Стук повторился. «Наверное, Ихсан пришел!» — подумала я. Мое сердце бешено забилось от радости. Я побежала открывать, налетела на стул, ударилась о дверь. Спустилась с лестницы так быстро, словно боялась, что, если опоздаю, произойдет какое-то несчастье. У парадной двери совсем задохнулась. Плащ сполз с плеч, зуб на зуб не попадал. Хотела крикнуть «Ихсан!», но не могла произнести ни звука. Наконец с трудом спросила: «Кто
там?» — «Откройте пожалуйста!»—послышался за дверью чужой, незнакомый голос. Ихсан не пришел. Разочарование после огромной радости — вот что страшнее всего. Я взяла себя в руки, даже обрадовалась. Подумала: «Это полиция, пришли за мной». «Кто вы?» — спросила я, затаив дыхание. «Я—Ниязи... Из Измира... Откройте, пожалуйста». Я открыла, и он вошел. В первое мгновение мне подумалось, что появление этого человека совсем некстати. Взглянув на меня, он сразу понял мое состояние и, закрывая дверь, сказал:
— Хорошо, что я пришел, сестра!
— Вы видели Ихсана?
— Видел. Точнее, получил от него весточку. Чувствует себя хорошо. Спокоен. Просит вас не волноваться.
— Где он?
— В участке «Бекирага». Я закрыла лицо руками.
— Его пытают?
— Нет. Заверяю вас честью, что даже волоска его не коснутся, не посмеют. Приняты все меры. Поднимемся наверх. Меня прислали товарищи из организации. Если понадобится, мы сожжем весь Стамбул и освободим вашего мужа.
В этот момент грубый голос, к которому давно привыкли в Стамбуле, закричал: «Пожар!» Так кричат только наши сторожа. В темноте ночи этот крик возбуждает и пугает. Он полон несчастья. Но уверяю вас, что ни один голос в мире, даже если бы сам Ихсан сказал: «Я пришел», не успокоил бы меня так, как этот крик сторожа. Душивший меня, дурманящий туман развеялся, легкие наполнились свежим воздухом. Я ожила. Ниязи-агабей поднялся наверх. Он рассказал мне, что Ихсану носят обед из столовой, сигарет у него вдоволь. Он был арестован по требованию англичан.
— Они испугались нашей газеты и настояли на его аресте. Но министерство юстиции с этим не согласно. Он только временно задержан по приказу главного командования. Беспокоиться не о чем. Поводом к аресту послужило исчезновение каких-то важных документов. Подозревают, что они переправлены в Анкару через Ихсан-бея.
— Были ли такие документы?
— Да, были. Товарищи послали меня узнать, передали ли их Ихсан-бею. Я принес вам весточку от Ихсана и приказ организации... Если документы здесь, отдайте их мне. Возможно, завтра-послезавтра у вас снова будет обыск.
— Никаких документов здесь нет, — ответила я и была в этом вполне уверена. Тогда он спросил, что я думаю по поводу газеты. Я ответила, что буду сама продолжать издание «Карадаи». Это как-то само собой у меня вырвалось. На самом деле мы даже в шутку не говорили об этом с Ихсаном.
Если бы кто-нибудь раньше сказал мне, что я буду издавать газету в Бабыали, я испугалась бы одной мысли об этом. Но, попадая в безвыходное положение, человек часто, стиснув зубы, делает то, о чем в другое время боится даже подумать. Ниязи-агабей был удивлен.
— Это верно? — спросил он. — Поздравляю вас, сестра. Только справитесь ли вы? Не будет ли это слишком утомительно для вас?
Я ответила, что уверена в том, что справлюсь. Должно быть, такую смелость придало мне присутствие Ниязи, ведь я много слышала от Ихсана об его героической жизни. Вспомнив тогда об этом, я ощутила в себе прилив новых сил и приняла твердое решение.
Крик сторожа и стук его палки о камни постепенно приближались. Мы не знали, где горит. Но я невольно подумала, что, вероятно, турки уже начали жечь Стамбул, чтобы спасти Ихсана. Каждый раз, когда сторож ударял палкой, мне казалось, что вера моя в родную землю крепнет. В ту ночь я поняла, какую беспримерную верность и душевную твердость рождает борьба за правое дело вместе с известными и неведомыми товарищами. Этого я никогда не забуду. В ту же ночь я почувствовала горячее желание иметь старшего брата и была счастлива, что нашла его в Ниязи. Мой старший брат Ниязи-агабей!..
Печь затухала, ветер стих. Лунный свет преломлялся на оконных стеклах, как зеленый луч в воде. «Светает», — подумал Кямиль-бей. Он потянулся, радостно потер руки. «Да будет аллах доволен тобой, Ахмет!»—прошептал он.
