Я не намерен ради дочери прокурора лишиться удовольствия посмотреть фильм о богатом дядюшке и его беспутном племяннике...
Глава ХХХШ
Тихон Бобров. — Волчонок. — В царстве шпиона».
На экране мелькали кадры картины, но до сознания моего ничто не доходило — так я был взволнован раз-говором с Олей. Только на улице пришел в себя — голова прояснилась. И я решил отправиться в маленький переулок, выходящий на набережную. Соня отворила мне дверь и вскрикнула:
— На кого ты похож! Точно из гроба встал! Садись скорее... Где пропадал? Мы тебя так ждали! — принялась она меня бранить.
— Кто мог меня ждать?
— Разве тебе больше деньги не нужны?
Деньги... Был ли в моей гимназической жизни хоть один день, когда бы я о них не думал и не гнался за ними?
— Вот... — Соня протянула мне небольшой пакетик. — Пересчитай: здесь двадцать рублей, и напиши мне расписку.
Я смотрел на маленький пакетик со страхом, точно и» него вот-вот закапает кровь.
— Глупый! — начала сердиться Соня. — Почему ты не пришел в тот вечер?
Кто-то постучал в дверь. Я вскочил и пригляделся к входившему. Боже милостивый, да это Тихон Бобров! Невольно насторожился, вспомнив прежние его выходки. Но передо мной стоял юноша, почти взрослый и, как уверял Вася Уголез, хороший товарищ. Все-таки раз встретился с Тихоном — будь начеку. Даже здороваясь и прощаясь, берегись его шпилек.
Тихой внимательно ощупал меня глазами. Я ждал — вот-вот он скажет: «А помнишь?» Нам было что вспомнить из аничковских времен. А Тихон прищурился, его густые брови сошлись у переносицы. Никогда не думал, что у этого забияки такие всевидящие глаза. Но взгляд его не был похож на взгляд Хорька, господина Лусиса или Олиного жандармского офицера. На меня пристально смотрели честные глаза, в которых я, однако, уловил насмешливый огонек. Мне хотелось прикрыть руками начищенные до блеска пуговицы своего потрепан-
него гимназического костюма. Они, только они могли вызвать этот насмешливый огонек. Тихон крепко пожал мне руку, посмотрел на пакетик с деньгами и отрывисто заговорил:
— Соня уже рассказала? Нет? Эти деньги собраны молодыми рабочими, которые хотят учиться. Вася Уголев как-то говорил мне. что ты в этом деле мастер: очень уж хорошо спасаешь маменькиных сынков от двоек. Попробуй-ка мае поучить. Начнем с арифметики, а потом историей России займемся.
Он дал мне программу: русский язык, история, география, арифметика, белорусский язык... Я чуть не вскрикнул:
— Белорусский язык? Тихон пожал плечами:
— Чему удивляешься?
Вопрос Тихона смутил меня: действительно, ведь мы жили в Белоруссии. Но кто из гимназистов смел об этом заикнуться? Официально Витебская губерния числилась губернией Западного края. Я вспомнил, как Антоша Раеикий декламировал белорусские стихи, а один гимназист-старшеклассник сказал ему:
«Чего ты там лопочешь, как мужик с Пинских болот? Убирайся, чтоб духу твоего не было!»
И вдруг оказывается, есть молодежь, которая хочет изучать белорусский язык!
Тихон куда-то спешил — по крайней мере, он так сказал. На прощание он дружески улыбнулся Соне, а мне буркнул:
— Ночью какие сны Букашке снятся? Чиновничья кокарда или фольварк с тремя конями и десятком коров? На большее вряд ли он осмеливается?
Я вспылил. Вскочил со стула... Соня схватила меня ва рукав:
— Садись, Букашка... А ты, Тихон, брось дурную привычку размахивать деревянной саблей. Нарвешься когда-нибудь на силача — без зубов останешься. Да и Роб уже не прежняя Букашка. — Она заставила меня сесть на стул и, улыбаясь, сказала: — Не ершись, успокойся. .. Ну и волчонок!
Тихон ушел. Соня налила мне стакан горячего чаю и как бы между прочим заметила, что Тихон уже не уче-
ник, а хороший наборщик. В типографии его любят. Он вот и собрал молодых рабочих и работниц, которые хотят учиться. Но этим нельзя нигде хвастать. Соня за меня поручилась — ведь на Волчонка она может положиться. Я удивился: почему это надо по секрету учить арифметику или историю?
— Эх, Букашка, — сказала Соня,— как мало ты в своей гимназии узнал о жизни! Хозяева не любят, когда их рабочие учатся.
— Соня, если бы ты могла понять, как надоела мне гимназия! Должно быть, недолго выдержу... — задумчиво ответил я.
Глупости! Мы должны учиться сколько возможно. Помнишь Яшу Ходаса, маленького Яшу Ходаса, которого так мучил батюшка Онуфрий? Он работает в волостном правлении помощником писаря. Достает книги и учится. Думаю, вряд ли у него меньше знаний, чем у тебя. Не горюй, Роберт! Вноси плату за учение и учись.
