Для родного племянника еле-еле столик успел сделать.
Наконец хозяин квартиры нашел простой выхо[д: он подпилил у кровати ножки, так что после этого ее без труда можно было сунуть под стол. Кровать получилась очень низкой, ножки вышиной в три пальца, однако теперь все было в порядке. Во сне я иногда стукался коленями о край столика, но это уж пустяки.
Моя квартира находилась далеко от гимназии, на окраине города — почти в самом конце Лучесской улицы, около огородов. Но разве это далеко для человека, способного догнать мечущуюся от укуса овода корову... К тому же комнатка стоила только полтора рубля в месяц, или пятак в день...
В гимназии меня прежде всего поразило то, что и здесь каждый день начинался молитвами, как в аничков-ской деревенской школе. Только гимназисты не выказывали и четверти того почтения, с каким относились к молитвам деревенские ребята. Правда, когда в классе присутствовал Хорек — Исай Йсаевич Остроухое, — все стояли навытяжку, как солдаты. При других учителях тоже стояли спокойно, но со скучающим видом рассматривали собственные ногти. В присутствии же учителя географии Сергея Николаевича Уральского бывали случаи, когда ученики во время молитвы пытались ущипнуть или дернуть друг друга за волосы.
Вначале я сел на одну из передних парт, чтобы лучше видеть и слышать. Но вскоре уловил замечание Жоржика Комарова: как не стыдно такому обтрепанному лезть вперед! А вдруг явится в класс высокопоставленное лицо — скажем, губернатор или сам архиепископ! На другой день я забрался подальше, за спины других. Свободных мест было достаточно, две парты даже пустовали. На одной из них я вскоре вырезал: Хаим Фейгин. Хотелось напомнить, что по своим знаниям он мог быть украшением третьего класса.
Однажды после уроков меня подозвал Сергей Николаевич. Мы остановились в конце пустого коридора.
- Залан, почему вы сегодня во время молитвы укололи булавкой Ермольчика?
Я покраснел: как мог Сергей Николаевич это увидеть? Ведь во время молитвы он всегда стоял, отвернувшись от нас.
— Вы знаете, что такое кондуит, Залан? .. Наверное, еще нет. Это журнал, в который записывают все про-ступки гимназистов. Остерегайтесь туда попасть. Вы стипендиат дамского комитета... Во всяком случае, у вас есть надежда стать им. И вот, мой друг, берегитесь, чтобы вас не поймал кондуит! Не сердитесь на меня, Залан. Но в нашей гимназии вы существо — низшей породы. Одно замечание в кондуите — и у вас отнимут пособие. Был прошлой зимой у нас Хмельков, сын мелкого чиновника. Совершил маленький проступок: попал в кондуит, получил за поведение четыре — и половина стипендии долой. Мальчик не смог долго продержаться... Никогда не забывайте, Залан- в гимназиях есть кондуит.
Я был благодарен Сергею Николаевичу он предупредил меня от чистого сердца. Но домой побрел как оплеванный. Итак, я существо низшей породы...
Впереди шли три каких-то гимназиста. Я прислушался к их разговору.
— Мой отец собирается купить новое имение... около Полоцка — восемьсот десятин ..
— Твой отец глуп. А вот мой задумал продать имение и построить бумажную фабрику примерно за сто двадцать тысяч. Деньги потекут к нам со всех сторон.
— А мой все леса промотал. Мама плачет, говорит: если так будет продолжаться, мы скоро обанкротимся...
Я поскорее свернул. Что общего могло быть у меня с этими представителями высшей породы?
Глава IX
Ко мне приезжает отец — Сверточек с липовым цветом — «Тайная вечеря» Гуммиарабика. — Допрос
У Мироновых, где я жил, меня ожидал отец. Он привез два больших мешка с хлебом насколько фунтов масла, кусочек копченого мяса и два туеса с гворотм.
Прихватил также кружечку с вареньем и лукошко со всякой мелочью. Глядя в запавшие глаза и запыленное лицо отца, я понял, что он ехал зайцем и всю ночь не спал.
Он посидел некоторое время на моей кровати, спросил, целы ли еще ботинки, и полушутя добавил: варенье нельзя съесть в один вечер; всего, что он привез, должно хватить по крайней мере на месяц. Это значило, что отец вообще раньше не явится...
О занятиях он не спрашивал: чего там спрашивав. когда я так упорно отвоевывал себе право учиться!
Затем негнущимися пальцами оп отсчитал три рубля и восемьдесят восемь копеек. Как бы извиняясь, он показал мне оставшиеся деньги и подробно перечислил все необходимые для хозяйства покупки. И тогда оказалось: чтобы добраться до дому, у него остается всего двадцать копеек.
Я быстро пододвинул к нему гривенник из своих денег:
— Купи гостинец Зенте и Ирмочке.
