Еще бы — ведь, как и сама девушка, ее одежда принадлежит ему. Так что интерес к ней-вполне закономерен. И по рабыне, и по ее одежде судят о хозяине: о его взглядах, вкусах, пристрастиях. Свойственное земным мужчинам полное неведение, во что одевается, что покупает жена, для горианца — идет речь о рабыне или о свободной женщине — просто немыслимо. То, как одета девушка — если она вообще во что-нибудь одета, — предмет особых забот хозяина. Тем более что рабыня — не жена. Она гораздо важнее. Это — собственность, драгоценность. И ее оправа: одежда, косметика, духи и украшения — тоже должна быть превосходной. И хозяин входит, так сказать, во все детали. Соберется девушка всего лишь повязать волосы новой лентой — и тут нужно его одобрение. Сочтет, что ей не идет, — не позволит носить. Чтобы жена надела новое платье, а муж не обратил бы на это внимания — для горианца, мужа ли или просто приятеля, невероятно, непостижимо. Короче говоря, для горианских мужчин то, как одеты их девушки, очень много значит. Одежда должна безупречно соответствовать своему назначению. А назначение ее самое разное: унизить девушку, выставить ее напоказ, наказать, держать в страхе и смирении, напоминать, что она — всего лишь наложница, и больше ничто, или подчеркнуть ее красоту — предмет гордости хозяина, услаждать взоры его самого и его приятелей, а может, хозяину не терпится похвастаться собственным богатством, показать всем, какой дорогой рабыней он владеет, как роскошно ее одевает, добавить себе веса в обществе, вызвать всеобщую зависть; бывает, девушку поощряют красивыми вещицами; с помощью одежды можно разбудить в ней чувственность и так далее. Одно другого не исключает. Стоит добавить, что одежда, как и пища, — весьма действенный инструмент, чтобы добиться послушания. Мало кому из девушек, например, понравится, если ее отправят на рынок за покупками нагишом.
Вдруг мой хозяин вынул нож. Я вздрогнула, но убежать не посмела. Зажмурилась. И тут поняла — он отрезает подол. Как коротко! Да я со стыда умру! Платье было рассчитано на рост Этты, на ее длинные ноги. А теперь я в нем шаг сделать боюсь. По знаку хозяина я встала на колени, как учили: присев на пятки, спина прямая, руки на бедрах, голова высоко поднята, подбородок вздернут. И об остальном не забыла: широко раздвинула колени. Приняла позу рабынь Гора, называемую позой наслаждения. Сколько раз на моих глазах принимала эту позу Этта — не задумываясь, машинально. Становясь на колени перед свободными мужчинами, такие девушки не сдвигают ноги. Любая рабыня воспринимает любого свободного мужчину как хозяина, любую свободную женщину — как хозяйку, хотя, конечно, хозяева у нее одни.
Перед хозяином, которому всецело принадлежит мое тело, принимать эту позу мне доставляло удовольствие, а вот перед остальными — поначалу не очень. Но в конце концов я привыкла, поза рабыни стала для меня естественной и приятной. В такой позе девушка гораздо привлекательнее для мужчин. Но дело не только в этом. Ощущение открытости, уязвимости, возникающее у девушки, сидящей в позе наслаждения, чувство, что вся она выставлена напоказ, психологически влияет на нее таким образом, что девушку все больше влечет к мужчинам. А для девушки, которой многие мужчины кажутся привлекательными, привлекательнее становится и хозяин. Принимая эту позу, чувствуешь себя такой покорной, такой уязвимой и беспомощной, такой открытой, что поневоле возбуждаешься, тебя влечет к мужчинам вообще, а значит, и к хозяину. В конце концов, ты — его рабыня, он — твой господин. Не случайно девушку, принимающую позу наслаждения, обуревает взрыв чувств. Оставаться бесстрастной просто невозможно. Эта поза, как спусковой крючок, высвобождает инстинкты, снимает запреты, направляет все эмоции в их естественное русло. Отношения властвования-подчиненности обусловлены генетически, и институт рабства — наиболее совершенное социальное воплощение этого биологического закона. На Горе рабство узаконено, девушки могут быть рабынями только сильных мужчин, способных утвердить свое господство. Вот и я — такая рабыня. Сомнений нет — человек, которому принадлежу я, свое господство утвердить в состоянии. Да он уже сделал это. Я — его рабыня.
