— На колени, Дина. Волосы отпустили, я встала на колени.
— Ты — ниже всех, — поучала Саша.
— Да, госпожа.
Насмерть перепуганная, я не смела взглянуть им в глаза. Чувствовала: они наготове, ждут не дождутся, малейшая провокация — и снова бросятся на меня.
Где-то снаружи, в нескольких ярдах, застучали по решетке. Послышался властный мужской голос, здесь, в рабской обители, звучавший с особенным значением. Мы прислушались. Подняла голову и Саша.
— Сульду, — прокричал голос, — вызывают на ложе к Хаку Харану!
— Быстро, Сульда, — шепнула Саша, — Хак Харан ждать не любит.
— Да, госпожа. — Немыслимой красоты брюнетка, зардевшись от радости, бросилась прочь.
— Девушки слушают и повинуются, — откликнулась Саша.
— Вот и славно, — пророкотал голос.
— Меня, — сказала одна из девушек, — никогда ни к кому, кроме Фульмиуса, не вызывают.
Ее подруги расхохотались.
— Отойдите, — приказала Саша.
Взглянув на меня напоследок, девушки разбрелись по комнате.
— Я им не понравилась, — пожаловалась я.
— Ты очень красивая, — объяснила Саша, — естественно, они на тебя ополчились.
— Я думала, они ручные.
— Ручные — для мужчин, для хозяев. Но не друг для друга.
— Я не хочу, чтобы меня обижали.
— Тогда запомни, ты — ниже всех. Угождай им. Будь внимательна к сестрам-рабыням.
— Да, госпожа.
— Вставай. Пошли.
— Да, госпожа.
Рабыням часто позволяют устанавливать свои внутренние порядки, хозяевам нет до этого дела. В своей конуре рабыни могут жить по законам джунглей. Обычно верховодит самая сильная, самая крупная из девушек и ее приспешницы. Их власть держится на физической силе. Утвердив свое главенство, во взаимоотношения низших рабынь они не вмешиваются — пусть сами устанавливают между собой субординацию. Иногда между девушками вспыхивают отвратительные стычки. Они визжат, катаются по полу, отчаянно царапаются, лупят, пинают друг друга, дерут за волосы. А остальные — вот стыд! — забавляются, подбадривают. Бывает, самая сильная даже приказывает двум подругам драться, пока одна из них не признает себя побежденной. «Я побита, — униженно хнычет бедняжка, напуганная, исцарапанная. — Приказывай, госпожа». А потом прислуживает победительнице. Если отказывается, спор снова решается на кулаках. В этом замкнутом мирке субординация соблюдается строго. И я здесь ниже всех.
— Вот твоя каморка, — распорядилась Саша. — Здесь тебя будут запирать на ночь, когда не нужно обслуживать мужчин.
— Да, госпожа.
Крошечная, с запирающейся на засов дверью ниша рядом с большой комнатой. Влезть и вылезти можно только на четвереньках, так что выбежать из нее невозможно. Если выползешь в неурочное время, очень удобно сечь. Но самое главное, наверно, то, что, «входя» и «выходя» из своего убежища, девушка должна встать на колени и опустить голову, и это не дает ей забыть о своем рабстве. Глубина ниши около восьми футов, ширина и высота — четыре. В полный рост не встанешь. Никакой мебели, лишь тоненький красный матрац и скомканное грубое одеяло.
— Полагаю, жилище тебя устраивает.
— Да, госпожа. — Я улыбнулась. Действительно, такой роскошной клетки я не видывала. Сухо, и матрац есть. Чего же еще желать девушке? Ну, разве что цепи на шее и мехов в ногах ложа хозяина.
— Пойдем, — поманила меня Саша.
— Да, госпожа.
Обойдя бассейн, мы направились в другую комнату. Идя мимо бассейна, она показала мне железную дверцу.
— Это задняя дверь. Через нее мы вошли сюда.
— С этой стороны нет ручки, — заметила я.
— Да, — кивнула Саша, — открывается только снаружи.
Я вспомнила: там, дальше по коридору, другая дверь, около нее стоит стражник.
— А зачем же тогда, — спросила я, — в коридоре стражник? Саша взглянула на меня.
— Разве ты не видела в коридоре боковые двери?
— Видела.
— Вот их он и охраняет.
— А не нас?
— Здесь, в крепости, мы — самый бросовый товар, — рассмеялась она.
— О! — удивилась я.
Не отставая от нее, я оглянулась на дверцу. Крепкая. Изнутри не открыть. Там, за ней, в коридоре — кладовые с товаром, по-настоящему ценным товаром, который стоит того, чтобы поставить у дверей охрану. Тогда, в коридоре, мы проходили мимо кладовых. Двери заперты, но стражи там не было. Значит, там товары менее ценные. Слова Саши разозлили меня. Самый бросовый товар! Но потом я вспомнила: цена мне — всего лишь шесть медных тарсков.