— Они обойдутся и без гостинца. У тебя самого не так уж много. Книги... тетради... квартира... В гимназии дают карандаши и перья?
— Кто тебе даст такие вещи? Только чернила наливают даром." Нет-нет, непременно купи что-нибудь сестричкам!
О расходовании денег отец тоже не дал никакого наказа: он видел, что у меня каждая копейка на счету.
Прощаясь, отец в нерешительности помедлил. Видно было, что я вырос в его глазах на целую голову.
— В этом году хороший урожай, и все-таки, особого облегчения пет. Я в Богушевске слыхал от аптекаря, что есть такие гимназисты, которые сами подрабатывают. Может быть, в будущем и ты попробуешь...
Когда отец ушел и я начал перебирать содержимое лукошка, у меня невольно па «лаза набежали слезы: там был кусочек мыла, катушка ниток, две иголки, лоскуток для заплаток, узелочек с солью и сверток с липовым цветом. Бедные мои мать и бабушка — это все из их ничтожного запаса! Мне вдруг стало невыносимо жаль, что не послал им хоть калачик. Почему я не отдал отцу еще десять копеек? Если бы я знал, что найду его хоть
на другом конце Витебска, тут же пустился бы за ним вдогонку! На другой день в гимназии был большой переполох. Учитель латинского языка Аврелий Ксенофонтович Петров, по прозвищу Гуммиарабик, был капризен и придирчив. Временами от него несло спиртом как из винной бочки. В такие дни у гимназистов начиналось веселье: они всячески дурачились и издевались над учителем, мстя ему за все обиды.
Главным вожаком был Миша Карпов — сын пристава. Узнав на перемене, что Гуммиарабик явился в гимназию после вкушения на «тайной вечере», Миша воткнул в стул длинную булавку. Сев на нее, Аврелий Ксенофонтович заорал и хотел броситься из класса, но гимназисты окружили его со всех сторон: «Милый Аврелий Ксенофонтович, что с вами случилось? Вам наступили на мозоль?» Сердито ворча, он с трудом успокоился. Несмотря на хмель, вероятно сообразил, что если побежит к классному наставнику или даже К директору, то это не принесет ему особой чести.
Начался урок, и по классу стали летать бумажные птички. Некоторые гимназисты намазали их широкие клювы чернилами. Одна из таких птичек задела лоб учителя, другая — попала в нос и в губы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
Наконец хозяин квартиры нашел простой выхо[д: он подпилил у кровати ножки, так что после этого ее без труда можно было сунуть под стол. Кровать получилась очень низкой, ножки вышиной в три пальца, однако теперь все было в порядке. Во сне я иногда стукался коленями о край столика, но это уж пустяки.
Моя квартира находилась далеко от гимназии, на окраине города — почти в самом конце Лучесской улицы, около огородов. Но разве это далеко для человека, способного догнать мечущуюся от укуса овода корову... К тому же комнатка стоила только полтора рубля в месяц, или пятак в день...
В гимназии меня прежде всего поразило то, что и здесь каждый день начинался молитвами, как в аничков-ской деревенской школе. Только гимназисты не выказывали и четверти того почтения, с каким относились к молитвам деревенские ребята. Правда, когда в классе присутствовал Хорек — Исай Йсаевич Остроухое, — все стояли навытяжку, как солдаты. При других учителях тоже стояли спокойно, но со скучающим видом рассматривали собственные ногти. В присутствии же учителя географии Сергея Николаевича Уральского бывали случаи, когда ученики во время молитвы пытались ущипнуть или дернуть друг друга за волосы.
Вначале я сел на одну из передних парт, чтобы лучше видеть и слышать. Но вскоре уловил замечание Жоржика Комарова: как не стыдно такому обтрепанному лезть вперед! А вдруг явится в класс высокопоставленное лицо — скажем, губернатор или сам архиепископ! На другой день я забрался подальше, за спины других. Свободных мест было достаточно, две парты даже пустовали. На одной из них я вскоре вырезал: Хаим Фейгин. Хотелось напомнить, что по своим знаниям он мог быть украшением третьего класса.
Однажды после уроков меня подозвал Сергей Николаевич. Мы остановились в конце пустого коридора.
- Залан, почему вы сегодня во время молитвы укололи булавкой Ермольчика?
Я покраснел: как мог Сергей Николаевич это увидеть? Ведь во время молитвы он всегда стоял, отвернувшись от нас.
