— Что же молчишь?
— Я ведь сказал!
У Крысова вокруг глаз собрались моршинки. Такой резкий ответ не понравился ему. Вытащив из кармана бумажник, он сказал поучающим тоном:
— Мой юный Друг, теперь тебе придется отказаться от некоторых гимназических острот и вольностей. Ты уже не какой-нибудь ветрогон, а самостоятельный чело-, век, зарабатывающий себе на хлеб.
Небрежным жестом — как копейки нищему на паперти — Крысов бросил на столик смятые денежные бумажки и тщательно застегнул шубу.
— До отхода поезда... ну, примерно часа четыре. Ты свои вещи соберешь за четыре минуты... А, забыл — еще полюбуешься жениховским нарядом. Вполне естественно. Полюбуйся, поважничай. .. только о работе не забывай.
Коммерсант вышел.Вытряхнув из постельного мешка солому, я запихал в него книги. Столик, сундучок, гимназическую шинель, не очень нужные книги, бидон из-под керосина решил оставить у Таракановых. Белье —сколько было — и другую мелочь завязал в еще влажную простыню.
— Пани Ядвига, зайдите на минутку! — позвал я соседку.
— Ой, каким вы стали кавалером!—Лицо ее засветилось радостью, как если бы она увидела своего младшего брата.
— Так оно и есть, — улыбнулся я через силу. — Натянет пьяница Длинные ризы — вот он уже и священник, слуга божий.
— Молчите, молчите, пан Роберт!—замахала руками швея. .
— Вот написал письмецо Тараканову. Передайте, пожалуйста. А это... — и я указал пальцем на стол.
— Что, рубль? Кому это?
— Вам. Кто первый начнет кашлять — Владек или Фрапя, — тому купите лекарство.
— Нашелся богатей!.. Не возьму! — Беженка спрятала руки за спину.
— Но, пани Ядвига...
— Пан Роберт, вы в жизни далеко не пойдете. У самого рубль да копейка. Нет-нет, кладите этот рубль обратно, к копейке.
Я решительно отодвинул от себя рублевую бумажку и взвалил на плечо свои пожитки,
— До свиданья, пани Ядвига!
Женщина, машинально протянув руку, заплакала и печально пробормотала мне вслед: — Этот в жизни далеко не пойдет.
Глава IV
Центральная Замковая улица. — Встреча с Соней Платоновой. — На вокзале.
«Таким счастливым, должно быть, выглядит кот, добравшись до горшка сметаны», — усмехнулся я, выйдя на улицу. На самом деле, ногам, впервые обутым в валенки, было уютно, как на лежанке. Довольно тяжелый полушубок не только не давил на плечи, а, наоборот, приподнимал их. Новые варежки решил сунуть в карман—нечего руки баловать.
К вокзалу вели две дороги. Самая короткая —по льду через Двину, более длинная — через центр города и по мосту. Я выбрал длинную дорогу. Меня привлекала центральная — Замковая улица. После исключения из гимназии я долго и напрасно искал на этой улице работу— переписчика, регистратора или курьера. Однажды мне откровенно сказали:
«Нам жулики не нужны».
Было горько и больно, но так было. Нечаянно увидев себя в большом зеркале, я тогда вообразил, что виной всему мое скуластое лицо, немного косящие серые глаза, постоянно раздувающиеся, как у норовистой лошади, ноздри. Потом я понял, почему не внушал никому доверия. Просто не умел услужливо кланяться. Как ни коротки были разговоры с работодателями, у меня, помимо .желания, прорывались ядовитые выражения. А обтрепанная, нищенская одежонка предательски выдавала социальное положение и роняла меня в глазах «кормильцев». .
Вот и Замковая улица. Здесь были лучшие витебские магазины и среди них зеркальный магазин. Хотелось посмотреть, как теперь выгляжу.К сожалению, витрины почти доверху были покрыты морозными узорами. А зайти внутрь, в магазин, не хватило смелости.Теперь на вокзал. На углу, где улица заворачивала к мосту, напротив большого здания Экономического общества латышских сельских хозяев, я в нерешительности остановился. Время еще есть. Неужели уехать из города, ни с кем не прощаясь? Нет, нет, это невозможно!
Подчиняясь неудержимому чувству, я свернул на Двинскую набережную. Окажется Соня дома или нет? Вот й ее переулок...
Еще издали я заметил, как она стремительно вылетела из ворот своего дома. Увидев гостя, направилась ко мне и весело воскликнула:
— Здравствуй, Букашка! Как дела?
Мы крепко пожали друг другу руки. Но девушка сразу выпалила:
— Не вовремя пришел! Может быть, заглянешь завтра...
— Видишь ли, собрался уезжать, — вздохнул я.
— Жаль. Ну, пойдем, проводи меня немного. Куда едешь? Возвращаешься в Рогайне?
— Нет. В Лопатовские леса.
Соня вытаращила глаза и испытующе посмотрела на меня:
— Кто это тебя так нарядил? Не Крысой ли? «Благодетель» с большой буквы?
У меня перехватило дух:
— Ты его тоже знаешь?
— Слышала краешком уха... — уклончиво объяснила она.
В предчувствии скорой разлуки мне хотелось говорить и говорить... но о чем? Всего не выскажешь. Я смущался, терялся, молчал.
— Будешь наезжать в Витебск?
— Думаю, что да, —оживленно ответил я. — И если тогда не сразу же зайду к тебе — оторви мне голову!
— Скорее оторву голову, если явишься не вовремя.— Увидев мое растерянное лицо, она пояснила:—Хозяйка терпеть не может, когда ко мне приходят молодые люди. Ей кажется, что все мои приятели — уличный сброд.
— А если буду хорошо одет? — спросил я.
— Как-нибудь напишу тебе... — словно не расслышав, продолжала девушка, — только не удивляйся, если подпишусь «Оля», «Труня» или «Маша». И сразу же уничтожай мои письма. Слышишь? Если ты этого не сделаешь, мы чужие люди! — В голосе Сони прозвучала непривычная суровость.— Итак, прощай... Пора тебе на вокзал.
— Можно еще немного поговорить,— сказал я. — Но ты спешишь, у тебя свидание с каким-нибудь парнем? В такой мороз...
— Да, у меня свидание. — Заметив, как я невольно вздрогнул и чуть-чуть отстранился, Соня ободряюще улыбнулась, еще раз крепко пожала мне руку: — До свиданья, Букашка.
— Ведь мы останемся друзьями? — с волнением прошептал я.
— Букашка, мы были и будем друзьями, с одним только условием — никто не должен этого знать. .. Понял? Ну, счастливого пути! — И девушка быстро исчезла...
Вокзал поразил меня своей сутолокой. Люди ехали, ехали без конца. Кто, куда и почему? С солдатами дело было ясное: одни ехали в отпуск домой, другие возвращались в езои части. Но что у прочих на уме?
В большом зале вокзала — билетные кассы. Направо— зал первого, второго класса и ресторан для избранного общества, налево — зал третьего класса, для серого, грязного люда.
Повернул налево. Ого, зал третьего класса битком набит! Я протискивался сквозь толпу и ощущал, как неловко, точно связанные, двигались мои ноги, не привыкшие к валенкам. Споткнулся о плетеную корзину, зашатался и чуть не упал. Рядом у какого-то солдата нога застряла между мешками. Расплескав в алюминиевой кружке чай, солдат выругался:
— Спекулянты чертовы!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116