Пройдя через какую-то каморку, Саша вышла в короткий коридор, ведущий в большую комнату. Коридор закрывали мощные решетчатые ворота, сквозь которые виднелись другие. Вот по этой решетке внутренних ворот и стучал стражник, вызывая рабыню Сульду к ложу Хака Харана. Но сейчас его не видно. Вообще никого. Однако ворота — и внешние, и внутренние — крепко заперты. На каждых — по паре тяжелых квадратных замков. Для каждых ворот нужны два ключа. Между воротами — около двадцати футов. А за ними украшенный вазами, устеленный коврами коридор. Я задумчиво рассматривала два висящих на внутренних воротах тяжелых замка.
— Отмычкой не взять, — перехватила мой взгляд Саша. — Там специальная втулка. Ни проволокой, ни булавкой не проткнуть. И заглушка — металлический конус. Перед тем как воткнуть ключ, ее надо отвинтить. Ни проволокой, ни булавкой ее и с места не сдвинешь.
— А есть здесь хоть что-нибудь вроде прочной проволоки или длинной булавки, что-то подходящее по длине, хоть попробовать?
— Нет, — отрезала Саша.
Я угрюмо стояла, вцепившись в решетку.
— Ты рабыня. Пленница, — напомнила Саша. — Пойдем.
Бросив последний взгляд на замки и решетки, я повернулась и пошла за ней. Она привела меня в каморку, мимо которой мы недавно проходили. Здесь девушки приводили себя в порядок. Здесь висели зеркала. Я увидела прелестную темноволосую рабыню, нагую, в турианском ошейнике, а за ней — другую темноволосую красавицу в платьице из желтого шелка, с плеткой в руке.
Саша указала мне на одну из пяти небольших, утопленных в пол ванн, показала, как пользоваться ароматическими маслами и полотенцами.
— А то ведь ты невежественная. Даже ванну принимать не умеешь.
Я покраснела.
Потом я отмыла волосы от дорожной пыли и пота, высушила, расчесала.
— Я хочу есть, — сказала я.
— Сядь на пол, — велела мне Саша.
Я, голая, уселась на пол.
Она бросила мне связку колец с колокольчиками.
— Надень.
— Они же застегнуты.
— Надень.
Вытянув левую ногу, я осторожно, одно за другим, надела на нее четыре кольца. Между кольцами — тоненькая вертикальная планка. Каждое кольцо размыкается и застегивается: на одном конце — крошечный штырек, на другом — паз. Болт входит в паз и защелкивается. Кольца плотно охватывают ногу. На каждом кольце — пять колокольчиков.
Надела. Застегнула.
Сижу и боюсь ногой пошевелить: зазвенят колокольчики, привлекут мужчин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
— Ты — ниже всех, — поучала Саша.
— Да, госпожа.
Насмерть перепуганная, я не смела взглянуть им в глаза. Чувствовала: они наготове, ждут не дождутся, малейшая провокация — и снова бросятся на меня.
Где-то снаружи, в нескольких ярдах, застучали по решетке. Послышался властный мужской голос, здесь, в рабской обители, звучавший с особенным значением. Мы прислушались. Подняла голову и Саша.
— Сульду, — прокричал голос, — вызывают на ложе к Хаку Харану!
— Быстро, Сульда, — шепнула Саша, — Хак Харан ждать не любит.
— Да, госпожа. — Немыслимой красоты брюнетка, зардевшись от радости, бросилась прочь.
— Девушки слушают и повинуются, — откликнулась Саша.
— Вот и славно, — пророкотал голос.
— Меня, — сказала одна из девушек, — никогда ни к кому, кроме Фульмиуса, не вызывают.
Ее подруги расхохотались.
— Отойдите, — приказала Саша.
Взглянув на меня напоследок, девушки разбрелись по комнате.
— Я им не понравилась, — пожаловалась я.
— Ты очень красивая, — объяснила Саша, — естественно, они на тебя ополчились.
— Я думала, они ручные.
— Ручные — для мужчин, для хозяев. Но не друг для друга.
— Я не хочу, чтобы меня обижали.
— Тогда запомни, ты — ниже всех. Угождай им. Будь внимательна к сестрам-рабыням.
— Да, госпожа.
— Вставай. Пошли.
— Да, госпожа.
Рабыням часто позволяют устанавливать свои внутренние порядки, хозяевам нет до этого дела. В своей конуре рабыни могут жить по законам джунглей. Обычно верховодит самая сильная, самая крупная из девушек и ее приспешницы. Их власть держится на физической силе. Утвердив свое главенство, во взаимоотношения низших рабынь они не вмешиваются — пусть сами устанавливают между собой субординацию. Иногда между девушками вспыхивают отвратительные стычки. Они визжат, катаются по полу, отчаянно царапаются, лупят, пинают друг друга, дерут за волосы. А остальные — вот стыд! — забавляются, подбадривают. Бывает, самая сильная даже приказывает двум подругам драться, пока одна из них не признает себя побежденной. «Я побита, — униженно хнычет бедняжка, напуганная, исцарапанная. — Приказывай, госпожа». А потом прислуживает победительнице. Если отказывается, спор снова решается на кулаках. В этом замкнутом мирке субординация соблюдается строго. И я здесь ниже всех.