Не встреться ему Ахмет тогда на мосту, он бы так и умер, не вступив в эту благородную борьбу... Ужасно! «Как бы я смотрел потом в лицо Айше? В лица всех Ай-ше! А если бы она спросила: «Папочка, где вы были во время освободительной войны?» Слава аллаху! Какое
счастье, что я не остался в стороне от борьбы. Ведь я мог даже не заметить, что запятнана моя честь, честь человека, гражданина, отца...»
Кямиль-бей улыбнулся, словно Айше стояла перед ним, протянул палец,зевнул и решил пойти спать. Он потушил лампу, и лунный свет залил комнату словно туманом. Кямиль-бей подошел к окну. В саду по земле вытянулись четкие тени деревьев. Вдруг он вспомнил, что сейчас идут ожесточенные бои в районе Эскишехира. Вот уже три дня, как греки перешли в наступление. Кямиль-бей беспомощно сжал кулак.
«Люди сражаются и умирают, а ты радуешься, что у тебя есть какое-то занятие! Что это за подлое разделение труда: люди умирают, а ты издаешь газету... Тьфу, черт возьми!»
Боясь разбудить Айше, он на цыпочках, как вор, поднялся наверх. Он презирал себя.
Утром Недиме-ханым встретила его вопросом:
— Ниязи-агабей не приходил?
Делая вид, что не расслышал, Кямиль-бей спросил:
— Что нового?
— Я ничего не знаю определенного, но все чем-то взволнованы. На пароходе кто-то сказал, что Эскишехир пал. Но куда пропал Ниязи?
Недиме хотела скрыть тревогу разговорами о Ниязи-агабее. Кямиль-бей попытался успокоить ее.
— Придет, не беспокойтесь, — сказал он.
— Он никогда так не задерживался. Уже десять дней, как его нет.
— Сегодня придет обязательно. Да еще и новости принесет.
— Слава аллаху!.. Но на этот раз я очень беспокоюсь. Все думаю, не арестовали ли его, не случилось ли с ним чего-нибудь? Ведь он живет совершенно один. Когда я видела его в последний раз, он был болен, сильно кашлял. Кто за ним посмотрит? Ихсан сейчас тоже один, но все же он не так одинок, как Ниязи-агабей... В тюрьме хоть стакан воды подадут. А у Ниязи совсем никого нет... И адрес свой он скрывает... Как бы его узнать?
— Не знаю.
— И никто не знает. Я несколько раз у него спрашивала. «Где вечером, там и утром», — отвечает он. Мне почему-то кажется, что он живет в каморке какого-нибудь медресе, где нельзя ни согреться, ни выспаться, ни посмеяться, ни даже поплакать. Там можно лишь зубрить коран, не понимая смысла его слов. Больше там ничего не сделаешь. Двор полон мусора. Ворота всегда настежь. Колонка без воды... Краны украдены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
там?» — «Откройте пожалуйста!»—послышался за дверью чужой, незнакомый голос. Ихсан не пришел. Разочарование после огромной радости — вот что страшнее всего. Я взяла себя в руки, даже обрадовалась. Подумала: «Это полиция, пришли за мной». «Кто вы?» — спросила я, затаив дыхание. «Я—Ниязи... Из Измира... Откройте, пожалуйста». Я открыла, и он вошел. В первое мгновение мне подумалось, что появление этого человека совсем некстати. Взглянув на меня, он сразу понял мое состояние и, закрывая дверь, сказал:
— Хорошо, что я пришел, сестра!
— Вы видели Ихсана?
— Видел. Точнее, получил от него весточку. Чувствует себя хорошо. Спокоен. Просит вас не волноваться.
— Где он?
— В участке «Бекирага». Я закрыла лицо руками.
— Его пытают?
— Нет. Заверяю вас честью, что даже волоска его не коснутся, не посмеют. Приняты все меры. Поднимемся наверх. Меня прислали товарищи из организации. Если понадобится, мы сожжем весь Стамбул и освободим вашего мужа.
В этот момент грубый голос, к которому давно привыкли в Стамбуле, закричал: «Пожар!» Так кричат только наши сторожа. В темноте ночи этот крик возбуждает и пугает. Он полон несчастья. Но уверяю вас, что ни один голос в мире, даже если бы сам Ихсан сказал: «Я пришел», не успокоил бы меня так, как этот крик сторожа. Душивший меня, дурманящий туман развеялся, легкие наполнились свежим воздухом. Я ожила. Ниязи-агабей поднялся наверх. Он рассказал мне, что Ихсану носят обед из столовой, сигарет у него вдоволь. Он был арестован по требованию англичан.
— Они испугались нашей газеты и настояли на его аресте. Но министерство юстиции с этим не согласно. Он только временно задержан по приказу главного командования. Беспокоиться не о чем. Поводом к аресту послужило исчезновение каких-то важных документов. Подозревают, что они переправлены в Анкару через Ихсан-бея.
— Были ли такие документы?