Прощаясь, Соня задержала мою руку:
— Послушай, Роберт, ты жил все время словно волчонок — голодный, преследуемый, гонимый. И вид у тебя иногда, как у волчонка. Вот познакомлю с нашими девушками и парнями, и назовем тебя Волчонком. Только смотри не проговорись в гимназии! Никто не должен знать этого! Ты будешь учить нас арифметике... но и сам со временем кое-чему научишься у нас. И не вздумай бросать гимназию! Пока тебе денег хватит.
Но деньги молодых рабочих мне уже не помогли, хотя я решил не откладывая заплатить эти несчастные пятнадцать рублей. По дороге домой я встретил Толю Радкевича: он ходил взад и вперед по мосту через Двину, не замечая, что лицо его сечет холодный дождь со снегом. Он даже не поднял воротника.
— Ты что? Хочешь схватить воспаление легких? Так это легко устроить — поплескайся в проруби на Двине!
— Э, чепуха! — Радкевич махнул рукой. — Хочу остыть... Знаешь, как раскалил меня наш либеральный директор Иван Романович Неруш? Счастье еще, что я тебя не втянул.
С недоумением уставился я на Толю. И у него тайна! Попросил рассказать потолковее, что случилось.
— Видишь ли, три недели назад из Вологодской губернии поступил к нам Сима Башмаков. Он сказал: «У вас тут сонное царство. То ли дело в Вологодской губернии! Там ученики хотя бы издают писанные от руки журналы». Мы посовещались: почему бы и нам не попробовать? Собрали материалы... я редактором. Хотел и тебя потом привлечь... Хорошо, что не успел. Вдруг сегодня вызывает меня директор: «Сейчас же бросьте эти глупости!» Мне по поведению три, других в кондуит — у них, наверное, будет по четверке...
Помолчав немного, Радкевич снова загорячился:
— Подумай, какая подлость! Директор говорит мне: «Радкевич, возможно, я вас простил бы... Соберите материал для второго номера... и покажите мне...» Понимаешь, Роберт, он хотел купить меня, сделать шпионом! Шпионом, ты слышишь? — Радкевич сдавил мне руку словно клещами. — Со мной ему это не удалось, но пойми: между теми немногими, кто писал в первый номер, был шпион!
На другой день Иван Романович Неруш вызвал меня к себе. Сурово насупясь, он молча швырнул мне несколько листков. Я вытаращил глаза: мой почерк... мой почерк .
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
Глава ХХХШ
Тихон Бобров. — Волчонок. — В царстве шпиона».
На экране мелькали кадры картины, но до сознания моего ничто не доходило — так я был взволнован раз-говором с Олей. Только на улице пришел в себя — голова прояснилась. И я решил отправиться в маленький переулок, выходящий на набережную. Соня отворила мне дверь и вскрикнула:
— На кого ты похож! Точно из гроба встал! Садись скорее... Где пропадал? Мы тебя так ждали! — принялась она меня бранить.
— Кто мог меня ждать?
— Разве тебе больше деньги не нужны?
Деньги... Был ли в моей гимназической жизни хоть один день, когда бы я о них не думал и не гнался за ними?
— Вот... — Соня протянула мне небольшой пакетик. — Пересчитай: здесь двадцать рублей, и напиши мне расписку.
Я смотрел на маленький пакетик со страхом, точно и» него вот-вот закапает кровь.
— Глупый! — начала сердиться Соня. — Почему ты не пришел в тот вечер?
Кто-то постучал в дверь. Я вскочил и пригляделся к входившему. Боже милостивый, да это Тихон Бобров! Невольно насторожился, вспомнив прежние его выходки. Но передо мной стоял юноша, почти взрослый и, как уверял Вася Уголез, хороший товарищ. Все-таки раз встретился с Тихоном — будь начеку. Даже здороваясь и прощаясь, берегись его шпилек.
Тихой внимательно ощупал меня глазами. Я ждал — вот-вот он скажет: «А помнишь?» Нам было что вспомнить из аничковских времен. А Тихон прищурился, его густые брови сошлись у переносицы. Никогда не думал, что у этого забияки такие всевидящие глаза. Но взгляд его не был похож на взгляд Хорька, господина Лусиса или Олиного жандармского офицера. На меня пристально смотрели честные глаза, в которых я, однако, уловил насмешливый огонек. Мне хотелось прикрыть руками начищенные до блеска пуговицы своего потрепан-
него гимназического костюма. Они, только они могли вызвать этот насмешливый огонек. Тихон крепко пожал мне руку, посмотрел на пакетик с деньгами и отрывисто заговорил:
— Соня уже рассказала? Нет? Эти деньги собраны молодыми рабочими, которые хотят учиться. Вася Уголев как-то говорил мне. что ты в этом деле мастер: очень уж хорошо спасаешь маменькиных сынков от двоек. Попробуй-ка мае поучить. Начнем с арифметики, а потом историей России займемся.
