Не начинать же нам все сначала. Бесполезное самопожертвование. Оно не спасет Недиме-ханым... Подумайте лучше о вашей жене, ребенке, о своем будущем. Мы установили, что вы находитесь в бедственном материальном
положении.
— Причем тут мое материальное положение?.. Вы, бей-эфендим, доказали мне страшную вещь... Никогда мне и в голову не приходило, что я подлец.
— Что вы?.. Что с вами?
— Ничего... Оказывается, я просто негодяй!.. Как легко принял я должность первого секретаря посольства в Риме! Разве наше государство может иметь в Риме посольство? Должно быть, вы не знаете, на какой постели провел вчера ночь этот первый секретарь и будущий блестящий посол? Как комично, что после ночи, проведенной в такой камере и на такой постели, я принял ваше предложение. Нечего сказать, забавный разговор! Простите, что побеспокоил вас. Мы кончили?
— Да не торопитесь, дорогой! Садитесь... Выкурите еще сигарету...— Элегантный и красивый офицер произнес эти слова взволнованно, как неопытный ловелас, умоляющий женщину, которая уже согласилась было уступить, а затем вдруг закапризничала. Он снова подвинул Кямиль-бею серебряный портсигар.— Извольте... Закурите, бей-эфендим... Еще два слова.
— Хватит, я все знаю. Теперь вы будете пугать меня Чертовым островом? Об этом вчера уже говорил капитан-бей. Мы не дети, эфендим. Я знаю, что нахожусь в руках странных патриотов, преследующих тех, кто сражается с врагами, оккупировавшими родину.
— Вы же не можете спасти эту женщину...
— Какое страшное слово... Как мне вам объяснить, что если я и не могу спасти беременную женщину, то все же не желаю стать первым секретарем посольства, погубив ее. С вашего разрешения, эфендим...
— Минутку... Его превосходительство будет огорчен...
за вас...
— Огорчен? Прошу передать ему мою благодарность.
— Подумайте до завтра.
— Сколько бы я ни думал, мне не забыть этого оскорбления. Как это вы догадались, что я подлец? Поздравляю вас.
— Что вы выдумываете? Мы хотим вам добра.
— Благодарю вас за такое гнусное добро!—• Кямиль-бей побелел от гнева. Он встал, поклонился и направился к двери.
— Стойте!—остановил его грубый, недовольный голос. Бурханеттин-бей прекратил игру.— Куда? Забыли, что вы арестованы? Ждите, пока придут конвоиры.
Кямиль-бей спокойно вернулся. У него мелькнула мысль, что, может быть, на самом деле грубо так уйти от человека, желающего ему добра. Но нет, слава аллаху, все только ложь и обман... Опять ловушка! Везде борьба! Два враждебных мира! Два враждебных лагеря!
— Благодарю вас за то, что вы напомнили мне о моем положении.
Майор величественно приказал прибежавшему на звонок солдату:
— Увести!
Эта величественность рассмешила Кямиль-бея.
Итак, предательство, совершаемое сыном паши, облаченным в форму майора генерального штаба, ничем не отличается от подлости Ниязи-зфенди. Только хитрости у него больше, вот и все...
Впервые за все эти дни одиночество в грязной камере показалось Кямиль-бею не таким страшным. На душе у него было светло и радостно, словно он совершил большое, хорошее дело. Он думал: «Я начинаю познавать людей. Теперь я разгадаю и пойму любого». Ловушки и западни, которых он так боялся, уже казались ему пустяком. Все это маскарад... Скоро он снимет свой театральный костюм и снова станет самим собой...
Неужели в результате многочисленных поражений Османской империи все ее офицеры стали такими? Ведь он видел, как злился майор Бурханеттин-бей, но злился не на врагов родины, а на одного из ее защитников!
