Я недавно напомнил. .. Но знаешь что, сынок: поучись где-нибудь тонким манерам. Она сказала. «Было бы неплохо, если бы этот юноша когда-нибудь показался мне». Конечно, попробую отговорить...
Домой пришел я поздно ночью, усталый и голодный. Дверь открыла хозяйка. Где так долго пропадал? Она очень тревожилась — не попал ли ее гимназист в какую-нибудь бедуН
Я чистосердечно признался: пусть делает что хочет, пусть хоть сейчас выбросит меня из квартиры — все равно не смогу заплатить сразу за весь месяц. И я рассказал ей обо всех своих приключениях.
Хозяйка отвернулась; я заметил, как она быстро утерла рукавом глаза. Потом выташила из остывшей печи глиняный горшок — в нем было немного похлебки.
— Садись-ка за стол... да бери ложку
Когда я опустошил тарелку, хозяйка легонько погладила мою голову:
— А теперь иди спать. Мы небогатые люди... но, может быть, ты со временем что-нибудь заработаешь. Только никогда не бери в руки карты Мы бедны и так, а карты —они снимают последнюю рубашку с плеч. Мало ли этакого бывало?
Глава XII
Вечные враги. — Ночь напролет за работой. — Дочь губернатора. — «Фи, господин гимназист...»
Другие могли ночь напролет просидеть за картами или еще как-нибудь убить время, и все-таки на другой день они являлись в гимназию со свежей головой.
Я же на следующее утро чувствовал себя так, словно меня отхлестали плетьми, и на уроке географии не мог ответить на самые простые вопросы.
Как был поражен учитель географии Сергей Николаевич Уральский, который так доброжелательно отнесся ко мне во время экзаменов! Мы снова остановились с ним в конце коридора.
— Залан, что с вами случилось? Вы нездоровы?
Я стоял пристыженный, опустив голову. Я научился лгать Хорьку, Гуммиарабику, директору... Но Уральскому. .. Ему не мог сказать ни одного неправдивого словечка. Разве нельзя было пожаловаться, что голова разламывается на части? Сергей Николаевич поверил бы мне — мне, который знал все моря и реки, как настоящий моряк.
— Выслушайте меня хорошенько: через неделю кончается первая четверть. Я уже познакомился с вашими отметками.- почти по всем предметам пятерки. Но что случилось с вашей памятью? Вы знаете, после окончания первой четверти будет заседание дамского комитета. Держитесь покрепче, чтобы стипендия от вас не ускользнула. А сегодня, мой милый, идите домой. В журнале отмечу, что вы внезапно заболели. Боюсь, как бы вас не вызвал еще кто-нибудь... Не всякий захочет считаться с вашим состоянием. Еще раз напоминаю: будьте осторожны в конце четверти!
Дома я немного полежал — стало легче. Потом внимательно просмотрел уроки на завтра Бывало, что даже самые прилежные ученики вдруг забудут о каком-нибудь заданном уроке. Итак: немецкий язык, история-, рисование, арифметика. Ага, по арифметике нужно сдать тетради с задачами, решенными раньше.
Я просмотрел все остальные уроки и, посвистывая, наклонился к сундучку, чтобы вынуть из него тетради по арифметике, хранившиеся у меня на самом дне.Однажды случилась беда: хозяйка взяла со стола тетрадь и накрыла ею котелок с супом, чтобы суп не простыл. Тогда мне пришлось переписать все задачи в новую тетрадь — не покажешь же учителю тетрадь с жирным пятном посредине!
После этого случая я аккуратно запирал в сундучок все тетради. Но от несчастья, нет гарантий. Перед моими глазами поплыли желтые и зеленые круги: что стряслось с тетрадями?
Крысы и мыши были моими вечными врагами, особенно в квартире портного Ипполитова. Спасая от них свои съестные припасы, я все мешочки вешал на гвозди. И вот эти чертовы мыши прогрызли дно в сундучке И перепортили все собранные за четверть тетради!
Как странно, что мне не повезло как раз в географии и арифметике. В этих предметах я чувствовал себя особенно сильным. Но если Сергей Николаевич был чутким и добрым, то от Барбовича — учителя арифметики — я не мог ждать ничего хорошего. Его мало интересовало, есть ли у гимназиста глубокие знания. Он обычно задавал каждому вызванному к доске три вопроса или задачу. Если гимназист решал, бойко постукивая мелом подоске, получал пятерку. Если решал не столь бойко — четыре или четыре с плюсом. Если запинался — три. То же при проверке тетрадей: они должны были выглядеть так, точно их только что купили в магазине. Но сам ли гимназист решал задачи, списал ли с чужой тетради или кто-нибудь другой сделал ему за небольшую мзду — это Барбовича не интересовало. Главное — внешний вид.