— Вот твоя каморка, — распорядилась Саша. — Здесь тебя будут запирать на ночь, когда не нужно обслуживать мужчин.
— Да, госпожа.
Крошечная, с запирающейся на засов дверью ниша рядом с большой комнатой. Влезть и вылезти можно только на четвереньках, так что выбежать из нее невозможно. Если выползешь в неурочное время, очень удобно сечь. Но самое главное, наверно, то, что, «входя» и «выходя» из своего убежища, девушка должна встать на колени и опустить голову, и это не дает ей забыть о своем рабстве. Глубина ниши около восьми футов, ширина и высота — четыре. В полный рост не встанешь. Никакой мебели, лишь тоненький красный матрац и скомканное грубое одеяло.
— Полагаю, жилище тебя устраивает.
— Да, госпожа. — Я улыбнулась. Действительно, такой роскошной клетки я не видывала. Сухо, и матрац есть. Чего же еще желать девушке? Ну, разве что цепи на шее и мехов в ногах ложа хозяина.
— Пойдем, — поманила меня Саша.
— Да, госпожа.
Обойдя бассейн, мы направились в другую комнату. Идя мимо бассейна, она показала мне железную дверцу.
— Это задняя дверь. Через нее мы вошли сюда.
— С этой стороны нет ручки, — заметила я.
— Да, — кивнула Саша, — открывается только снаружи.
Я вспомнила: там, дальше по коридору, другая дверь, около нее стоит стражник.
— А зачем же тогда, — спросила я, — в коридоре стражник? Саша взглянула на меня.
— Разве ты не видела в коридоре боковые двери?
— Видела.
— Вот их он и охраняет.
— А не нас?
— Здесь, в крепости, мы — самый бросовый товар, — рассмеялась она.
— О! — удивилась я.
Не отставая от нее, я оглянулась на дверцу. Крепкая. Изнутри не открыть. Там, за ней, в коридоре — кладовые с товаром, по-настоящему ценным товаром, который стоит того, чтобы поставить у дверей охрану. Тогда, в коридоре, мы проходили мимо кладовых. Двери заперты, но стражи там не было. Значит, там товары менее ценные. Слова Саши разозлили меня. Самый бросовый товар! Но потом я вспомнила: цена мне — всего лишь шесть медных тарсков.
Пройдя через какую-то каморку, Саша вышла в короткий коридор, ведущий в большую комнату. Коридор закрывали мощные решетчатые ворота, сквозь которые виднелись другие. Вот по этой решетке внутренних ворот и стучал стражник, вызывая рабыню Сульду к ложу Хака Харана. Но сейчас его не видно. Вообще никого. Однако ворота — и внешние, и внутренние — крепко заперты. На каждых — по паре тяжелых квадратных замков. Для каждых ворот нужны два ключа. Между воротами — около двадцати футов. А за ними украшенный вазами, устеленный коврами коридор. Я задумчиво рассматривала два висящих на внутренних воротах тяжелых замка.
— Отмычкой не взять, — перехватила мой взгляд Саша. — Там специальная втулка. Ни проволокой, ни булавкой не проткнуть. И заглушка — металлический конус. Перед тем как воткнуть ключ, ее надо отвинтить. Ни проволокой, ни булавкой ее и с места не сдвинешь.
— А есть здесь хоть что-нибудь вроде прочной проволоки или длинной булавки, что-то подходящее по длине, хоть попробовать?
— Нет, — отрезала Саша.
Я угрюмо стояла, вцепившись в решетку.
— Ты рабыня. Пленница, — напомнила Саша. — Пойдем.
Бросив последний взгляд на замки и решетки, я повернулась и пошла за ней. Она привела меня в каморку, мимо которой мы недавно проходили. Здесь девушки приводили себя в порядок. Здесь висели зеркала. Я увидела прелестную темноволосую рабыню, нагую, в турианском ошейнике, а за ней — другую темноволосую красавицу в платьице из желтого шелка, с плеткой в руке.
Саша указала мне на одну из пяти небольших, утопленных в пол ванн, показала, как пользоваться ароматическими маслами и полотенцами.
— А то ведь ты невежественная. Даже ванну принимать не умеешь.
Я покраснела.
Потом я отмыла волосы от дорожной пыли и пота, высушила, расчесала.
— Я хочу есть, — сказала я.
— Сядь на пол, — велела мне Саша.
Я, голая, уселась на пол.
Она бросила мне связку колец с колокольчиками.
— Надень.
— Они же застегнуты.
— Надень.
Вытянув левую ногу, я осторожно, одно за другим, надела на нее четыре кольца. Между кольцами — тоненькая вертикальная планка. Каждое кольцо размыкается и застегивается: на одном конце — крошечный штырек, на другом — паз. Болт входит в паз и защелкивается. Кольца плотно охватывают ногу. На каждом кольце — пять колокольчиков.
Надела. Застегнула.
Сижу и боюсь ногой пошевелить: зазвенят колокольчики, привлекут мужчин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135