- Сидеть за ее прутьями, пока не привыкнешь
и не состаришься, когда великие деяния уже не смогут быть сделаны.
- И вы советуете мне отказаться от дороги, потому что она опасна.
- Так может один воин советовать другому, - сказала она. - Но я не
прошу вас бежать от опасностей, а ехать на битву, где ваш меч заслужит и
славу и победу. Я не хочу видеть, как бесполезно пропадает высокая
доблесть.
- Я тоже, - согласился он. - Поэтому я и не говорю вам: леди,
оставайтесь! У вас нет дела на юге.
- Нет его и у тех, кто войдет с тобой... Они идут потому что не хотят
расставаться с тобой - потому что они любят тебя.
Она повернулась и исчезла в ночи.
Когда стало светать, но солнце еще поднялось из-за хребтов на
востоке, Арагорн был готов к отъезду. Все его товарищи уже сидели в
седлах, и Арагорн хотел подняться в седло, когда леди Эовин пришла
прощаться с ними. Она была одета, как всадник и вооружена мечом. В руке у
нее была чаша; поднеся ее к губам, она отпила от нее немного и пожелала им
хорошей скорости; затем она передала чашу Арагорну, он отпил из нее и
сказал:
- Прощайте, леди Рохана! Я пью за счастье вашего дома и за ваше
счастье и счастье вашего народа. Передайте вашему брату - за тенью мы
встретимся снова...
Гимли и Леголасу, стоящим поблизости, показалось, что она всхлипнула.
Но она сказала:
- Арагорн, ты пойдешь?
- Да, - ответил он.
- Ты не позволишь мне ехать с тобой, как я просила?
- Нет, леди. Я не могу это сделать без разрешения короля и вашего
брата, а они не вернутся до завтра. У меня же на счету каждый час, даже
каждая минута. Прощайте!
Она упала на колени, говоря:
- Прошу тебя!
- Нет, леди, - сказал он и, взяв ее за руку, поднял. Поцеловав ее
руку, он прыгнул в седло и поехал, не оглядываясь; и лишь те, кто хорошо
знал его и ехали поблизости, видели, какую боль он испытывает.
Эовин стояла неподвижно, как вырезанная из камня фигура, руки ее были
сжаты, она следила за ними, пока они не скрылись в тени Двиморберга, горы
призраков, в которой были ворота смерти. Когда они исчезли из вида, она
повернулась, спотыкаясь, как слепая, и пошла к себе. Никто из ее людей не
видел этого расставания, они были испуганы и прятались, пока чужеземцы не
ушли.
И некоторые говорили:
- Это эльфы. Пусть идут в темные места и никогда не возвращаются.
Время и так злое.
Свет был серым, когда они ехали, потому что солнце не выбралось из-за
черных хребтов горы призраков перед ними. Ужас охватил их, когда они
проехали между рядами древних камней и оказались вблизи Димхолта. Здесь в
тени черных деревьев, которую даже Леголас не мог долго выдерживать, они
нашли ровное место, долину, уходившую в гору, и справа от их дороги стоял
одинокий могучий камень, подобный пальцу судьбы.
- У меня застыла кровь, - сказал Гимли, но остальные молчали, и его
голос упал на толстый слой пихтовых игл у них под ногами и затих. Лошади
не хотели идти мимо грозного камня, пока всадники не спешились и не повели
их. Так они подошли к концу долины, и здесь была крутая каменная стена, а
в ней, как пасть ночи, зияла темная дверь. Над ней на широкой арке были
врезаны знаки и фигуры, но они были слишком неясны, чтобы прочесть их, и
страх поднимался от них, как густой туман.
Отряд остановился, и не было сердца, что не дрогнуло бы, разве что
сердце эльфа Леголаса, который не боялся призраков людей.
- Это злая дверь, - сказал Хальбарад, - и моя смерть лежит за ней.
Тем не менее я осмелюсь пройти в нее, но вот ни одна из лошадей не
посмеет.
- Но мы должны войти в нее, поэтому и лошади должны тоже, - сказал
Арагорн. - Потому что если мы пройдем эту тьму, много лиг ляжет за нею, и
каждый потраченный час приближает триумф Саурона. Следуйте за мной!
Арагорн пошел вперед, и сила его воли была такова, что все дунаданцы
и их лошади последовали за ним. Любовь лошадей к следопытам была такова,
что они шли за своими всадниками, преодолевая ужас перед дверью. Но Арод,
Роханский конь, отказывался идти, он стоял, мокрый, и дрожал в страхе, так
что жаль было на него смотреть. Тогда Леголас положил ему на глаза руку и
что-то негромко проговорил; наконец Арод позволил повести себя, и Леголас
прошел в дверь. И снаружи остался только гном Гимли.
Колени его дрожали, он был зол на себя.