Но именно в этом надо мной тяготело проклятие. Разве одноклассники имели представление о бедах, которые подстерегали меня со всех сторон? У них были хорошие сумки для книг, не боявшиеся ни дождевых капель, ни снежинок. Мне же приходилось заботливо прятать книги и тетради под пальто; единственное, что я мог сделать, — обернуть их в старые газеты, да и те раздобывал не без труда. У господских детей никто не накрывал тетрадями горшки с супом. На их тетради не покушались крысы и мыши.
Разумеется, гимназисты вроде Толи Радкевича не очень-то заботились о книгах и тетрадях. Они довольствовались тройками и не считались с особенностями характера Барбовича. Но мне нужны были пятерки, чтобы «дамский комитет» раскошелился.И вот я стоял, остолбенев, перед сундучком. Какой толк от того, что я лучше всех решаю задачи? Если сдам такие тетради — получу единицу. По устному — пять, по письменному — единица; в результате — три за четверть. Нет-нет, только не это! Придется вес переписать. Тетради, на которых будет стоять моя фамилия, должны быть такими, словно их только что доставили с фабрики.
Сел за столик и взялся за перо. Счастье еще, что Сергей Николаевич отпустил меня с уроков — все-таки немного отдохнул. Я писал весь вечер п еще далеко за полночь. Хорошо, что в этот вечер к портному не пришел никто из собутыльников. Зато поздно ночью, шатаясь, вернулся домой он сам и, повалившись на кровать, тут же захрапел.
Я проработал почти всю ночь и, совершенно одурев, сделал ошибки в двух местах. Эти страницы пришлось вынуть — не вырвать, а именно вынуть, и па их место вложить новые из другой тетради. Кто мог поручиться, что Барбович не пересчитает страницы? А в каждой те» тради 16 листов — 32 страницы, так как они специально куплены в магазине Дрейцера.
Воспитанники гимназии Неруша должны были покупать тетради только у Дрейцера—так распорядился директор. Для немецкого языка — в розовых обложках, для французского — в серых, для арифметики и алгеб1 ры — в синих и т. д., и все со специальными этикетками, на которых напечатана фамилия Неруша. Гимназисты ехидничали, что торговец книгами и письменными принадлежностями Дрейцер подарил нашему директору пегую охотничью собаку, и тот решил его за это отблагодарить.
Кто знает, в охотничьей ли собаке тут дело, но.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
Домой пришел я поздно ночью, усталый и голодный. Дверь открыла хозяйка. Где так долго пропадал? Она очень тревожилась — не попал ли ее гимназист в какую-нибудь бедуН
Я чистосердечно признался: пусть делает что хочет, пусть хоть сейчас выбросит меня из квартиры — все равно не смогу заплатить сразу за весь месяц. И я рассказал ей обо всех своих приключениях.
Хозяйка отвернулась; я заметил, как она быстро утерла рукавом глаза. Потом выташила из остывшей печи глиняный горшок — в нем было немного похлебки.
— Садись-ка за стол... да бери ложку
Когда я опустошил тарелку, хозяйка легонько погладила мою голову:
— А теперь иди спать. Мы небогатые люди... но, может быть, ты со временем что-нибудь заработаешь. Только никогда не бери в руки карты Мы бедны и так, а карты —они снимают последнюю рубашку с плеч. Мало ли этакого бывало?
Глава XII
Вечные враги. — Ночь напролет за работой. — Дочь губернатора. — «Фи, господин гимназист...»
Другие могли ночь напролет просидеть за картами или еще как-нибудь убить время, и все-таки на другой день они являлись в гимназию со свежей головой.
Я же на следующее утро чувствовал себя так, словно меня отхлестали плетьми, и на уроке географии не мог ответить на самые простые вопросы.
Как был поражен учитель географии Сергей Николаевич Уральский, который так доброжелательно отнесся ко мне во время экзаменов! Мы снова остановились с ним в конце коридора.
— Залан, что с вами случилось? Вы нездоровы?
Я стоял пристыженный, опустив голову. Я научился лгать Хорьку, Гуммиарабику, директору... Но Уральскому. .. Ему не мог сказать ни одного неправдивого словечка. Разве нельзя было пожаловаться, что голова разламывается на части? Сергей Николаевич поверил бы мне — мне, который знал все моря и реки, как настоящий моряк.
— Выслушайте меня хорошенько: через неделю кончается первая четверть. Я уже познакомился с вашими отметками.- почти по всем предметам пятерки. Но что случилось с вашей памятью? Вы знаете, после окончания первой четверти будет заседание дамского комитета. Держитесь покрепче, чтобы стипендия от вас не ускользнула. А сегодня, мой милый, идите домой. В журнале отмечу, что вы внезапно заболели. Боюсь, как бы вас не вызвал еще кто-нибудь... Не всякий захочет считаться с вашим состоянием. Еще раз напоминаю: будьте осторожны в конце четверти!
