— не отставала Турнепс.
— Для забавы, — призналась я. — Он — Клитус Вителлиус, предводитель воинов. У него множество девушек куда красивее меня. Заставил меня безнадежно влюбиться, а потом, для забавы, взял и бросил. Поиграл со мной. Просто из интереса. И, одержав безоговорочную победу, избавился, отшвырнул прочь, подарил.
— Ты его правда любила? — спросила Редис.
— Да.
— Ну ты и рабыня! — Ремешок давилась от смеха.
— Он заставил меня полюбить его! — твердила я, прекрасно понимая, чтр не заставь он меня — все равно бы любила. Будь я свдбодной женщиной, будь у меня выбор — все равно бы любила. Но выбора у меня не было. Я — рабыня. Он подавил всякое сопротивление, заставил полюбить себя, не спросив моего согласия. Выбирать мне и не пришлось. Я мечтала преклонить перед ним колени по собственной воле, но он сделал меня рабыней, силой заставил пасть к его ногам.
— Если ты любишь своего хозяина — ты сумасшедшая, — вынесла вердикт Ремешок.
— Я люблю своего хозяина, — проронила Редис.
Ремешок повернулась и с криком: «Рабыня!» — отвесила ей такую оплеуху, что та отлетела к стене.
— Я люблю хозяина, ничего не могу с собой поделать! — повторила Редис.
Ремешок глянула на меня через плечо.
— Позы не нарушать! Я и не нарушала.
— А ты что, не рабыня? — напустилась я на нее.
Ремешок встала. Высокая! Крупная, ширококостная, по сравнению с нами — просто могучая. Хотя, конечно, рядом с мужчиной — тростинка. Встала во весь рост, одетая, как и положено рабыне, в короткую тунику из шерсти харта. Как и у нас всех, у нее это единственная одежда. Вцепилась в охватывающую шею веревку.
— Да, — ответила она. — Меня могут высечь, продать, убить. Могут подарить кому угодно. Могут заковать в цепи. Могут жечь каленым железом. Могут делать со мной что хотят. — Она устремила взгляд сквозь решетку, туда, наружу. — Я должна преклонять перед ними колени. Должна быть послушной. Делать что скажут. Да. — Опустив глаза, она взглянула на меня. — Да. Я — рабыня.
— Все мы рабыни, — подала голос Редис.
— Не хочу быть женщиной! — сотрясая решетку, прижимаясь лицом к железным прутьям, закричала в слезах Ремешок.
— Ты плачешь, как женщина, — заметила я. Она обернулась.
— Когда-то, — начала я, — и я не хотела быть женщиной. А потом встретила мужчин, какие мне и во сне не снились. И поняла: быть женщиной — это счастье. Ни за что не хотела бы быть никем другим. Пусть из-за того, что я женщина, я оказалась во власти мужчин — все равно дорожу своей женственностью. Среди таких мужчин я свою женственность ни на что на свете не променяю. У каждой девушки есть хозяин. Просто ты, Ремешок, еще не встретила своего.
Стоя у решетки, она злобно глядела на меня.
— Есть мужчины, — продолжала я, — которым ты почла бы за счастье зубами развязать ремни сандалий.
— Если бы Турнус хоть взглянул на меня, — заговорила она, — я на животе проползла бы десять пасангов, чтобы слизать пыль с его ног.
— Значит, Турнус — твой хозяин.
— Да. Турнус — мой хозяин.
— Как тебя зовут? — спросила Редис.
— У тебя есть имя? — спросил незадолго до этого Турнус.
— Мой бывший хозяин, Клитус Вителлиус из Ара, — ответила я, — называл меня Дина.
— Для него ты так мало значила? — удивился Турнус.
— Да, хозяин.
— Хорошее имя. Только уж слишком обычное.
— Да, хозяин.
— Нарекаю тебя Дина! — объявил он. Точно животному кличку дал. — Кто ты?
