А мне вовсе не хочется, чтобы меня высекли. Солнце опускалось. Туника вымокла от пота. Ноги в грязи. Горло стянуто шершавой веревкой.
Я выпрямила затекшую спину. Нет, не гожусь я для крестьянской работы. Слишком хрупка. Тяжело дыша, откинув голову, я застыла с мотыгой в руках.
Как я мечтала, чтобы Туп Поварешечник купил меня, освободил бы от этой каторги. Там, у столба, так хотелось стать кем угодно — лишь бы ему понравиться, лишь бы заинтересовать его, лишь бы сбежать из Табучьего Брода. Но их с Мелиной не проведешь, так повернули дело, что не удалось мне предстать перед ними никем иным, кроме как самой собой — обуреваемой страстями, бессильной устоять перед мужчиной рабыней-землянкой. Хотела показаться шлюхой, а пришлось быть тем, что я есть на самом деле. И в естественных своих реакциях, как оказалось, я шлюха почище любой шлюхи. Конечно, рабыня должна быть немного шлюхой, причем превосходной. Это — лишь первый шаг на пути превращения женщины в рабыню. Да какая разница! Что угодно бы сделала, лишь бы сбежать из Табучьего Брода. У рабыни нет ничего. Кроме своей ласки и красоты, ей нечего предложить мужчине. Нечем расплатиться, кроме себя самой. Вот это-то им и нравится.
Уверена: Тулу Поварешечнику я показалась вполне привлекательной. Но купил он меня или нет — не знаю.
Я снова склонилась над мотыгой и тут же испуганно выпрямилась. Брен Лурт!
Он стоял в паре футов от меня. В руках — моток веревки. Я вцепилась в рукоять мотыги. Он взглянул на меня.
197
Я отбросила мотыгу. Девушка не смеет поднять оружие против свободного мужчины. Бывает, лишь за то, что рабыня осмелится прикоснуться к оружию, ее убивают или отрубают ей руки.
— Я пришел за тобой, Дина, — сказал он.
Я оглянулась. Слева, тоже с веревкой в руках, стоял еще один молодой сельчанин. Я поспешно обернулась. Позади меня — еще четверо. И справа один. За спиной Брена Лурта появились еще двое, у одного из них тоже веревка наготове.
Некуда бежать.
— Вот она, — раздался голос, — та самая умница, что от нас удрала.
— Здравствуй, рабыня, — обратился ко мне другой.
— Здравствуй, хозяин, — ответила я. Скрестив руки, я протянула их Брену Лурту.
— Ты отведешь меня к моему хозяину?
Он рассмеялся.
Я отдернула руки. Испуганно огляделась. Они подошли ближе, сгрудились вокруг.
Повернувшись, я бросилась было бежать, но угодила в лапы дюжего детины. Он швырнул меня в центр круга. Снова попыталась я прорвать круг и снова была поймана и водворена в его середину. Теперь они стояли почти вплотную.
— Свяжи меня, — протянув скрещенные руки, попросила я Брена Лурта, — и отведи к хозяину.
Он улыбнулся.
Меня пробрала дрожь. Я отпрянула — прямо в руки другого здоровяка.
— Ты изнасилуешь меня, Брен Лурт? — спросила я.
— И не только, — ответил он.
— Турнус будет недоволен, — предупредила я.
— Сегодня вечером, — пообещал он, — ты будешь принадлежать мне.
— Не понимаю, — изумилась я.
— Сегодня вечером, Дина, мы устроим пир. И ты будешь нашим угощением.
Я задрожала.
— Держите ее! — скомандовал Брен Лурт.
Двое парней схватили меня за руки.
— Привяжите к лодыжкам веревки!
Привязали.
— Опусти руки! Чуть в стороны от тела! Я послушно выполнила приказ.
От принесенных с собой мотков они отрезали еще пару веревок, привязали к обоим моим запястьям. Остатки веревки плетьми свисали в руках Брена Лурта и одного из его приятелей. Ими меня могут высечь.
