Его сорвали не меньше
двух недель назад. Надеюсь он пригодится, - и, взглянув на лицо Фарамира,
он разрыдался.
Но Арагорн улыбнулся.
- Пригодится, - сказал он. - Худшее позади. Успокойся!
Положив на ладонь два листка, он подул на ни них, а потом размял, и
странная живительная свежесть заполнила комнату, воздух как будто зазвенел
в ушах, искрясь радостью. Затем Арагорн бросил листья в котел с кипятком,
и все почувствовали радость в сердцах, ибо доносившийся до них запах
напоминал воспоминание о росистом утре, и о ярком солнце в мире, не
знающем тени. Арагорн распрямился, освеженный, и в глазах его была улыбка,
он поднес котел к лицу Фарамира.
- Ну кто бы мог поверить! - сказал Иорет другим женщинам. - Эта трава
лучше, чем я думала. Она напомнила мне о розах в Имлот Мелуй, когда я была
еще девочкой.
Неожиданно Фарамир зашевелился, открыл глаза и взглянул на
склонившегося к нему Арагорна. В глазах его загорелся свет сознания и
любви, и он тихонько сказал:
- Повелитель, вы звали меня. Я пришел. Что вы прикажете мне?
- Не уходить больше в тень, проснуться, - сказал Арагорн. - Вы
устали. Немного отдохните, поешьте и подготовьтесь к моему возвращению.
- Хорошо, повелитель, - сказал Фарамир. - Кто же будет лежать без
дела, когда король вернулся?
- Тогда расстанемся на время, - сказал Арагорн. - Я должен идти к
другим нуждающимся во мне.
И он вышел из комнаты вместе с Гэндальфом и Имрахилом; но Берегонд и
его сын остались, не в силах сдержать своей радости. Пиппин, шедший за
Гэндальфом, услышал восклицание Иорет:
- Король! Вы слышали? Что я говорила?.. Руки короля - руки целителя,
вот что сказала я.
И вскоре по всему городу распространилась из дома излечения известие,
что вернулся король и что после войны он принесет исцеление.
Арагорн пришел к Эовин и сказал:
- Вот где самая серьезная рана и самый тяжелый удар. Сломанная рука
получила нужное лечение и скоро срастется, если у Эовин будут силы для
жизни. Поранена у нее левая рука, но главная опасность идет от руки,
державшей меч. Она кажется неживой, хотя она и не сломана.
Увы! Она сражалась с врагом, превосходящим силы ее ума и тела. Тот,
кто поднимет оружие на такого врага, должен быть крепче стали, и все равно
шок может убить его. Злая судьба привела ее на его тропу. Она прекрасная
девушка, самая прекрасная из всех королев. И все же не знаю, как говорить
с нею. Когда я впервые посмотрел на нее и понял, как она несчастна, мне
показалось, что я вижу прекрасный и гордый белый цветок, похожий на лилию,
нежный и в то же время прочный, как будто он выкован из стали. А может,
это мороз превратил его сок в лед, и вот он стоит все еще прекрасный, но
обреченный на гибель. Ее болезнь началась гораздо раньше этого дня, верно,
Эомер?
- Я удивляюсь, что вы спрашиваете меня об этом, - ответил Эомер. -
Ведь Эовин, моя сестра, не была тронута морозом, пока не увидела вас. Она
была заботлива и неутомима и разделяла со мной все тревоги во дни Змеиного
Языка и болезни короля; и она ухаживала за королем с растущим в ней
страхом. Но не это привело ее к такому состоянию.
- Друг мой, - сказал Гэндальф, - у вас были лошади, войны, просторное
поле, а у нее, рожденной в теле девушки, дух и храбрость были не менее
мужественными, чем у вас. Но она была осуждена находиться рядом со
стариком, которого она любила как отца, и видеть, как он впадает в
бесчестное слабоумие, и ее роль казалось ей более низкой, чем посох, на
который он опирался.
Вы думаете, у Змеиного Языка был яд только для ушей Теодена? "Старый
дурак! Что такое дом Эорла, как не крытый соломой сарай, где пирует банда
пьяных в дым разбойников, а их отродье возится на полу с собаками!" Разве
вы не слышали этих слов раньше? Их произнес Саруман, учитель Змеиного
Языка. Хотя я не сомневаюсь, что дома Змеиный Язык облекал их значение в
более хитрые слова. Повелитель, если бы любовь сестры к вам, если бы
сознание своего долга не закрыли бы ее губ, вы многое могли бы услышать. И
кто знает, что говорила она одна, во тьме, в горечи своих ночных бдений,
когда жизнь казалась ей конченной, а стены спальни смыкались вокруг нее,
как стены клетки пойманного дикого животного.