— Дина, хозяин…
— Как тебя зовут? — спросила Редис. Я улыбнулась.
— Дина.
— Многих девушек с таким клеймом зовут Динами, — заметила Турнепс.
— Я слышала, — сказала я.
— Хорошее имя, — похвалила Верров Хвост.
— Спасибо.
— Приятно, наверно, носить женское имя, — позавидовала Турнепс.
Я не ответила.
— Я — Редис, — сказала Редис.
— Я — Турнепс, — сказала Турнепс.
— Я — Верров Хвост, — сказала Верров Хвост. Ремешок взглянула на меня.
— Я — Ремешок.
— Тал, — поприветствовала я их.
— Тал, — дружно ответили они.
— Ты главная в клетке? — спросила я Ремешка. — Да.
— Бить меня нет необходимости. Я подчинюсь.
— Все мы женщины. Все мы рабыни, — вздохнула Ремешок.
— И над всеми нами — плетка, — добавила Турнепс.
— Меня били плеткой по рукам, — рассказала я, — но не секли ни разу.
— А давно ты в рабстве? — спросила Редис.
— Нет.
— Для свободной ты слишком красива, — заметила Турнепс.
— Я жила далеко отсюда.
— Судя по акценту, ты из варваров, — предположила Ремешок.
— Да.
— Где ты жила? — поинтересовалась Верров Хвост.
— Эта местность называется Земля.
— Никогда не слышала, — удивилась Турнепс.
— Где-нибудь на севере? — принялась допытываться Редис.
— Далеко, — ответила я. — Не надо об этом.
Как могла я говорить с ними о Земле? Чтобы сочли сумасшедшей или лгуньей? Разве поверят они, что существует мир, где мужчины состязаются, выкрикивая политические лозунги, презрев свое главенство, радостно спеша превратить себя в евнухов? Что кому-нибудь, кроме лесбиянок и мужчин, мужчинами, по существу, не являющихся, захочется жить в таком мире? Истина далеко не всегда соответствует политической целесообразности.
— У варваров так скучно, — протянула Турнепс. — Ты никогда не была в Аре?
— Нет.
— Меня однажды продавали в Аре, — похвастала она. — Чудесный город.
— Приятно слышать.
Еще бы — ведь Клитус Вителлиус из Ара.
— Странно, что тебя никогда не секли, — размышляла Турнепс. Я пожала плечами.
— Наверно, ты слишком красивая.
— По-моему, секут только уродок, — заявила Верров Хвост.
— Точно, — подтвердила Редис.
— Мне кажется, — возразила я, — красива девушка или нет, нужно будет — хозяин ее высечет.
Странно, что сказала об этом я, земная женщина. А действительно, если надо высечь — почему же не высечь, тем более если у девушки хозяин — горианец?
— Дина права, — кивнула Редис.
— Нас секут, — подтвердила Ремешок, — когда им нравится.
— Да! — хлопнув себя по бедрам, рассмеялась Редис. — Вот звери! Сделала ли что-нибудь, нет ли, все равно: хочется им — становись под плетку!
— Мужчины — хозяева, — отчеканила Турнепс. — Что хотят, то с нами и делают.
— Мы в деревне, Дина, — напомнила Верров Хвост. — Но останешься здесь надолго — узнаешь, что такое плетка.
Я содрогнулась.
— Меня толком и не били, — пролепетала я.
Этта никогда не пускала в ход плетку, хотя, как главная рабыня в лагере, имела право. Дважды — по спине и по ногам, — подгоняя к конуре, меня хлестнула Мелина, подруга Турнуса, моего нового хозяина. Невероятное унижение! Так как же вынести, когда тебя секут по-настоящему? Что чувствуешь, когда твое тело обжигает плеть?
— Ремешок, а это больно? — спросила я.
— Да, — ответила она.
— Очень больно?
— Да.
— Ты сильная, Ремешок. Ты боишься плетки?
— Да.
— Очень боишься?