— Делай, что велят! — предупредил Брен Лурт.
— Да, хозяин, — проронила я.
— Сними косынку!
Подняв руки со свисающими с них веревками, я стянула косынку. Тряхнула головой. Волосы рассыпались по плечам.
— Хорошенькая, — отметил кто-то.
— Порви косынку! — приказал Брен Лурт.
— Прошу вас! — взмолилась я. Не могу я рвать косынку! Как и я, Дина, она принадлежит моему хозяину. Дина за нее отвечает. Если порвет ее или испачкает, хозяин будет недоволен. Прибьет Дину.
— Рви!
Я с усилием рванула плотную ткань. Слабость моих рук позабавила парней.
— Брось на землю, наступи на нее! Втопчи в грязь!
Я покорно потопталась на ней обвязанными веревками ногами. Теперь точно высекут, только вернусь в деревню!
Но, взглянув на стоящих вокруг парней, я вдруг поняла, что они куда страшнее плетки и гнева Турнуса или Мелины. Глаза их пугали. На руках и ногах у меня веревки. Я их пленница.
Ясно одно: им надо угождать.
— Будешь слушаться? — спросил Брен Лурт.
— Да, хозяин, — прошептала я.
— Раздевайся.
— Да, хозяин.
Я попыталась стащить через голову грубую короткую тунику. Только бы быстрее все кончилось!
Но схваченным веревками рукам никак не дотянуться до подола. Пальцы отчаянно тянулись вниз, цеплялись за шерсть, но не хватало какого-то дюйма. Ну, еще раз! Нет, не пускают проклятые веревки. В смятении я подняла глаза на Брена Лурта.
— Раздевайся! — прозвучало снова. Сложенная петлей веревка, точно плеть, качнулась в его руке. У парня за моей спиной тоже веревка наготове.
Судорожно пыталась я схватить подол туники, но мучители держали веревки крепко, не давали дотянуться. Нет, до грубой белесой шерсти никак не добраться!
— Будешь слушаться? — снова спросил Брен Лурт.
— Да, хозяин! — закричала я. — Да, хозяин!
— Раздевайся.
И снова, снова все сначала! Может, стащить тунику за ворот? Нет, не дают и до ворота дотянуться!
— Да ты бунтовщица! — процедил Брен Лурт.
— Нет, хозяин! — надрывалась я.
— Ну так будь послушна. Все заново. Нет, не пускают!
— Бунтовщица!
И тут веревка, что держал стоявший за моей спиной парень, со свистом рассекая воздух, хлестнула меня по ногам.
— Ой! — вскрикнула я.
В тот же миг и Брен Лурт с размаху стегнул меня — удар пришелся по плечу и шее.
Рывок — и, умело манипулируя привязанными к моим ногам и рукам веревкам, меня ничком швырнули наземь.
Вновь и вновь стегали меня, рыдающую, распростертую в пыли, — даже через грубую ткань туники удары обжигали тело, — а потом, потянув за веревки, поставили перед Бреном Луртом на колени с широко раскинутыми в стороны руками. Щека в грязи, мокрая от пота туника перепачкана землей. На губах — вкус пыли.
— Тащите! — скомандовал Брен Лурт.
Меня рывком подняли на ноги и, спотыкающуюся, потащили через поле. Разорванная косынка и мотыга остались в борозде.
Сколько разных фокусов можно учинить над девушкой, к чьим рукам и ногам привязаны веревки! Как только ни изгалялись надо мною деревенские парни! То на потеху заставят плюхнуться в грязь; то швырнут вперед, то назад; то несут, растянув между собой, лицом вниз или вверх; то на спине, или на животе, или переворачивая, поволокут за ногу или за руку; то заставят идти по острым камням.
Я уже не чаяла остаться живой.