Он дал мне программу: русский язык, история, география, арифметика, белорусский язык... Я чуть не вскрикнул:
— Белорусский язык? Тихон пожал плечами:
— Чему удивляешься?
Вопрос Тихона смутил меня: действительно, ведь мы жили в Белоруссии. Но кто из гимназистов смел об этом заикнуться? Официально Витебская губерния числилась губернией Западного края. Я вспомнил, как Антоша Раеикий декламировал белорусские стихи, а один гимназист-старшеклассник сказал ему:
«Чего ты там лопочешь, как мужик с Пинских болот? Убирайся, чтоб духу твоего не было!»
И вдруг оказывается, есть молодежь, которая хочет изучать белорусский язык!
Тихон куда-то спешил — по крайней мере, он так сказал. На прощание он дружески улыбнулся Соне, а мне буркнул:
— Ночью какие сны Букашке снятся? Чиновничья кокарда или фольварк с тремя конями и десятком коров? На большее вряд ли он осмеливается?
Я вспылил. Вскочил со стула... Соня схватила меня ва рукав:
— Садись, Букашка... А ты, Тихон, брось дурную привычку размахивать деревянной саблей. Нарвешься когда-нибудь на силача — без зубов останешься. Да и Роб уже не прежняя Букашка. — Она заставила меня сесть на стул и, улыбаясь, сказала: — Не ершись, успокойся. .. Ну и волчонок!
Тихон ушел. Соня налила мне стакан горячего чаю и как бы между прочим заметила, что Тихон уже не уче-
ник, а хороший наборщик. В типографии его любят. Он вот и собрал молодых рабочих и работниц, которые хотят учиться. Но этим нельзя нигде хвастать. Соня за меня поручилась — ведь на Волчонка она может положиться. Я удивился: почему это надо по секрету учить арифметику или историю?
— Эх, Букашка, — сказала Соня,— как мало ты в своей гимназии узнал о жизни! Хозяева не любят, когда их рабочие учатся.
— Соня, если бы ты могла понять, как надоела мне гимназия! Должно быть, недолго выдержу... — задумчиво ответил я.
Глупости! Мы должны учиться сколько возможно. Помнишь Яшу Ходаса, маленького Яшу Ходаса, которого так мучил батюшка Онуфрий? Он работает в волостном правлении помощником писаря. Достает книги и учится. Думаю, вряд ли у него меньше знаний, чем у тебя. Не горюй, Роберт! Вноси плату за учение и учись.
Прощаясь, Соня задержала мою руку:
— Послушай, Роберт, ты жил все время словно волчонок — голодный, преследуемый, гонимый. И вид у тебя иногда, как у волчонка. Вот познакомлю с нашими девушками и парнями, и назовем тебя Волчонком. Только смотри не проговорись в гимназии! Никто не должен знать этого! Ты будешь учить нас арифметике... но и сам со временем кое-чему научишься у нас. И не вздумай бросать гимназию! Пока тебе денег хватит.
Но деньги молодых рабочих мне уже не помогли, хотя я решил не откладывая заплатить эти несчастные пятнадцать рублей. По дороге домой я встретил Толю Радкевича: он ходил взад и вперед по мосту через Двину, не замечая, что лицо его сечет холодный дождь со снегом. Он даже не поднял воротника.
— Ты что? Хочешь схватить воспаление легких? Так это легко устроить — поплескайся в проруби на Двине!
— Э, чепуха! — Радкевич махнул рукой. — Хочу остыть... Знаешь, как раскалил меня наш либеральный директор Иван Романович Неруш? Счастье еще, что я тебя не втянул.
С недоумением уставился я на Толю. И у него тайна! Попросил рассказать потолковее, что случилось.
— Видишь ли, три недели назад из Вологодской губернии поступил к нам Сима Башмаков. Он сказал: «У вас тут сонное царство. То ли дело в Вологодской губернии! Там ученики хотя бы издают писанные от руки журналы». Мы посовещались: почему бы и нам не попробовать? Собрали материалы... я редактором. Хотел и тебя потом привлечь... Хорошо, что не успел. Вдруг сегодня вызывает меня директор: «Сейчас же бросьте эти глупости!» Мне по поведению три, других в кондуит — у них, наверное, будет по четверке...
Помолчав немного, Радкевич снова загорячился:
— Подумай, какая подлость! Директор говорит мне: «Радкевич, возможно, я вас простил бы... Соберите материал для второго номера... и покажите мне...» Понимаешь, Роберт, он хотел купить меня, сделать шпионом! Шпионом, ты слышишь? — Радкевич сдавил мне руку словно клещами. — Со мной ему это не удалось, но пойми: между теми немногими, кто писал в первый номер, был шпион!
На другой день Иван Романович Неруш вызвал меня к себе. Сурово насупясь, он молча швырнул мне несколько листков. Я вытаращил глаза: мой почерк... мой почерк .
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116