— Да, — ответила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
— Для забавы, — призналась я. — Он — Клитус Вителлиус, предводитель воинов. У него множество девушек куда красивее меня. Заставил меня безнадежно влюбиться, а потом, для забавы, взял и бросил. Поиграл со мной. Просто из интереса. И, одержав безоговорочную победу, избавился, отшвырнул прочь, подарил.
— Ты его правда любила? — спросила Редис.
— Да.
— Ну ты и рабыня! — Ремешок давилась от смеха.
— Он заставил меня полюбить его! — твердила я, прекрасно понимая, чтр не заставь он меня — все равно бы любила. Будь я свдбодной женщиной, будь у меня выбор — все равно бы любила. Но выбора у меня не было. Я — рабыня. Он подавил всякое сопротивление, заставил полюбить себя, не спросив моего согласия. Выбирать мне и не пришлось. Я мечтала преклонить перед ним колени по собственной воле, но он сделал меня рабыней, силой заставил пасть к его ногам.
— Если ты любишь своего хозяина — ты сумасшедшая, — вынесла вердикт Ремешок.
— Я люблю своего хозяина, — проронила Редис.
Ремешок повернулась и с криком: «Рабыня!» — отвесила ей такую оплеуху, что та отлетела к стене.
— Я люблю хозяина, ничего не могу с собой поделать! — повторила Редис.
Ремешок глянула на меня через плечо.
— Позы не нарушать! Я и не нарушала.
— А ты что, не рабыня? — напустилась я на нее.
Ремешок встала. Высокая! Крупная, ширококостная, по сравнению с нами — просто могучая. Хотя, конечно, рядом с мужчиной — тростинка. Встала во весь рост, одетая, как и положено рабыне, в короткую тунику из шерсти харта. Как и у нас всех, у нее это единственная одежда. Вцепилась в охватывающую шею веревку.
— Да, — ответила она. — Меня могут высечь, продать, убить. Могут подарить кому угодно. Могут заковать в цепи. Могут жечь каленым железом. Могут делать со мной что хотят. — Она устремила взгляд сквозь решетку, туда, наружу. — Я должна преклонять перед ними колени. Должна быть послушной. Делать что скажут. Да. — Опустив глаза, она взглянула на меня. — Да. Я — рабыня.
— Все мы рабыни, — подала голос Редис.
— Не хочу быть женщиной! — сотрясая решетку, прижимаясь лицом к железным прутьям, закричала в слезах Ремешок.
— Ты плачешь, как женщина, — заметила я. Она обернулась.
— Когда-то, — начала я, — и я не хотела быть женщиной. А потом встретила мужчин, какие мне и во сне не снились. И поняла: быть женщиной — это счастье. Ни за что не хотела бы быть никем другим. Пусть из-за того, что я женщина, я оказалась во власти мужчин — все равно дорожу своей женственностью. Среди таких мужчин я свою женственность ни на что на свете не променяю. У каждой девушки есть хозяин. Просто ты, Ремешок, еще не встретила своего.
Стоя у решетки, она злобно глядела на меня.
— Есть мужчины, — продолжала я, — которым ты почла бы за счастье зубами развязать ремни сандалий.
— Если бы Турнус хоть взглянул на меня, — заговорила она, — я на животе проползла бы десять пасангов, чтобы слизать пыль с его ног.
— Значит, Турнус — твой хозяин.
— Да. Турнус — мой хозяин.
— Как тебя зовут? — спросила Редис.
— У тебя есть имя? — спросил незадолго до этого Турнус.
— Мой бывший хозяин, Клитус Вителлиус из Ара, — ответила я, — называл меня Дина.
— Для него ты так мало значила? — удивился Турнус.
— Да, хозяин.
— Хорошее имя. Только уж слишком обычное.
— Да, хозяин.
— Нарекаю тебя Дина! — объявил он. Точно животному кличку дал. — Кто ты?