— Да, были. Товарищи послали меня узнать, передали ли их Ихсан-бею. Я принес вам весточку от Ихсана и приказ организации... Если документы здесь, отдайте их мне. Возможно, завтра-послезавтра у вас снова будет обыск.
— Никаких документов здесь нет, — ответила я и была в этом вполне уверена. Тогда он спросил, что я думаю по поводу газеты. Я ответила, что буду сама продолжать издание «Карадаи». Это как-то само собой у меня вырвалось. На самом деле мы даже в шутку не говорили об этом с Ихсаном.
Если бы кто-нибудь раньше сказал мне, что я буду издавать газету в Бабыали, я испугалась бы одной мысли об этом. Но, попадая в безвыходное положение, человек часто, стиснув зубы, делает то, о чем в другое время боится даже подумать. Ниязи-агабей был удивлен.
— Это верно? — спросил он. — Поздравляю вас, сестра. Только справитесь ли вы? Не будет ли это слишком утомительно для вас?
Я ответила, что уверена в том, что справлюсь. Должно быть, такую смелость придало мне присутствие Ниязи, ведь я много слышала от Ихсана об его героической жизни. Вспомнив тогда об этом, я ощутила в себе прилив новых сил и приняла твердое решение.
Крик сторожа и стук его палки о камни постепенно приближались. Мы не знали, где горит. Но я невольно подумала, что, вероятно, турки уже начали жечь Стамбул, чтобы спасти Ихсана. Каждый раз, когда сторож ударял палкой, мне казалось, что вера моя в родную землю крепнет. В ту ночь я поняла, какую беспримерную верность и душевную твердость рождает борьба за правое дело вместе с известными и неведомыми товарищами. Этого я никогда не забуду. В ту же ночь я почувствовала горячее желание иметь старшего брата и была счастлива, что нашла его в Ниязи. Мой старший брат Ниязи-агабей!..
Печь затухала, ветер стих. Лунный свет преломлялся на оконных стеклах, как зеленый луч в воде. «Светает», — подумал Кямиль-бей. Он потянулся, радостно потер руки. «Да будет аллах доволен тобой, Ахмет!»—прошептал он.
Не встреться ему Ахмет тогда на мосту, он бы так и умер, не вступив в эту благородную борьбу... Ужасно! «Как бы я смотрел потом в лицо Айше? В лица всех Ай-ше! А если бы она спросила: «Папочка, где вы были во время освободительной войны?» Слава аллаху! Какое
счастье, что я не остался в стороне от борьбы. Ведь я мог даже не заметить, что запятнана моя честь, честь человека, гражданина, отца...»
Кямиль-бей улыбнулся, словно Айше стояла перед ним, протянул палец,зевнул и решил пойти спать. Он потушил лампу, и лунный свет залил комнату словно туманом. Кямиль-бей подошел к окну. В саду по земле вытянулись четкие тени деревьев. Вдруг он вспомнил, что сейчас идут ожесточенные бои в районе Эскишехира. Вот уже три дня, как греки перешли в наступление. Кямиль-бей беспомощно сжал кулак.
«Люди сражаются и умирают, а ты радуешься, что у тебя есть какое-то занятие! Что это за подлое разделение труда: люди умирают, а ты издаешь газету... Тьфу, черт возьми!»
Боясь разбудить Айше, он на цыпочках, как вор, поднялся наверх. Он презирал себя.
Утром Недиме-ханым встретила его вопросом:
— Ниязи-агабей не приходил?
Делая вид, что не расслышал, Кямиль-бей спросил:
— Что нового?
— Я ничего не знаю определенного, но все чем-то взволнованы. На пароходе кто-то сказал, что Эскишехир пал. Но куда пропал Ниязи?
Недиме хотела скрыть тревогу разговорами о Ниязи-агабее. Кямиль-бей попытался успокоить ее.
— Придет, не беспокойтесь, — сказал он.
— Он никогда так не задерживался. Уже десять дней, как его нет.
— Сегодня придет обязательно. Да еще и новости принесет.
— Слава аллаху!.. Но на этот раз я очень беспокоюсь. Все думаю, не арестовали ли его, не случилось ли с ним чего-нибудь? Ведь он живет совершенно один. Когда я видела его в последний раз, он был болен, сильно кашлял. Кто за ним посмотрит? Ихсан сейчас тоже один, но все же он не так одинок, как Ниязи-агабей... В тюрьме хоть стакан воды подадут. А у Ниязи совсем никого нет... И адрес свой он скрывает... Как бы его узнать?
— Не знаю.
— И никто не знает. Я несколько раз у него спрашивала. «Где вечером, там и утром», — отвечает он. Мне почему-то кажется, что он живет в каморке какого-нибудь медресе, где нельзя ни согреться, ни выспаться, ни посмеяться, ни даже поплакать. Там можно лишь зубрить коран, не понимая смысла его слов. Больше там ничего не сделаешь. Двор полон мусора. Ворота всегда настежь. Колонка без воды... Краны украдены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89