— Вы знаете, что такое кондуит, Залан? .. Наверное, еще нет. Это журнал, в который записывают все про-ступки гимназистов. Остерегайтесь туда попасть. Вы стипендиат дамского комитета... Во всяком случае, у вас есть надежда стать им. И вот, мой друг, берегитесь, чтобы вас не поймал кондуит! Не сердитесь на меня, Залан. Но в нашей гимназии вы существо — низшей породы. Одно замечание в кондуите — и у вас отнимут пособие. Был прошлой зимой у нас Хмельков, сын мелкого чиновника. Совершил маленький проступок: попал в кондуит, получил за поведение четыре — и половина стипендии долой. Мальчик не смог долго продержаться... Никогда не забывайте, Залан- в гимназиях есть кондуит.
Я был благодарен Сергею Николаевичу он предупредил меня от чистого сердца. Но домой побрел как оплеванный. Итак, я существо низшей породы...
Впереди шли три каких-то гимназиста. Я прислушался к их разговору.
— Мой отец собирается купить новое имение... около Полоцка — восемьсот десятин ..
— Твой отец глуп. А вот мой задумал продать имение и построить бумажную фабрику примерно за сто двадцать тысяч. Деньги потекут к нам со всех сторон.
— А мой все леса промотал. Мама плачет, говорит: если так будет продолжаться, мы скоро обанкротимся...
Я поскорее свернул. Что общего могло быть у меня с этими представителями высшей породы?
Глава IX
Ко мне приезжает отец — Сверточек с липовым цветом — «Тайная вечеря» Гуммиарабика. — Допрос
У Мироновых, где я жил, меня ожидал отец. Он привез два больших мешка с хлебом насколько фунтов масла, кусочек копченого мяса и два туеса с гворотм.
Прихватил также кружечку с вареньем и лукошко со всякой мелочью. Глядя в запавшие глаза и запыленное лицо отца, я понял, что он ехал зайцем и всю ночь не спал.
Он посидел некоторое время на моей кровати, спросил, целы ли еще ботинки, и полушутя добавил: варенье нельзя съесть в один вечер; всего, что он привез, должно хватить по крайней мере на месяц. Это значило, что отец вообще раньше не явится...
О занятиях он не спрашивал: чего там спрашивав. когда я так упорно отвоевывал себе право учиться!
Затем негнущимися пальцами оп отсчитал три рубля и восемьдесят восемь копеек. Как бы извиняясь, он показал мне оставшиеся деньги и подробно перечислил все необходимые для хозяйства покупки. И тогда оказалось: чтобы добраться до дому, у него остается всего двадцать копеек.
Я быстро пододвинул к нему гривенник из своих денег:
— Купи гостинец Зенте и Ирмочке.
— Они обойдутся и без гостинца. У тебя самого не так уж много. Книги... тетради... квартира... В гимназии дают карандаши и перья?
— Кто тебе даст такие вещи? Только чернила наливают даром." Нет-нет, непременно купи что-нибудь сестричкам!
О расходовании денег отец тоже не дал никакого наказа: он видел, что у меня каждая копейка на счету.
Прощаясь, отец в нерешительности помедлил. Видно было, что я вырос в его глазах на целую голову.
— В этом году хороший урожай, и все-таки, особого облегчения пет. Я в Богушевске слыхал от аптекаря, что есть такие гимназисты, которые сами подрабатывают. Может быть, в будущем и ты попробуешь...
Когда отец ушел и я начал перебирать содержимое лукошка, у меня невольно па «лаза набежали слезы: там был кусочек мыла, катушка ниток, две иголки, лоскуток для заплаток, узелочек с солью и сверток с липовым цветом. Бедные мои мать и бабушка — это все из их ничтожного запаса! Мне вдруг стало невыносимо жаль, что не послал им хоть калачик. Почему я не отдал отцу еще десять копеек? Если бы я знал, что найду его хоть
на другом конце Витебска, тут же пустился бы за ним вдогонку! На другой день в гимназии был большой переполох. Учитель латинского языка Аврелий Ксенофонтович Петров, по прозвищу Гуммиарабик, был капризен и придирчив. Временами от него несло спиртом как из винной бочки. В такие дни у гимназистов начиналось веселье: они всячески дурачились и издевались над учителем, мстя ему за все обиды.
Главным вожаком был Миша Карпов — сын пристава. Узнав на перемене, что Гуммиарабик явился в гимназию после вкушения на «тайной вечере», Миша воткнул в стул длинную булавку. Сев на нее, Аврелий Ксенофонтович заорал и хотел броситься из класса, но гимназисты окружили его со всех сторон: «Милый Аврелий Ксенофонтович, что с вами случилось? Вам наступили на мозоль?» Сердито ворча, он с трудом успокоился. Несмотря на хмель, вероятно сообразил, что если побежит к классному наставнику или даже К директору, то это не принесет ему особой чести.
Начался урок, и по классу стали летать бумажные птички. Некоторые гимназисты намазали их широкие клювы чернилами. Одна из таких птичек задела лоб учителя, другая — попала в нос и в губы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116