Как влекло меня к мужчинам! Как любила — и боялась — я своего хозяина! Хотелось отдаваться ему непрестанно.
Отдав Этте распоряжения касательно меня, он с товарищами ушел из лагеря. Мы остались одни. Этта принесла булавки, маленькие ножницы, иглу и нитки. По-видимому, перешить мое платье — на сегодня первоочередное дело. Оно должно превосходно сидеть, подчеркивать фигуру. А уж потом можно будет заняться менее важными делами. Я вставала на колени, поднималась, поворачивалась по знаку Этты. Чтобы подшить раскромсанный ножом подол, платье пришлось снять. Как ни старалась Этта поменьше подгибать, подол все равно стал еще короче. Я покраснела. Что в таком платье, что голой — разница невелика. Наверно, такая одежда только для того и нужна, чтобы мужчинам было что с тебя сорвать. Я надела его опять. Этта переставила крючки. Застегнула — не вздохнуть. Ловко и проворно — тут подрежет, там заколет, здесь подошьет — подгоняла Этта платье точно по фигуре. И вот — готово. Безупречно облегает тело. Шьет Этта замечательно. Ушивала прямо на мне, подгоняла вплотную, а я лишь пару раз почувствовала прикосновение иголки. Закончила. Отступила в сторонку. Обошла вокруг. Сходила за зеркалом. Из огромного, в полный рост, зеркала на меня смотрела рабыня. Я ошеломленно повернулась к Этте. До сих пор видеть себя в рабском обличье мне не приходилось. Ужасно! Я содрогнулась. Даже не представляла, что могу быть такой. Нет, не может быть! Это не я! Я опять взглянула на свое отражение. До чего же хороша эта прелестная рабыня! Неужели это я? Перевела взгляд на Этту. Она кивнула, улыбнулась. И снова — к зеркалу. Не знала, что я такая красивая! Страшно подумать — как же жить в этом мире с такой красотой? Да меня же в цепи закуют, наденут ошейник! Словно оглушенная, стояла я перед зеркалом.
Вдруг, к моему удивлению, острием ножниц Этта сделала маленький надрез над моей правой грудью — так, чтобы чуть проглядывала полоска кожи, потом — чуть побольше — надрезала ткань на левом бедре — будто случайно надорвано, в двух местах подпорола подшивку — подол стал не совсем ровным. Еще в одном месте небрежно надорвала край платья, оставив бахрому из ниток. Всего несколько штришков — а какую пикантность, к моей досаде и удовольствию, придали они одеянию рабыни! Интересно, а подозревают ли обо всех этих женских уловках мужчины? Вот оно, оружие — красота. Чем же еще вооружаться рабыням? Этта поцеловала меня, а я — ее. Да, женская изобретательность не знает границ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
Вдруг мой хозяин вынул нож. Я вздрогнула, но убежать не посмела. Зажмурилась. И тут поняла — он отрезает подол. Как коротко! Да я со стыда умру! Платье было рассчитано на рост Этты, на ее длинные ноги. А теперь я в нем шаг сделать боюсь. По знаку хозяина я встала на колени, как учили: присев на пятки, спина прямая, руки на бедрах, голова высоко поднята, подбородок вздернут. И об остальном не забыла: широко раздвинула колени. Приняла позу рабынь Гора, называемую позой наслаждения. Сколько раз на моих глазах принимала эту позу Этта — не задумываясь, машинально. Становясь на колени перед свободными мужчинами, такие девушки не сдвигают ноги. Любая рабыня воспринимает любого свободного мужчину как хозяина, любую свободную женщину — как хозяйку, хотя, конечно, хозяева у нее одни.
