Значит, сердце будет биться быстрее. В конце концов, она рабыня, как и мы. Взяли бы боска, считали бы удары его сердца! А то вон как возбудилась, нам совсем не останется времени прятаться! Пожалуй, больше двух минут и не получится. К тому же, как только закончат отсчет времени, как только тело ее сослужит свою службу в качестве секундомера в вечернем состязании, она будет принадлежать ему, так что неудивительно, что она так возбудилась. По-моему, это нечестно. Но что сетовать! Что честно, что нечестно — решают мужчины. Как им нравится — так и сделают. Мужчины решают. Женщины подчиняются. Хозяин есть хозяин. Рабыня есть рабыня.
У правого края выстроенной вдоль линии шеренги стояла Этта. Рядом — Марла, потом Донна. Я — между Донной и Бусинкой. Дальше — Чанда, и у левого края — Лена.
— Не хочу я бегать на потеху деревенщине, — твердила Бусинка. — Я была свободной.
— Я тоже была свободной, — сказала я.
— Но теперь ты рабыня.
— Ты тоже! — выпалила я.
— Бусинка хочет еще кнута? — спросила Лена.
— Нет, госпожа, — поспешно ответила та. Лену Бусинка боялась. Почти с самого начала ее — в основном из практических соображений — поручили заботам Лены. Впереди Лены ставили на цепи, под ее надзором Бусинка обычно выполняла то, что ей прикажут.
Захватив леди Сабину, мы вернулись в лагерь, укрытый в ложбине, куда не так давно привел меня, свою новую рабыню-варварку, мой хозяин. В первый же вечер леди Сабину, сорвав с нее одежду, опрокинув навзничь, привязали, как до этого и меня, вниз головой к стволу поваленного дерева с белесой корой. В тот самый миг, когда от ее тела отняли раскаленное железное клеймо, она утратила какую бы то ни было политическую ценность. Отныне она рабыня. Отвязав, ее швырнули к ногам хозяина.
— Надо дать тебе имя. Сабина… Сабина… — задумчиво проговорил он. — А! Твое прежнее прекрасно подходит для рабыни.
— О, нет, нет, хозяин! — разрыдалась она.
— У тебя было очень удачное имя. Казалось бы, имя свободной женщины, но в нем пряталось имя рабыни. Теперь его секрет раскрыт, ты можешь, не таясь, носить свое истинное имя, то, которое подходит тебе лучше некуда. И я властью хозяина нарекаю тебя…
— Прошу тебя, хозяин! — Ее душили слезы.
— …Бина! — провозгласил он.
Она рыдала, спрятав лицо в ладонях. Горианское слово «бина» означает бусы рабынь.
— Надеть на рабыню Бусинку сирик! — приказал хозяин. И тут же на шее его новой рабыни защелкнули легкий блестящий ошейник. С него свешивалась цепь с наручниками — их надели на ее тонкие запястья — и на скользящем кольце изящные браслеты для щиколоток, в которые и заключили прелестные ножки рабыни Бусинки. Теперь она совершенно беспомощна, скована в движениях и очень красива. На меня сирик никогда не надевали.
Обнаженная, спутанная сириком, она пала на колени перед хозяином и подняла на него глаза. На ноге ее красовалось свежее клеймо — обычное на Горе, изображающее будто бы вычерченную от руки первую букву слова «кайира», что по-го-риански значит «рабыня». Ее била дрожь. Теперь от тысяч сестер по несчастью ее не отличает ничто. Она в рабстве, как и они.
— Здравствуй, рабыня Бусинка, — проговорил хозяин.
— Здравствуй, хозяин, — как и подобает, она откликнулась на свое имя.
Они смотрели друг на друга: он, улыбаясь, — сверху вниз, она, дрожа, — снизу вверх. Он ее хозяин.
— Может, помнишь, Бусинка, — заговорил он, — как несколько дней назад в один прекрасный вечер некая свободная женщина сурово наказала рабыню?
— Ты знаешь об этом? — удивилась она.
— Мы следили за лагерем, все видели, — пояснил хозяин, поглядывая на коленопреклоненную, скованную сириком девушку. — Выпороли ее как следует.
— Да, хозяин, — прошептала Бусинка.
— Насколько я помню, преступление рабыни заключалось в том, что ей захотелось мужских объятий.
Выпрямив спину, как и положено прелестной рабыне, Лена стояла рядом.
— Да, хозяин, — подтвердила Бусинка.
— Безусловно, — продолжал Клитус, — свободная женщина вольна наказывать рабынь.
— Да, хозяин.
— Но с тех пор свободная женщина сама стала рабыней. И теперь находится здесь, в лагере.
— Да, хозяин.
— И наказанная ею рабыня тоже здесь.
— Да, хозяин, — отвечала, дрожа, скованная цепями девушка.
— А тебе хочется оказаться в объятиях мужчины? — спросил он.
— О, нет! Нет, хозяин! — вскричала Бусинка.
— Так, — протянул хозяин. — Значит, и в этом лагере есть рабыня, виновная в преступлении.