- Неслыханно! - сказал он. - Эльф идет под землю, а гном не
осмеливается!
С этими словами он ринулся вперед. Но ему показалось, что ноги его
налились, глаза охватила тьма, он ослеп, Гимли сын Глоина, который
бесстрашно спускался в самые глубины земли.
Арагорн захватил в Дунхарроу факелы, и теперь он шел впереди, высоко
неся один из них. Элладан с другим факелом шел в тылу, и Гимли,
спотыкаясь, догонял их. Он ничего не видел, кроме тусклого пламени
факелов. Когда отряд останавливался, вокруг слышался бесконечный шепот
голосов и гул слов на языке, которого Гимли никогда раньше не слыхал.
Никто не нападал на отряд, не мешал ему пройти, и однако страх гнома
все рос, и главным образом потому, что он знал, что не смог бы повернуть
назад: все пути были заполнены невидимым войском, следовавшим за ними.
Так тянулось время, пока Гимли не увидел зрелище, которое
впоследствии не был склонен вспоминать. Дорога была широкой, насколько он
мог судить, но теперь отряд неожиданно оказался в большой пещере, и стен
ни с одной стороны не было. Ужас Гимли был так велик, что он с трудом мог
идти. Слева во мгле что-то сверкнуло. Арагорн остановился и пошел
взглянуть, что это такое.
- Неужели он совсем не чувствует страха? - пробормотал гном. - В
другой любой пещере Гимли, сын Глоина, первым побежал бы при блеске
золота. Но не здесь! Пусть оно лежит!
Тем не менее он подошел ближе и увидел склонившегося Арагорна, в то
время как Элладан держал оба факела. Перед Арагорном лежал скелет могучего
человека. Он был одет в кольчугу, и все его вооружение лежало здесь же:
воздух в пещере был сух, а кольчуга война позолочена. Пояс у него был из
золота и граната, шлем на черепе богато украшен золотом. Воин упал лицом
вниз перед стеной пещеры, как теперь можно было видеть; перед ним
находилась крепко закрытая каменная дверь; кости пальцев скелета все еще
цеплялись за щель. Рядом с ним лежал зазубренный меч, как будто он в
отчаянии бил им по скалам.
Арагорн не тронул его, но, молча осмотрев, встал и вздохнул.
- Долгие годы лежит он у двери, которую не сумел открыть, -
пробормотал он. - Куда ведет эта дверь? И почему он пошел сюда? Никто не
знает этого!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
и не состаришься, когда великие деяния уже не смогут быть сделаны.
- И вы советуете мне отказаться от дороги, потому что она опасна.
- Так может один воин советовать другому, - сказала она. - Но я не
прошу вас бежать от опасностей, а ехать на битву, где ваш меч заслужит и
славу и победу. Я не хочу видеть, как бесполезно пропадает высокая
доблесть.
- Я тоже, - согласился он. - Поэтому я и не говорю вам: леди,
оставайтесь! У вас нет дела на юге.
- Нет его и у тех, кто войдет с тобой... Они идут потому что не хотят
расставаться с тобой - потому что они любят тебя.
Она повернулась и исчезла в ночи.
Когда стало светать, но солнце еще поднялось из-за хребтов на
востоке, Арагорн был готов к отъезду. Все его товарищи уже сидели в
седлах, и Арагорн хотел подняться в седло, когда леди Эовин пришла
прощаться с ними. Она была одета, как всадник и вооружена мечом. В руке у
нее была чаша; поднеся ее к губам, она отпила от нее немного и пожелала им
хорошей скорости; затем она передала чашу Арагорну, он отпил из нее и
сказал:
- Прощайте, леди Рохана! Я пью за счастье вашего дома и за ваше
счастье и счастье вашего народа. Передайте вашему брату - за тенью мы
встретимся снова...
Гимли и Леголасу, стоящим поблизости, показалось, что она всхлипнула.
Но она сказала:
- Арагорн, ты пойдешь?
- Да, - ответил он.
- Ты не позволишь мне ехать с тобой, как я просила?
- Нет, леди. Я не могу это сделать без разрешения короля и вашего
брата, а они не вернутся до завтра. У меня же на счету каждый час, даже
каждая минута. Прощайте!
Она упала на колени, говоря:
- Прошу тебя!
- Нет, леди, - сказал он и, взяв ее за руку, поднял. Поцеловав ее
руку, он прыгнул в седло и поехал, не оглядываясь; и лишь те, кто хорошо
знал его и ехали поблизости, видели, какую боль он испытывает.
Эовин стояла неподвижно, как вырезанная из камня фигура, руки ее были
сжаты, она следила за ними, пока они не скрылись в тени Двиморберга, горы
призраков, в которой были ворота смерти. Когда они исчезли из вида, она
повернулась, спотыкаясь, как слепая, и пошла к себе. Никто из ее людей не
видел этого расставания, они были испуганы и прятались, пока чужеземцы не
ушли.
