Он закинул щит за спину, привязал к нему копье. Его руки мягко подхватили меня, я склонила голову ему на плечо, и oн понес меня через мост, к следующему мосту, к Башням Воинов.
Я подала ему вино.
Кроме меня, девушек в его доме не оказалось. О, я хорошо понимала, что это значит! Единственный мужчина — полный хозяин, и единственная женщина — абсолютная рабыня. Безупречное рабство, в котором двое идеально подходят друг другу, в котором друг для друга они — все на свете.
Одним мужчинам это дано, другим — нет. Многое завися? от того, встретит ли мужчина свою, ту самую рабыню, а женщина — своего, того самого хозяина.
Именно это — хоть говорить об этом с Клитусом Вителлиусом я и не смела — и произошло с нами. Думаю, сознавал это и он.
Я подала ему вино. Он дал и мне выпить из чаши. Высокая честь! Знак его отношения ко мне. Пить с того же края, которого касались его губы, я, разумеется, не осмелилась.
Я отставила чашу. По его знаку расстелила меха любви — не на ложе, в ногах. Я — рабыня. Покои освещала лишь неяркая лампа.
Клитус Вителлиус махнул рукой — и я откинулась на меха в ногах ложа. Скинув тунику, он опустился рядом. Замети0 было, что едва сдерживается, чтобы не наброситься на меня.
— Я твоя! — Я протянула к нему руки. — Возьми меня хозяин.
— Я неравнодушен к тебе, — признался он.
— Будь сильным со мной, хозяин, — пристально глядя на него, прошептала я. — Я не хочу бросать тебе вызов. Не хочу сражаться с тобой. Хочу служить тебе, любить тебя. Хочу отдать тебе все, до конца, без остатка.
Он не сводил с меня глаз.
— Ты не понимаешь, хозяин? Будь у меня выбор, я выбрала бы не свободу, а твои оковы.
Женщине — это я хорошо усвоила — приходится выбирать между любовью и свободой. И то и другое по-своему ценно. Каждая выбирает по себе.
— Но я не оставил тебе выбора, — проговорил он.
— Конечно нет, хозяин. Ты — горианин.
— Может, я тебя продам ..
— Можешь делать со мной что хочешь, хозяин.
Я в полной его власти — я только рабыня в оковах. Он, казалось, разозлился.
— Принеси мне вина, хозяин, — обронила я. Он изумленно воззрился на меня.
— Девушка всего лишь проверяет хозяина. — Я улыбнулась. И тут он с размаху ударил меня по лицу. Больно! Я почувствовала вкус крови.
— Думаешь, — спросил он, — если я к тебе неравнодушен, значит, буду с тобой слаб?
— Нет, хозяин, — выдавила я.
На меня падала тень от рабского кольца. Рядом на полу лежала прикрепленная к кольцу цепь и ошейник.
Он приладил тяжелый ошейник мне на шею поверх легкой стальной ленты — приковал меня к кольцу в ногах ложа. Рука его коснулась моего тела.
— Я вижу — ты будешь сильным со мной, хозяин.
— Ну и дурак же я, — процедил он, — вбил себе в голову земную девку.
— Я одного хочу — любить тебя, служить тебе, хозяин.
— И все же ты хороша.
— Девушка благодарна хозяину, если он считает ее привлекательной.
— Так ты выбрала бы рабскую долю? — вспомнил он.
— Да, хозяин.
— Шлюха.
— Да, хозяин.
— Решать все равно буду я.
— Да, хозяин.
— И я решил…
— Да, хозяин, — произнесла я с мольбой.
— …что ты — моя рабыня.
— Да, хозяин! — вскричала я и забилась в его руках в самом неистовом, чудовищном экстазе, какой только доводилось испытать когда-либо женщине, в рабском оргазме, доступном лишь той, кем поистине обладают.
— Как могу я так любить тебя, — спросил он, — если даже не владею тобой по-настоящему, если ты не до конца моя?
— Не знаю, хозяин.