— Кто она, хозяин? — спросила Бусинка.
— Ты!
— Нет! — вырвалось у нее.
— Ты! — повторил он.
— В чем мое преступление?
— В том, что не желаешь мужских объятий. Она ошеломленно воззрилась на него.
— Видишь ли, — продолжал он, — в нашем лагере не желать мужчин — преступление для девушки.
Хозяин обратился к одному из мужчин: — Принеси Лене плеть! — И, повернувшись к Бусинке, объявил: — Рабыня, за свое преступление ты будешь наказана.
— Я готова, хозяин, — отчеканила Лена.
— Не забывай эту порку, — выговаривал Бусинке хозяин, — ты должна хотеть мужчин. К тому же тебе полезно на себе испытать, что значит быть битой. Как ты поступила с Леной — так она теперь поступит с тобой. Может, получше осознаешь, что ты ей сделала. Может, пожалеешь, что не была добрее.
— Она пожалеет, хозяин, — пообещала Лена, облизнув губы.
— А теперь оставляю тебя на милость Лены, — объявил хозяин. — Будем надеяться, что твои будущие хозяева и хозяйки будут относиться к тебе добрее, чем относилась к своим рабыням леди Сабина из Крепости Сафроникус.
— Не оставляй меня с ней, хозяин! — закричала Бусинка. — Она убьет меня! Убьет!
— Вполне возможно, — бросил хозяин, уже совсем было собираясь уйти, но вдруг снова повернулся к испуганной коленопреклоненной рабыне. — А еще, — добавил он, — памятуя о твоем характере и о твоем прошлом, надеюсь, что эта порка станет для тебя чем-то вроде посвящения в рабыни. — Он бросил на нее суровый взгляд.
— Да, хозяин, — не отрывая от него глаз, проронила она.
— Когда тебя высекут, тебя снова спросят, хочешь ли ты мужских объятий. Полагаю, ты дашь утвердительный ответ. Если же нет — тебя высекут опять, а потом снова и снова — и будут бить всю ночь.
— Я дам утвердительный ответ, хозяин, — прошептала Бусинка.
Хозяин повернулся и пошел прочь. Ушли и все мы, оставив ее наедине с Леной.
— Ну а теперь ты хочешь мужчину? — схватив Бусинку за волосы, спросил ее хозяин немного погодя.
— Да, да, да, да, хозяин! — рыдая, твердила несчастная. С нее сняли сирик.
— Иди к мужчинам! — приказал хозяин.
— Да, хозяин.
И она поползла на четвереньках, протянула руки к одному из воинов, подняла на него полные слез глаза, моля: «Прошу тебя, хозяин, возьми Бусинку».
Тот, схватив за волосы, поволок ее в темноту. В этот вечер мы не ложились, пока Бусинка на коленях не попросила каждого из воинов обладать ею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
У правого края выстроенной вдоль линии шеренги стояла Этта. Рядом — Марла, потом Донна. Я — между Донной и Бусинкой. Дальше — Чанда, и у левого края — Лена.
— Не хочу я бегать на потеху деревенщине, — твердила Бусинка. — Я была свободной.
— Я тоже была свободной, — сказала я.
— Но теперь ты рабыня.
— Ты тоже! — выпалила я.
— Бусинка хочет еще кнута? — спросила Лена.
— Нет, госпожа, — поспешно ответила та. Лену Бусинка боялась. Почти с самого начала ее — в основном из практических соображений — поручили заботам Лены. Впереди Лены ставили на цепи, под ее надзором Бусинка обычно выполняла то, что ей прикажут.
Захватив леди Сабину, мы вернулись в лагерь, укрытый в ложбине, куда не так давно привел меня, свою новую рабыню-варварку, мой хозяин. В первый же вечер леди Сабину, сорвав с нее одежду, опрокинув навзничь, привязали, как до этого и меня, вниз головой к стволу поваленного дерева с белесой корой. В тот самый миг, когда от ее тела отняли раскаленное железное клеймо, она утратила какую бы то ни было политическую ценность. Отныне она рабыня. Отвязав, ее швырнули к ногам хозяина.
— Надо дать тебе имя. Сабина… Сабина… — задумчиво проговорил он. — А! Твое прежнее прекрасно подходит для рабыни.
— О, нет, нет, хозяин! — разрыдалась она.
— У тебя было очень удачное имя. Казалось бы, имя свободной женщины, но в нем пряталось имя рабыни. Теперь его секрет раскрыт, ты можешь, не таясь, носить свое истинное имя, то, которое подходит тебе лучше некуда. И я властью хозяина нарекаю тебя…
— Прошу тебя, хозяин! — Ее душили слезы.
— …Бина! — провозгласил он.
Она рыдала, спрятав лицо в ладонях. Горианское слово «бина» означает бусы рабынь.