— Дина, хозяин…
— Как тебя зовут? — спросила Редис. Я улыбнулась.
— Дина.
— Многих девушек с таким клеймом зовут Динами, — заметила Турнепс.
— Я слышала, — сказала я.
— Хорошее имя, — похвалила Верров Хвост.
— Спасибо.
— Приятно, наверно, носить женское имя, — позавидовала Турнепс.
Я не ответила.
— Я — Редис, — сказала Редис.
— Я — Турнепс, — сказала Турнепс.
— Я — Верров Хвост, — сказала Верров Хвост. Ремешок взглянула на меня.
— Я — Ремешок.
— Тал, — поприветствовала я их.
— Тал, — дружно ответили они.
— Ты главная в клетке? — спросила я Ремешка. — Да.
— Бить меня нет необходимости. Я подчинюсь.
— Все мы женщины. Все мы рабыни, — вздохнула Ремешок.
— И над всеми нами — плетка, — добавила Турнепс.
— Меня били плеткой по рукам, — рассказала я, — но не секли ни разу.
— А давно ты в рабстве? — спросила Редис.
— Нет.
— Для свободной ты слишком красива, — заметила Турнепс.
— Я жила далеко отсюда.
— Судя по акценту, ты из варваров, — предположила Ремешок.
— Да.
— Где ты жила? — поинтересовалась Верров Хвост.
— Эта местность называется Земля.
— Никогда не слышала, — удивилась Турнепс.
— Где-нибудь на севере? — принялась допытываться Редис.
— Далеко, — ответила я. — Не надо об этом.
Как могла я говорить с ними о Земле? Чтобы сочли сумасшедшей или лгуньей? Разве поверят они, что существует мир, где мужчины состязаются, выкрикивая политические лозунги, презрев свое главенство, радостно спеша превратить себя в евнухов? Что кому-нибудь, кроме лесбиянок и мужчин, мужчинами, по существу, не являющихся, захочется жить в таком мире? Истина далеко не всегда соответствует политической целесообразности.
— У варваров так скучно, — протянула Турнепс. — Ты никогда не была в Аре?
— Нет.
— Меня однажды продавали в Аре, — похвастала она. — Чудесный город.
— Приятно слышать.
Еще бы — ведь Клитус Вителлиус из Ара.
— Странно, что тебя никогда не секли, — размышляла Турнепс. Я пожала плечами.
— Наверно, ты слишком красивая.
— По-моему, секут только уродок, — заявила Верров Хвост.
— Точно, — подтвердила Редис.
— Мне кажется, — возразила я, — красива девушка или нет, нужно будет — хозяин ее высечет.
Странно, что сказала об этом я, земная женщина. А действительно, если надо высечь — почему же не высечь, тем более если у девушки хозяин — горианец?
— Дина права, — кивнула Редис.
— Нас секут, — подтвердила Ремешок, — когда им нравится.
— Да! — хлопнув себя по бедрам, рассмеялась Редис. — Вот звери! Сделала ли что-нибудь, нет ли, все равно: хочется им — становись под плетку!
— Мужчины — хозяева, — отчеканила Турнепс. — Что хотят, то с нами и делают.
— Мы в деревне, Дина, — напомнила Верров Хвост. — Но останешься здесь надолго — узнаешь, что такое плетка.
Я содрогнулась.
— Меня толком и не били, — пролепетала я.
Этта никогда не пускала в ход плетку, хотя, как главная рабыня в лагере, имела право. Дважды — по спине и по ногам, — подгоняя к конуре, меня хлестнула Мелина, подруга Турнуса, моего нового хозяина. Невероятное унижение! Так как же вынести, когда тебя секут по-настоящему? Что чувствуешь, когда твое тело обжигает плеть?
— Ремешок, а это больно? — спросила я.
— Да, — ответила она.
— Очень больно?
— Да.
— Ты сильная, Ремешок. Ты боишься плетки?
— Да.
— Очень боишься?
— Да, — ответила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135