Клитус Вителлиус признается в любви к рабыне! Надеюсь, он не станет меня бить.
Схватив меня за волосы, он оттянул к мехам мою голову.
— Мужчина может любить только ту женщину, которая принадлежит ему, принадлежит по-настоящему. Иначе он лишь одна из сторон в контракте!
— А женщина, — добавила я, — может любить лишь того, кому по-настоящему принадлежит.
— Кому ты принадлежишь, рабыня? — спросил он.
— Тебе, хозяин, — ответила я.
— Твои слова приятны мне, рабыня.
— Освободи меня! — поддразнила я его.
— Хочешь плетки?
— Нет, хозяин, — вдруг испугавшись, поспешно заверила я. Он — хозяин. Может делать со мной что хочет.
— Проси о свободе, — разрешил он.
— Пожалуйста, освободи меня, хозяин!
— Нет, — он рассмеялся. — Не освобожу. Ты останешься моей рабыней.
Я закрыла глаза. Когда-то там, на Земле, меня звали Джуди Торнтон. Я училась в небольшом, но престижном колледже. Специализировалась по словесности. Писала стихи. Была популярна среди студентов. Теперь я всего лишь рабыня по имени Дина, с клеймом на теле, беспомощно замирающая в руках хозяина. А Элайза Невинс, моя былая соперница! Теперь и она носит ошейник. Интересно, так ли счастлива она в объятиях своего хозяина, как я — в объятиях своего? Она изучала антропологию. Осознала ли она теперь по-настоящему — пожалуй, впервые — природу рабства? Наверно, хозяин научил ее, что это такое.
Тая от наслаждения, я нежилась в объятиях Клитуса Вител-лиуса.
Я открыла глаза.
— Девушке не будет позволено хотя бы иногда высказывать свое мнение?
— Может быть, время от времени, — ответил Клитус Вителлиус, — на коленях у моих ног.
— Ты чудовище, хозяин!
И снова — его тело, снова он раскинул в стороны мои ноги.
— Ты груб, хозяин! — не сдержала я упрека и тут же испуганно добавила: — Прости, хозяин!
Он не ударил.
Я задрожала, принимая это властное мужское тело, отдаваясь, упиваясь этой сладостной, свирепой, напористой лаской.
О, он знает множество способов овладеть женщиной, и, что бы ни делал он со мною, я должна беспрекословно покоряться.
За окнами на мостах послышались голоса. Наступало утро.
— Ты такой ненасытный, хозяин, — сжимая его в объятиях, простонала я.
— Ни здоровья, ни силы своей не стыжусь, — ответил он. Достойный ответ. Ответ горианина, объясняющего очевидное невежественной рабыне-землянке. — А между прочим, ты и сама — весьма похотливая сучка! Стыдишься ли ты этого?
— Больше не стыжусь, хозяин.
— Значит, ты полна жизни, эмоционально свободна, — сказал он. — Это — признак бодрости, душевного здоровья, раскрепощенности.
Здесь, на Горе, я обрела свободу, хоть отныне мне суждено носить ошейник. Странно: в ошейнике — и свободна! На самом деле именно тогда, еще до ошейника, я и была рабыней, узницей противоестественной, извращенной, механистической цивилизации, жертвой культа воздержания.
— Может, эмоционально я и свободна, — рассмеялась я, — а вот физически — вряд ли.
— Верно, — согласился он и, подтянув меня за цепь, снова опрокинул на спину на мехах в изножье ложа.
— Ты оставишь меня своей рабыней? — в который раз спросила я.
— Конечно, — отвечал он.
— Даже не представляла себе, что встречу мужчину, который так желал бы меня, горел бы таким вожделением и все же держал бы меня в рабстве.
— А еще ты не представляла, что встретишь мужчину, который сумел бы удовлетворить самые потаенные твои желания, — продолжал он мне в тон, — глубоко запрятанные, почти неосознанные, скрытые желания, в которых ты и сама себе признаться едва ли решилась бы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135