Однажды мы остановились. На мне все еще была надета туника. Держа за веревки, меня поставили перед Бреном Луртом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
Я выпрямила затекшую спину. Нет, не гожусь я для крестьянской работы. Слишком хрупка. Тяжело дыша, откинув голову, я застыла с мотыгой в руках.
Как я мечтала, чтобы Туп Поварешечник купил меня, освободил бы от этой каторги. Там, у столба, так хотелось стать кем угодно — лишь бы ему понравиться, лишь бы заинтересовать его, лишь бы сбежать из Табучьего Брода. Но их с Мелиной не проведешь, так повернули дело, что не удалось мне предстать перед ними никем иным, кроме как самой собой — обуреваемой страстями, бессильной устоять перед мужчиной рабыней-землянкой. Хотела показаться шлюхой, а пришлось быть тем, что я есть на самом деле. И в естественных своих реакциях, как оказалось, я шлюха почище любой шлюхи. Конечно, рабыня должна быть немного шлюхой, причем превосходной. Это — лишь первый шаг на пути превращения женщины в рабыню. Да какая разница! Что угодно бы сделала, лишь бы сбежать из Табучьего Брода. У рабыни нет ничего. Кроме своей ласки и красоты, ей нечего предложить мужчине. Нечем расплатиться, кроме себя самой. Вот это-то им и нравится.
Уверена: Тулу Поварешечнику я показалась вполне привлекательной. Но купил он меня или нет — не знаю.
Я снова склонилась над мотыгой и тут же испуганно выпрямилась. Брен Лурт!
Он стоял в паре футов от меня. В руках — моток веревки. Я вцепилась в рукоять мотыги. Он взглянул на меня.
197
Я отбросила мотыгу. Девушка не смеет поднять оружие против свободного мужчины. Бывает, лишь за то, что рабыня осмелится прикоснуться к оружию, ее убивают или отрубают ей руки.
— Я пришел за тобой, Дина, — сказал он.
Я оглянулась. Слева, тоже с веревкой в руках, стоял еще один молодой сельчанин. Я поспешно обернулась. Позади меня — еще четверо. И справа один. За спиной Брена Лурта появились еще двое, у одного из них тоже веревка наготове.
Некуда бежать.
— Вот она, — раздался голос, — та самая умница, что от нас удрала.
— Здравствуй, рабыня, — обратился ко мне другой.
— Здравствуй, хозяин, — ответила я. Скрестив руки, я протянула их Брену Лурту.
— Ты отведешь меня к моему хозяину?
Он рассмеялся.
Я отдернула руки. Испуганно огляделась. Они подошли ближе, сгрудились вокруг.
Повернувшись, я бросилась было бежать, но угодила в лапы дюжего детины. Он швырнул меня в центр круга. Снова попыталась я прорвать круг и снова была поймана и водворена в его середину. Теперь они стояли почти вплотную.
— Свяжи меня, — протянув скрещенные руки, попросила я Брена Лурта, — и отведи к хозяину.
Он улыбнулся.
Меня пробрала дрожь. Я отпрянула — прямо в руки другого здоровяка.
— Ты изнасилуешь меня, Брен Лурт? — спросила я.
— И не только, — ответил он.
— Турнус будет недоволен, — предупредила я.
— Сегодня вечером, — пообещал он, — ты будешь принадлежать мне.
— Не понимаю, — изумилась я.
— Сегодня вечером, Дина, мы устроим пир. И ты будешь нашим угощением.
Я задрожала.
— Держите ее! — скомандовал Брен Лурт.
Двое парней схватили меня за руки.
— Привяжите к лодыжкам веревки!
Привязали.
— Опусти руки! Чуть в стороны от тела! Я послушно выполнила приказ.
От принесенных с собой мотков они отрезали еще пару веревок, привязали к обоим моим запястьям. Остатки веревки плетьми свисали в руках Брена Лурта и одного из его приятелей. Ими меня могут высечь.