Эомер молча посмотрел на сестру, как бы заново переживая прошлое. Но
Арагорн сказал:
- Я видел то же, что и вы, Эомер. Мало найдется в мире горестей,
равных этой: видеть любовь прекрасной и отважной леди и не ответить на
нее. Печаль и жалость сопровождали меня после нашей последней встречи в
Дунхарроу; и не за себя боялся я, а за то, что может случиться с нею. И
все же, я говорю вам, Эомер, она любит вас больше, чем меня; вас она любит
и знает; а во мне она любит лишь сове воображение и надежду на славу и
великие деяния, надежду на земли, далекие от полей Рохана.
У меня, может быть, хватит силы исцелить ее тело, вывести ее из
темной долины. Но для чего она очнется: для надежды, забытья или отчаяния
- я не знаю. И если для отчаяния, то лучше ей умереть, если только не
придет другой исцелитель, более искусный, чем я. Увы! А ее деяния отводят
ей место в ряду славнейших королей.
Арагорн наклонился и посмотрел ей в лицо, белое, как лилия, холодное
как лед, и твердое, как ровный камень. Поцеловав ее в лоб, он тихо позвал:
- Эовин, дочь Эомунда, проснись! Твой враг ушел!
Она не шевельнулась, но все увидели, что она дышит глубже: грудь ее
под белым покрывалом поднималась и опускалась. Арагорн растер снова два
листка ателаса и бросил их в кипящую воду; этой водой он смочил ей лоб и
правую руку, холодную и бесчувственную.
- Проснись, Эовин, леди Рохана! - снова сказал Арагорн и, взяв ее
правую руку почувствовал, как к ней возвращается жизнь. - Проснись! Тень
ушла и вся Тьма рассеялась!
Вложив ее руки в руки Эомера, он отошел и, проговорив "позовите ее",
молча вышел из комнаты.
- Эовин, Эовин! - воскликнул Эомер, плача. Она открыла глаза и
сказала:
- Эомер! Какая радость! Они говорили, что ты убит. Нет, это были лишь
темные голоса в моем сне. Долго ли я спала?
- Недолго, сестра, - ответил Эомер. - Но не думай больше об этом.
- Я страшно устала, - сказала она. - Мне нужно отдохнуть. Но скажи,
что с повелителем Марки. Увы! Не говори, что это был сон: я знаю, что это
не так. Он мертв, как и предсказывал.
- Он мертв, - подтвердил Эомер, - и он просил перед смертью передать
прощальный привет Эовин, более дорогой для него, чем дочь. Он лежит теперь
в цитадели Гондора.
- Как печально! - вздохнула она. - Но это все же лучше тех темных
дней, когда я думала, что дом Эорла впадает в бесчестье и станет хуже
шалаша пастуха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
двух недель назад. Надеюсь он пригодится, - и, взглянув на лицо Фарамира,
он разрыдался.
Но Арагорн улыбнулся.
- Пригодится, - сказал он. - Худшее позади. Успокойся!
Положив на ладонь два листка, он подул на ни них, а потом размял, и
странная живительная свежесть заполнила комнату, воздух как будто зазвенел
в ушах, искрясь радостью. Затем Арагорн бросил листья в котел с кипятком,
и все почувствовали радость в сердцах, ибо доносившийся до них запах
напоминал воспоминание о росистом утре, и о ярком солнце в мире, не
знающем тени. Арагорн распрямился, освеженный, и в глазах его была улыбка,
он поднес котел к лицу Фарамира.
- Ну кто бы мог поверить! - сказал Иорет другим женщинам. - Эта трава
лучше, чем я думала. Она напомнила мне о розах в Имлот Мелуй, когда я была
еще девочкой.
Неожиданно Фарамир зашевелился, открыл глаза и взглянул на
склонившегося к нему Арагорна. В глазах его загорелся свет сознания и
любви, и он тихонько сказал:
- Повелитель, вы звали меня. Я пришел. Что вы прикажете мне?
- Не уходить больше в тень, проснуться, - сказал Арагорн. - Вы
устали. Немного отдохните, поешьте и подготовьтесь к моему возвращению.
- Хорошо, повелитель, - сказал Фарамир. - Кто же будет лежать без
дела, когда король вернулся?
- Тогда расстанемся на время, - сказал Арагорн. - Я должен идти к
другим нуждающимся во мне.
И он вышел из комнаты вместе с Гэндальфом и Имрахилом; но Берегонд и
его сын остались, не в силах сдержать своей радости. Пиппин, шедший за
Гэндальфом, услышал восклицание Иорет:
- Король! Вы слышали? Что я говорила?.. Руки короля - руки целителя,
вот что сказала я.
И вскоре по всему городу распространилась из дома излечения известие,
что вернулся король и что после войны он принесет исцеление.
Арагорн пришел к Эовин и сказал:
- Вот где самая серьезная рана и самый тяжелый удар. Сломанная рука
получила нужное лечение и скоро срастется, если у Эовин будут силы для
жизни. Поранена у нее левая рука, но главная опасность идет от руки,
державшей меч. Она кажется неживой, хотя она и не сломана.