Дома я немного полежал — стало легче. Потом внимательно просмотрел уроки на завтра Бывало, что даже самые прилежные ученики вдруг забудут о каком-нибудь заданном уроке. Итак: немецкий язык, история-, рисование, арифметика. Ага, по арифметике нужно сдать тетради с задачами, решенными раньше.
Я просмотрел все остальные уроки и, посвистывая, наклонился к сундучку, чтобы вынуть из него тетради по арифметике, хранившиеся у меня на самом дне.Однажды случилась беда: хозяйка взяла со стола тетрадь и накрыла ею котелок с супом, чтобы суп не простыл. Тогда мне пришлось переписать все задачи в новую тетрадь — не покажешь же учителю тетрадь с жирным пятном посредине!
После этого случая я аккуратно запирал в сундучок все тетради. Но от несчастья, нет гарантий. Перед моими глазами поплыли желтые и зеленые круги: что стряслось с тетрадями?
Крысы и мыши были моими вечными врагами, особенно в квартире портного Ипполитова. Спасая от них свои съестные припасы, я все мешочки вешал на гвозди. И вот эти чертовы мыши прогрызли дно в сундучке И перепортили все собранные за четверть тетради!
Как странно, что мне не повезло как раз в географии и арифметике. В этих предметах я чувствовал себя особенно сильным. Но если Сергей Николаевич был чутким и добрым, то от Барбовича — учителя арифметики — я не мог ждать ничего хорошего. Его мало интересовало, есть ли у гимназиста глубокие знания. Он обычно задавал каждому вызванному к доске три вопроса или задачу. Если гимназист решал, бойко постукивая мелом подоске, получал пятерку. Если решал не столь бойко — четыре или четыре с плюсом. Если запинался — три. То же при проверке тетрадей: они должны были выглядеть так, точно их только что купили в магазине. Но сам ли гимназист решал задачи, списал ли с чужой тетради или кто-нибудь другой сделал ему за небольшую мзду — это Барбовича не интересовало. Главное — внешний вид.
Но именно в этом надо мной тяготело проклятие. Разве одноклассники имели представление о бедах, которые подстерегали меня со всех сторон? У них были хорошие сумки для книг, не боявшиеся ни дождевых капель, ни снежинок. Мне же приходилось заботливо прятать книги и тетради под пальто; единственное, что я мог сделать, — обернуть их в старые газеты, да и те раздобывал не без труда. У господских детей никто не накрывал тетрадями горшки с супом. На их тетради не покушались крысы и мыши.
Разумеется, гимназисты вроде Толи Радкевича не очень-то заботились о книгах и тетрадях. Они довольствовались тройками и не считались с особенностями характера Барбовича. Но мне нужны были пятерки, чтобы «дамский комитет» раскошелился.И вот я стоял, остолбенев, перед сундучком. Какой толк от того, что я лучше всех решаю задачи? Если сдам такие тетради — получу единицу. По устному — пять, по письменному — единица; в результате — три за четверть. Нет-нет, только не это! Придется вес переписать. Тетради, на которых будет стоять моя фамилия, должны быть такими, словно их только что доставили с фабрики.
Сел за столик и взялся за перо. Счастье еще, что Сергей Николаевич отпустил меня с уроков — все-таки немного отдохнул. Я писал весь вечер п еще далеко за полночь. Хорошо, что в этот вечер к портному не пришел никто из собутыльников. Зато поздно ночью, шатаясь, вернулся домой он сам и, повалившись на кровать, тут же захрапел.
Я проработал почти всю ночь и, совершенно одурев, сделал ошибки в двух местах. Эти страницы пришлось вынуть — не вырвать, а именно вынуть, и па их место вложить новые из другой тетради. Кто мог поручиться, что Барбович не пересчитает страницы? А в каждой те» тради 16 листов — 32 страницы, так как они специально куплены в магазине Дрейцера.
Воспитанники гимназии Неруша должны были покупать тетради только у Дрейцера—так распорядился директор. Для немецкого языка — в розовых обложках, для французского — в серых, для арифметики и алгеб1 ры — в синих и т. д., и все со специальными этикетками, на которых напечатана фамилия Неруша. Гимназисты ехидничали, что торговец книгами и письменными принадлежностями Дрейцер подарил нашему директору пегую охотничью собаку, и тот решил его за это отблагодарить.
Кто знает, в охотничьей ли собаке тут дело, но.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116