— Надеть на рабыню Бусинку сирик! — приказал хозяин. И тут же на шее его новой рабыни защелкнули легкий блестящий ошейник. С него свешивалась цепь с наручниками — их надели на ее тонкие запястья — и на скользящем кольце изящные браслеты для щиколоток, в которые и заключили прелестные ножки рабыни Бусинки. Теперь она совершенно беспомощна, скована в движениях и очень красива. На меня сирик никогда не надевали.
Обнаженная, спутанная сириком, она пала на колени перед хозяином и подняла на него глаза. На ноге ее красовалось свежее клеймо — обычное на Горе, изображающее будто бы вычерченную от руки первую букву слова «кайира», что по-го-риански значит «рабыня». Ее била дрожь. Теперь от тысяч сестер по несчастью ее не отличает ничто. Она в рабстве, как и они.
— Здравствуй, рабыня Бусинка, — проговорил хозяин.
— Здравствуй, хозяин, — как и подобает, она откликнулась на свое имя.
Они смотрели друг на друга: он, улыбаясь, — сверху вниз, она, дрожа, — снизу вверх. Он ее хозяин.
— Может, помнишь, Бусинка, — заговорил он, — как несколько дней назад в один прекрасный вечер некая свободная женщина сурово наказала рабыню?
— Ты знаешь об этом? — удивилась она.
— Мы следили за лагерем, все видели, — пояснил хозяин, поглядывая на коленопреклоненную, скованную сириком девушку. — Выпороли ее как следует.
— Да, хозяин, — прошептала Бусинка.
— Насколько я помню, преступление рабыни заключалось в том, что ей захотелось мужских объятий.
Выпрямив спину, как и положено прелестной рабыне, Лена стояла рядом.
— Да, хозяин, — подтвердила Бусинка.
— Безусловно, — продолжал Клитус, — свободная женщина вольна наказывать рабынь.
— Да, хозяин.
— Но с тех пор свободная женщина сама стала рабыней. И теперь находится здесь, в лагере.
— Да, хозяин.
— И наказанная ею рабыня тоже здесь.
— Да, хозяин, — отвечала, дрожа, скованная цепями девушка.
— А тебе хочется оказаться в объятиях мужчины? — спросил он.
— О, нет! Нет, хозяин! — вскричала Бусинка.
— Так, — протянул хозяин. — Значит, и в этом лагере есть рабыня, виновная в преступлении.
— Кто она, хозяин? — спросила Бусинка.
— Ты!
— Нет! — вырвалось у нее.
— Ты! — повторил он.
— В чем мое преступление?
— В том, что не желаешь мужских объятий. Она ошеломленно воззрилась на него.
— Видишь ли, — продолжал он, — в нашем лагере не желать мужчин — преступление для девушки.
Хозяин обратился к одному из мужчин: — Принеси Лене плеть! — И, повернувшись к Бусинке, объявил: — Рабыня, за свое преступление ты будешь наказана.
— Я готова, хозяин, — отчеканила Лена.
— Не забывай эту порку, — выговаривал Бусинке хозяин, — ты должна хотеть мужчин. К тому же тебе полезно на себе испытать, что значит быть битой. Как ты поступила с Леной — так она теперь поступит с тобой. Может, получше осознаешь, что ты ей сделала. Может, пожалеешь, что не была добрее.
— Она пожалеет, хозяин, — пообещала Лена, облизнув губы.
— А теперь оставляю тебя на милость Лены, — объявил хозяин. — Будем надеяться, что твои будущие хозяева и хозяйки будут относиться к тебе добрее, чем относилась к своим рабыням леди Сабина из Крепости Сафроникус.
— Не оставляй меня с ней, хозяин! — закричала Бусинка. — Она убьет меня! Убьет!
— Вполне возможно, — бросил хозяин, уже совсем было собираясь уйти, но вдруг снова повернулся к испуганной коленопреклоненной рабыне. — А еще, — добавил он, — памятуя о твоем характере и о твоем прошлом, надеюсь, что эта порка станет для тебя чем-то вроде посвящения в рабыни. — Он бросил на нее суровый взгляд.
— Да, хозяин, — не отрывая от него глаз, проронила она.
— Когда тебя высекут, тебя снова спросят, хочешь ли ты мужских объятий. Полагаю, ты дашь утвердительный ответ. Если же нет — тебя высекут опять, а потом снова и снова — и будут бить всю ночь.
— Я дам утвердительный ответ, хозяин, — прошептала Бусинка.
Хозяин повернулся и пошел прочь. Ушли и все мы, оставив ее наедине с Леной.
— Ну а теперь ты хочешь мужчину? — схватив Бусинку за волосы, спросил ее хозяин немного погодя.
— Да, да, да, да, хозяин! — рыдая, твердила несчастная. С нее сняли сирик.
— Иди к мужчинам! — приказал хозяин.
— Да, хозяин.
И она поползла на четвереньках, протянула руки к одному из воинов, подняла на него полные слез глаза, моля: «Прошу тебя, хозяин, возьми Бусинку».
Тот, схватив за волосы, поволок ее в темноту. В этот вечер мы не ложились, пока Бусинка на коленях не попросила каждого из воинов обладать ею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135