Перед хозяином, которому всецело принадлежит мое тело, принимать эту позу мне доставляло удовольствие, а вот перед остальными — поначалу не очень. Но в конце концов я привыкла, поза рабыни стала для меня естественной и приятной. В такой позе девушка гораздо привлекательнее для мужчин. Но дело не только в этом. Ощущение открытости, уязвимости, возникающее у девушки, сидящей в позе наслаждения, чувство, что вся она выставлена напоказ, психологически влияет на нее таким образом, что девушку все больше влечет к мужчинам. А для девушки, которой многие мужчины кажутся привлекательными, привлекательнее становится и хозяин. Принимая эту позу, чувствуешь себя такой покорной, такой уязвимой и беспомощной, такой открытой, что поневоле возбуждаешься, тебя влечет к мужчинам вообще, а значит, и к хозяину. В конце концов, ты — его рабыня, он — твой господин. Не случайно девушку, принимающую позу наслаждения, обуревает взрыв чувств. Оставаться бесстрастной просто невозможно. Эта поза, как спусковой крючок, высвобождает инстинкты, снимает запреты, направляет все эмоции в их естественное русло. Отношения властвования-подчиненности обусловлены генетически, и институт рабства — наиболее совершенное социальное воплощение этого биологического закона. На Горе рабство узаконено, девушки могут быть рабынями только сильных мужчин, способных утвердить свое господство. Вот и я — такая рабыня. Сомнений нет — человек, которому принадлежу я, свое господство утвердить в состоянии. Да он уже сделал это. Я — его рабыня.
Как влекло меня к мужчинам! Как любила — и боялась — я своего хозяина! Хотелось отдаваться ему непрестанно.
Отдав Этте распоряжения касательно меня, он с товарищами ушел из лагеря. Мы остались одни. Этта принесла булавки, маленькие ножницы, иглу и нитки. По-видимому, перешить мое платье — на сегодня первоочередное дело. Оно должно превосходно сидеть, подчеркивать фигуру. А уж потом можно будет заняться менее важными делами. Я вставала на колени, поднималась, поворачивалась по знаку Этты. Чтобы подшить раскромсанный ножом подол, платье пришлось снять. Как ни старалась Этта поменьше подгибать, подол все равно стал еще короче. Я покраснела. Что в таком платье, что голой — разница невелика. Наверно, такая одежда только для того и нужна, чтобы мужчинам было что с тебя сорвать. Я надела его опять. Этта переставила крючки. Застегнула — не вздохнуть. Ловко и проворно — тут подрежет, там заколет, здесь подошьет — подгоняла Этта платье точно по фигуре. И вот — готово. Безупречно облегает тело. Шьет Этта замечательно. Ушивала прямо на мне, подгоняла вплотную, а я лишь пару раз почувствовала прикосновение иголки. Закончила. Отступила в сторонку. Обошла вокруг. Сходила за зеркалом. Из огромного, в полный рост, зеркала на меня смотрела рабыня. Я ошеломленно повернулась к Этте. До сих пор видеть себя в рабском обличье мне не приходилось. Ужасно! Я содрогнулась. Даже не представляла, что могу быть такой. Нет, не может быть! Это не я! Я опять взглянула на свое отражение. До чего же хороша эта прелестная рабыня! Неужели это я? Перевела взгляд на Этту. Она кивнула, улыбнулась. И снова — к зеркалу. Не знала, что я такая красивая! Страшно подумать — как же жить в этом мире с такой красотой? Да меня же в цепи закуют, наденут ошейник! Словно оглушенная, стояла я перед зеркалом.
Вдруг, к моему удивлению, острием ножниц Этта сделала маленький надрез над моей правой грудью — так, чтобы чуть проглядывала полоска кожи, потом — чуть побольше — надрезала ткань на левом бедре — будто случайно надорвано, в двух местах подпорола подшивку — подол стал не совсем ровным. Еще в одном месте небрежно надорвала край платья, оставив бахрому из ниток. Всего несколько штришков — а какую пикантность, к моей досаде и удовольствию, придали они одеянию рабыни! Интересно, а подозревают ли обо всех этих женских уловках мужчины? Вот оно, оружие — красота. Чем же еще вооружаться рабыням? Этта поцеловала меня, а я — ее. Да, женская изобретательность не знает границ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135