Кямиль-бей грустно улыбнулся и потер руки. Но вдруг его лицо омрачилось. Они, конечно, арестуют Недиме-ха-ным. И будут расставлять ей такие же ловушки. Они скажут: «Ахмет, Рамиз, Кямиль — все сознались. Напрасно
вы отрицаете». Может быть, постараются разжалобить ее доброе сердце. Если ей скажут, что из-за нее погибнут три семьи, эта отважная женщина без колебаний примет всю вину на себя.
Во что бы то ни стало надо ей сообщить, что против «ее нет никаких улик и никто ради нее не жертвует собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
— Ваше предложение я обдумаю, бей-эфендим, и завтра дам ответ.
— Превосходно. Я был уверен, что мы договоримся. Вот только еще одно небольшое обстоятельство... Вы ведь слышали мой разговор по телефону? Его превосходительство ждет ответа. Разумеется, он будет докладывать выше. Не могу ли я сказать ему, что в принципе мы договорились?
Кямиль-бей любил и жалел жену. Он живо представил себе, как его освобождение и высокое назначение обрадуют Нермин. «От людей нужно требовать только то, что они могут дать... Для дела полезнее, чтобы я был в Риме...»
— Если только в принципе, бей-эфендим, я согласен!
— Благодарю вас. Теперь перейдем к деталям: оккупационные власти придают большое значение событию, послужившему причиной вашего ареста. В захваченных
документах довольно точно указано направление готовившегося наступления. Это серьезнее, чем вы полагаете. Короче говоря, нам нужен виновник.
Прищурившись, стараясь скрыть страшное волнение, Кямиль-бей лихорадочно думал. Ему казалось, что петля на его шее уже затянулась.
— Понимаю, бей-эфендим, вы правы,— сказал он.— Нужен виновник. Да... Но ведь виновник уже найден.
— Кто же это?
— Ахмет-бей был арестован раньше меня. Он дал показание, которое помогло захватить документы. А я тоже показал, что ящик мне дал он. Но я не знал, что находится в ящике.
— Нет, не он. Этот человек не годится.
— Почему?
— По причине, которая, по нашему мнению, должна оставаться секретом...
— Тогда...
Кямиль-бей снова на мгновение задумался. И вдруг принял страшное решение:
— Ну что же, предложу другого, — сказал он. — Человек, который за день до моего ареста пришел ко мне и сказал, что необходимо передать этот ящик на «Гюльдже-маль»... Он подойдет?—Кямиль-бей посмотрел на Бурха-неттин-бея, стараясь понять, не допустил ли он ошибки. Но если даже и так, ошибка уже сделана. Если Ниязи не предатель, он все равно погиб.
— Кто это?
— Один измирец, по имени Ниязи.
— Ниязи? Ниязи из Измира, маленький такой... сутулый?
— Да.
— Не он, эфендим.— Бурханеттин-бей нахмурился.— Будем говорить откровенно,—сказал он.— Мы только напрасно теряем время.— В его голосе уже не звучали дружеские нотки.— Нам все известно. Отсутствуют только улики. Нам нужна эта женщина, дорогой. Мы должны разоблачить женщину, по имени Недиме. Она или очень хитра или ей помогают случайности. В пароходном агентстве утверждают, что ее не видели. Два известных врача показали, что этой ночью они были у нее дома. Только вы один знаете правду.
— Что я знаю? Я должен выдать вам Недиме-ханым?
— Вам никого Не надо выдавать. Мы и так все знаем. Вы впутались в это дело случайно, вы всего-навсего свидетель.
— Нет. Я вне свидетель.
— Не начинать же нам все сначала. Бесполезное самопожертвование. Оно не спасет Недиме-ханым... Подумайте лучше о вашей жене, ребенке, о своем будущем. Мы установили, что вы находитесь в бедственном материальном
положении.
— Причем тут мое материальное положение?.. Вы, бей-эфендим, доказали мне страшную вещь... Никогда мне и в голову не приходило, что я подлец.
— Что вы?.. Что с вами?