И некоторые говорили:
- Это эльфы. Пусть идут в темные места и никогда не возвращаются.
Время и так злое.
Свет был серым, когда они ехали, потому что солнце не выбралось из-за
черных хребтов горы призраков перед ними. Ужас охватил их, когда они
проехали между рядами древних камней и оказались вблизи Димхолта. Здесь в
тени черных деревьев, которую даже Леголас не мог долго выдерживать, они
нашли ровное место, долину, уходившую в гору, и справа от их дороги стоял
одинокий могучий камень, подобный пальцу судьбы.
- У меня застыла кровь, - сказал Гимли, но остальные молчали, и его
голос упал на толстый слой пихтовых игл у них под ногами и затих. Лошади
не хотели идти мимо грозного камня, пока всадники не спешились и не повели
их. Так они подошли к концу долины, и здесь была крутая каменная стена, а
в ней, как пасть ночи, зияла темная дверь. Над ней на широкой арке были
врезаны знаки и фигуры, но они были слишком неясны, чтобы прочесть их, и
страх поднимался от них, как густой туман.
Отряд остановился, и не было сердца, что не дрогнуло бы, разве что
сердце эльфа Леголаса, который не боялся призраков людей.
- Это злая дверь, - сказал Хальбарад, - и моя смерть лежит за ней.
Тем не менее я осмелюсь пройти в нее, но вот ни одна из лошадей не
посмеет.
- Но мы должны войти в нее, поэтому и лошади должны тоже, - сказал
Арагорн. - Потому что если мы пройдем эту тьму, много лиг ляжет за нею, и
каждый потраченный час приближает триумф Саурона. Следуйте за мной!
Арагорн пошел вперед, и сила его воли была такова, что все дунаданцы
и их лошади последовали за ним. Любовь лошадей к следопытам была такова,
что они шли за своими всадниками, преодолевая ужас перед дверью. Но Арод,
Роханский конь, отказывался идти, он стоял, мокрый, и дрожал в страхе, так
что жаль было на него смотреть. Тогда Леголас положил ему на глаза руку и
что-то негромко проговорил; наконец Арод позволил повести себя, и Леголас
прошел в дверь. И снаружи остался только гном Гимли.
Колени его дрожали, он был зол на себя.
- Неслыханно! - сказал он. - Эльф идет под землю, а гном не
осмеливается!
С этими словами он ринулся вперед. Но ему показалось, что ноги его
налились, глаза охватила тьма, он ослеп, Гимли сын Глоина, который
бесстрашно спускался в самые глубины земли.
Арагорн захватил в Дунхарроу факелы, и теперь он шел впереди, высоко
неся один из них. Элладан с другим факелом шел в тылу, и Гимли,
спотыкаясь, догонял их. Он ничего не видел, кроме тусклого пламени
факелов. Когда отряд останавливался, вокруг слышался бесконечный шепот
голосов и гул слов на языке, которого Гимли никогда раньше не слыхал.
Никто не нападал на отряд, не мешал ему пройти, и однако страх гнома
все рос, и главным образом потому, что он знал, что не смог бы повернуть
назад: все пути были заполнены невидимым войском, следовавшим за ними.
Так тянулось время, пока Гимли не увидел зрелище, которое
впоследствии не был склонен вспоминать. Дорога была широкой, насколько он
мог судить, но теперь отряд неожиданно оказался в большой пещере, и стен
ни с одной стороны не было. Ужас Гимли был так велик, что он с трудом мог
идти. Слева во мгле что-то сверкнуло. Арагорн остановился и пошел
взглянуть, что это такое.
- Неужели он совсем не чувствует страха? - пробормотал гном. - В
другой любой пещере Гимли, сын Глоина, первым побежал бы при блеске
золота. Но не здесь! Пусть оно лежит!
Тем не менее он подошел ближе и увидел склонившегося Арагорна, в то
время как Элладан держал оба факела. Перед Арагорном лежал скелет могучего
человека. Он был одет в кольчугу, и все его вооружение лежало здесь же:
воздух в пещере был сух, а кольчуга война позолочена. Пояс у него был из
золота и граната, шлем на черепе богато украшен золотом. Воин упал лицом
вниз перед стеной пещеры, как теперь можно было видеть; перед ним
находилась крепко закрытая каменная дверь; кости пальцев скелета все еще
цеплялись за щель. Рядом с ним лежал зазубренный меч, как будто он в
отчаянии бил им по скалам.
Арагорн не тронул его, но, молча осмотрев, встал и вздохнул.
- Долгие годы лежит он у двери, которую не сумел открыть, -
пробормотал он. - Куда ведет эта дверь? И почему он пошел сюда? Никто не
знает этого!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99