— Делай, что велят! — предупредил Брен Лурт.
— Да, хозяин, — проронила я.
— Сними косынку!
Подняв руки со свисающими с них веревками, я стянула косынку. Тряхнула головой. Волосы рассыпались по плечам.
— Хорошенькая, — отметил кто-то.
— Порви косынку! — приказал Брен Лурт.
— Прошу вас! — взмолилась я. Не могу я рвать косынку! Как и я, Дина, она принадлежит моему хозяину. Дина за нее отвечает. Если порвет ее или испачкает, хозяин будет недоволен. Прибьет Дину.
— Рви!
Я с усилием рванула плотную ткань. Слабость моих рук позабавила парней.
— Брось на землю, наступи на нее! Втопчи в грязь!
Я покорно потопталась на ней обвязанными веревками ногами. Теперь точно высекут, только вернусь в деревню!
Но, взглянув на стоящих вокруг парней, я вдруг поняла, что они куда страшнее плетки и гнева Турнуса или Мелины. Глаза их пугали. На руках и ногах у меня веревки. Я их пленница.
Ясно одно: им надо угождать.
— Будешь слушаться? — спросил Брен Лурт.
— Да, хозяин, — прошептала я.
— Раздевайся.
— Да, хозяин.
Я попыталась стащить через голову грубую короткую тунику. Только бы быстрее все кончилось!
Но схваченным веревками рукам никак не дотянуться до подола. Пальцы отчаянно тянулись вниз, цеплялись за шерсть, но не хватало какого-то дюйма. Ну, еще раз! Нет, не пускают проклятые веревки. В смятении я подняла глаза на Брена Лурта.
— Раздевайся! — прозвучало снова. Сложенная петлей веревка, точно плеть, качнулась в его руке. У парня за моей спиной тоже веревка наготове.
Судорожно пыталась я схватить подол туники, но мучители держали веревки крепко, не давали дотянуться. Нет, до грубой белесой шерсти никак не добраться!
— Будешь слушаться? — снова спросил Брен Лурт.
— Да, хозяин! — закричала я. — Да, хозяин!
— Раздевайся.
И снова, снова все сначала! Может, стащить тунику за ворот? Нет, не дают и до ворота дотянуться!
— Да ты бунтовщица! — процедил Брен Лурт.
— Нет, хозяин! — надрывалась я.
— Ну так будь послушна. Все заново. Нет, не пускают!
— Бунтовщица!
И тут веревка, что держал стоявший за моей спиной парень, со свистом рассекая воздух, хлестнула меня по ногам.
— Ой! — вскрикнула я.
В тот же миг и Брен Лурт с размаху стегнул меня — удар пришелся по плечу и шее.
Рывок — и, умело манипулируя привязанными к моим ногам и рукам веревкам, меня ничком швырнули наземь.
Вновь и вновь стегали меня, рыдающую, распростертую в пыли, — даже через грубую ткань туники удары обжигали тело, — а потом, потянув за веревки, поставили перед Бреном Луртом на колени с широко раскинутыми в стороны руками. Щека в грязи, мокрая от пота туника перепачкана землей. На губах — вкус пыли.
— Тащите! — скомандовал Брен Лурт.
Меня рывком подняли на ноги и, спотыкающуюся, потащили через поле. Разорванная косынка и мотыга остались в борозде.
Сколько разных фокусов можно учинить над девушкой, к чьим рукам и ногам привязаны веревки! Как только ни изгалялись надо мною деревенские парни! То на потеху заставят плюхнуться в грязь; то швырнут вперед, то назад; то несут, растянув между собой, лицом вниз или вверх; то на спине, или на животе, или переворачивая, поволокут за ногу или за руку; то заставят идти по острым камням.
Я уже не чаяла остаться живой.
Однажды мы остановились. На мне все еще была надета туника. Держа за веревки, меня поставили перед Бреном Луртом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135