— Ничего... Оказывается, я просто негодяй!.. Как легко принял я должность первого секретаря посольства в Риме! Разве наше государство может иметь в Риме посольство? Должно быть, вы не знаете, на какой постели провел вчера ночь этот первый секретарь и будущий блестящий посол? Как комично, что после ночи, проведенной в такой камере и на такой постели, я принял ваше предложение. Нечего сказать, забавный разговор! Простите, что побеспокоил вас. Мы кончили?
— Да не торопитесь, дорогой! Садитесь... Выкурите еще сигарету...— Элегантный и красивый офицер произнес эти слова взволнованно, как неопытный ловелас, умоляющий женщину, которая уже согласилась было уступить, а затем вдруг закапризничала. Он снова подвинул Кямиль-бею серебряный портсигар.— Извольте... Закурите, бей-эфендим... Еще два слова.
— Хватит, я все знаю. Теперь вы будете пугать меня Чертовым островом? Об этом вчера уже говорил капитан-бей. Мы не дети, эфендим. Я знаю, что нахожусь в руках странных патриотов, преследующих тех, кто сражается с врагами, оккупировавшими родину.
— Вы же не можете спасти эту женщину...
— Какое страшное слово... Как мне вам объяснить, что если я и не могу спасти беременную женщину, то все же не желаю стать первым секретарем посольства, погубив ее. С вашего разрешения, эфендим...
— Минутку... Его превосходительство будет огорчен...
за вас...
— Огорчен? Прошу передать ему мою благодарность.
— Подумайте до завтра.
— Сколько бы я ни думал, мне не забыть этого оскорбления. Как это вы догадались, что я подлец? Поздравляю вас.
— Что вы выдумываете? Мы хотим вам добра.
— Благодарю вас за такое гнусное добро!—• Кямиль-бей побелел от гнева. Он встал, поклонился и направился к двери.
— Стойте!—остановил его грубый, недовольный голос. Бурханеттин-бей прекратил игру.— Куда? Забыли, что вы арестованы? Ждите, пока придут конвоиры.
Кямиль-бей спокойно вернулся. У него мелькнула мысль, что, может быть, на самом деле грубо так уйти от человека, желающего ему добра. Но нет, слава аллаху, все только ложь и обман... Опять ловушка! Везде борьба! Два враждебных мира! Два враждебных лагеря!
— Благодарю вас за то, что вы напомнили мне о моем положении.
Майор величественно приказал прибежавшему на звонок солдату:
— Увести!
Эта величественность рассмешила Кямиль-бея.
Итак, предательство, совершаемое сыном паши, облаченным в форму майора генерального штаба, ничем не отличается от подлости Ниязи-зфенди. Только хитрости у него больше, вот и все...
Впервые за все эти дни одиночество в грязной камере показалось Кямиль-бею не таким страшным. На душе у него было светло и радостно, словно он совершил большое, хорошее дело. Он думал: «Я начинаю познавать людей. Теперь я разгадаю и пойму любого». Ловушки и западни, которых он так боялся, уже казались ему пустяком. Все это маскарад... Скоро он снимет свой театральный костюм и снова станет самим собой...
Неужели в результате многочисленных поражений Османской империи все ее офицеры стали такими? Ведь он видел, как злился майор Бурханеттин-бей, но злился не на врагов родины, а на одного из ее защитников!
Кямиль-бей грустно улыбнулся и потер руки. Но вдруг его лицо омрачилось. Они, конечно, арестуют Недиме-ха-ным. И будут расставлять ей такие же ловушки. Они скажут: «Ахмет, Рамиз, Кямиль — все сознались. Напрасно
вы отрицаете». Может быть, постараются разжалобить ее доброе сердце. Если ей скажут, что из-за нее погибнут три семьи, эта отважная женщина без колебаний примет всю вину на себя.
Во что бы то ни стало надо ей сообщить, что против «ее нет никаких улик и никто ради нее не жертвует собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89