Увы! Она сражалась с врагом, превосходящим силы ее ума и тела. Тот,
кто поднимет оружие на такого врага, должен быть крепче стали, и все равно
шок может убить его. Злая судьба привела ее на его тропу. Она прекрасная
девушка, самая прекрасная из всех королев. И все же не знаю, как говорить
с нею. Когда я впервые посмотрел на нее и понял, как она несчастна, мне
показалось, что я вижу прекрасный и гордый белый цветок, похожий на лилию,
нежный и в то же время прочный, как будто он выкован из стали. А может,
это мороз превратил его сок в лед, и вот он стоит все еще прекрасный, но
обреченный на гибель. Ее болезнь началась гораздо раньше этого дня, верно,
Эомер?
- Я удивляюсь, что вы спрашиваете меня об этом, - ответил Эомер. -
Ведь Эовин, моя сестра, не была тронута морозом, пока не увидела вас. Она
была заботлива и неутомима и разделяла со мной все тревоги во дни Змеиного
Языка и болезни короля; и она ухаживала за королем с растущим в ней
страхом. Но не это привело ее к такому состоянию.
- Друг мой, - сказал Гэндальф, - у вас были лошади, войны, просторное
поле, а у нее, рожденной в теле девушки, дух и храбрость были не менее
мужественными, чем у вас. Но она была осуждена находиться рядом со
стариком, которого она любила как отца, и видеть, как он впадает в
бесчестное слабоумие, и ее роль казалось ей более низкой, чем посох, на
который он опирался.
Вы думаете, у Змеиного Языка был яд только для ушей Теодена? "Старый
дурак! Что такое дом Эорла, как не крытый соломой сарай, где пирует банда
пьяных в дым разбойников, а их отродье возится на полу с собаками!" Разве
вы не слышали этих слов раньше? Их произнес Саруман, учитель Змеиного
Языка. Хотя я не сомневаюсь, что дома Змеиный Язык облекал их значение в
более хитрые слова. Повелитель, если бы любовь сестры к вам, если бы
сознание своего долга не закрыли бы ее губ, вы многое могли бы услышать. И
кто знает, что говорила она одна, во тьме, в горечи своих ночных бдений,
когда жизнь казалась ей конченной, а стены спальни смыкались вокруг нее,
как стены клетки пойманного дикого животного.
Эомер молча посмотрел на сестру, как бы заново переживая прошлое. Но
Арагорн сказал:
- Я видел то же, что и вы, Эомер. Мало найдется в мире горестей,
равных этой: видеть любовь прекрасной и отважной леди и не ответить на
нее. Печаль и жалость сопровождали меня после нашей последней встречи в
Дунхарроу; и не за себя боялся я, а за то, что может случиться с нею. И
все же, я говорю вам, Эомер, она любит вас больше, чем меня; вас она любит
и знает; а во мне она любит лишь сове воображение и надежду на славу и
великие деяния, надежду на земли, далекие от полей Рохана.
У меня, может быть, хватит силы исцелить ее тело, вывести ее из
темной долины. Но для чего она очнется: для надежды, забытья или отчаяния
- я не знаю. И если для отчаяния, то лучше ей умереть, если только не
придет другой исцелитель, более искусный, чем я. Увы! А ее деяния отводят
ей место в ряду славнейших королей.
Арагорн наклонился и посмотрел ей в лицо, белое, как лилия, холодное
как лед, и твердое, как ровный камень. Поцеловав ее в лоб, он тихо позвал:
- Эовин, дочь Эомунда, проснись! Твой враг ушел!
Она не шевельнулась, но все увидели, что она дышит глубже: грудь ее
под белым покрывалом поднималась и опускалась. Арагорн растер снова два
листка ателаса и бросил их в кипящую воду; этой водой он смочил ей лоб и
правую руку, холодную и бесчувственную.
- Проснись, Эовин, леди Рохана! - снова сказал Арагорн и, взяв ее
правую руку почувствовал, как к ней возвращается жизнь. - Проснись! Тень
ушла и вся Тьма рассеялась!
Вложив ее руки в руки Эомера, он отошел и, проговорив "позовите ее",
молча вышел из комнаты.
- Эовин, Эовин! - воскликнул Эомер, плача. Она открыла глаза и
сказала:
- Эомер! Какая радость! Они говорили, что ты убит. Нет, это были лишь
темные голоса в моем сне. Долго ли я спала?
- Недолго, сестра, - ответил Эомер. - Но не думай больше об этом.
- Я страшно устала, - сказала она. - Мне нужно отдохнуть. Но скажи,
что с повелителем Марки. Увы! Не говори, что это был сон: я знаю, что это
не так. Он мертв, как и предсказывал.
- Он мертв, - подтвердил Эомер, - и он просил перед смертью передать
прощальный привет Эовин, более дорогой для него, чем дочь. Он лежит теперь
в цитадели Гондора.
- Как печально! - вздохнула она. - Но это все же лучше тех темных
дней, когда я думала, что дом Эорла впадает в бесчестье и станет хуже
шалаша пастуха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99