А потом были Барней Гугл, и
Смеющийся Джек, и Терри, и пираты. Упоительно!
Что заставляло его вспоминать великих героев комиксов, пока он,
голым, в темноте и сырости пробирался по деревенским дорогам? Нетрудно
представить. Они давали ему ощущение тепла и уюта, даже счастья,
наполнявшем его в часы, когда живот бывал набит вкусной маминой стряпней,
когда тихонько наигрывало радио, а отец посиживал с газетой на стуле и
читал статьи полковника Блимпа. Пока мама суетилась на кухне, готовя
завтрак двум его младшим братьям и маленькой сестренке, он устраивался на
полу в гостиной, наслаждаясь страницами комиксов. Потом его сестра, нежно
любимая Джаннета, очень быстро выросла, сменила трех мужей и бесчисленное
количество любовников, поглотила сотни бутылок виски - проклятие семьи
Фригейтов.
Но это все еще впереди, и образ, возникший в его мозгу, тотчас исчез.
А сейчас он в комнате, совершенно счастливый... нет, и это исчезло... он
не в доме, а на заднем дворе - голый, дрожащий от холода и ужаса перед
грядущим позором. Он бросил камешек в окно крошечной спальни под самой
крышей, надеясь разбудить брата.
Они жили в доме при деревенской школе близ города Пеория, Южный
Иллинойс. Город рос, дома расползались все дальше, и сейчас его границы
находились в полумиле от дома. Тогда-то у них появился водопровод и даже
уборная, первая в его жизни уборная в доме. Затем каким-то образом этот
дом превратился в миссурийскую ферму, где он жил с отцом, матерью и
братьями в двух комнатах, сданных фермером их семье.
Его отец - инженер-строитель и электрик (год учебы в политехническом
институте города Терре-Хот и диплом Интернешнл Корреспонденс Скул)
некоторое время работал на электростанции в Мехико, штат Миссури. На ферме
был птичий двор, где Питера потрясло и ужаснуло открытие: куры поедают
живность, а он ест кур, которые питаются живыми существами! Это было
первое осознание каннибализма как основы окружающего его мира.
Нет, неправда, подумал он, каннибал - это существо, пожирающее себе
подобных. Он повернулся на другой бок, вновь проваливаясь в сон и
совершенно отчетливо сознавая свое полупробуждение между двумя сериями
видений. Иногда он просматривал этот бред сразу и целиком. За ночь сон мог
неоднократно вернуться к нему; бывало, он преследовал Фригейта несколько
лет подряд.
Да, и в снах, и в творчестве над ним довлела цикличность. На
протяжении писательской карьеры ему пришлось работать над двадцать одной
серией романов. Десять были готовы, остальные - еще не завершены, когда
великий небесный издатель внезапно призвал его к себе.
Как в жизни, так и в смерти. Он никогда (никогда? - ну, ладно, почти
никогда) не мог что-либо закончить. Вечная Великая Незавершенность!
Впервые он почувствовал ее груз еще в мятежной юности, когда изливал свои
волнения и муки коллеге-первокурснику, сыгравшему случайную роль его
духовного наставника.
Как его звали - О'Брайен? Худенький коротышка с резкими манерами и
огненно-рыжей шевелюрой, всегда носивший пестрые галстуки.
И вот сейчас Питер Джайрус Фригейт бредет в тумане; вокруг ни звука,
кроме дальнего уханья совы. Вдруг в тишине послышалось ворчание двигателя,
возник слабый свет фар, он разгорался, сиял, затем совсем рядом рявкнул
гудок. Он бросился в сторону, пытаясь скрыться в тумане и переждать, пока
черная громада автомобиля проплывет мимо. При свете фар он увидел
великолепный "Дюзенберг" - в точности такой, каким правил Горри Грант в
фильме "Цилиндр", который ему удалось посмотреть на прошлой неделе. За
рулем громоздилась некая бестелесная, бесформенная масса; он видел лишь
глаза - светло-серые, как у его немецкой бабушки по матери, Вильгельмины
Кайзер.
Внезапно Фригейт испустил истошный крик: машина резко повернула и
двинулась к нему. Он замер, не в силах шевельнуться, отскочить в сторону,
а темная громада надвигалась все ближе и ближе...
Застонав, он проснулся. Ева сонно пробормотала: "Ты видел плохой
сон?.." и вновь провалилась в дрему, слегка посапывая.
Питер сел в постели. Бамбуковая рама на низких ножках скрипнула под
его тяжестью, матрас - два покрывала, скрепленные магнитными застежками и
набитые листьями - просел. Земляной пол покрывали циновки; в окнах,
затянутых полупрозрачными пленками из рыбьих внутренностей, мерцал слабый
свет ночного неба. Он встал, направился к двери, вышел и помолился. С
крыши еще капало. Сквозь расщелину между холмами ему был виден огонь над
крышей сторожевой башни и силуэт часового, облокотившегося на перила; он
глядел на Реку. Показались и другие огни - на мачтах судна, которого он
прежде не видел. Второго стражника на вышке не было - наверное, он
спустился к Реке, чтобы допросить рулевого. Опасности он там явно не
усмотрел, иначе барабаны уже забили бы тревогу.
Вернувшись в постель, Фригейт вспоминал свой сон. В нем была обычная
хронологическая путаница. В 1937 году Рузвельту было только шестнадцать, а
мотоцикл и крашеные блондинки появились двумя годами позже. Семья уже жила
в новом большом доме с несколькими комнатами.
В машине он увидел бесформенную мрачную фигуру с глазами его бабушки.
Что бы это значило? В первую минуту его безумно напугало это видение.
Почему бабка явилась в столь устрашающем обличье?
Он знал, что она приехала перед его рождением из Канзаса в Терре-Хот
помочь его матери в уходе за ребенком. По маминым рассказам, она прожила с
ними пять лет, но он совсем не помнил ее, хотя и видел еще раз - в
двенадцатилетнем возрасте. В нем сохранилась убежденность, что в детстве
она совершила с ним нечто ужасное, хотя была добродушной старушкой,
правда, несколько склонной к истерии. Когда дети ее дочерей ушли из-под ее
опеки, она потеряла с ними всякую связь.
Так где же она сейчас? Бабка умерла в возрасте семидесяти семи лет от
рака желудка после долгой и мучительной агонии. Он видел ее фотографии,
где она была снята двадцатилетней - миниатюрная блондинка с очень
светлыми, видимо, голубыми глазами, с тонкими и плотно сжатыми губами,
фамильной чертой Кайзеров. На этих старых фотографиях люди выглядели так,
словно перенесли все тяготы жизни, но не согнулись под ее ударами.
Да, у людей викторианской эпохи были трудные судьбы. Семья его бабки
тоже прошла тернистый путь. Они принадлежали к баптистской церкви, в
Тюрингии их преследовали, травили, так что им пришлось сменить Германию на
землю обетованную. Странно, подумал Фригейт, его родственники с обеих
сторон всегда выбирали религию меньшинства, часто весьма причудливую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124
Смеющийся Джек, и Терри, и пираты. Упоительно!
Что заставляло его вспоминать великих героев комиксов, пока он,
голым, в темноте и сырости пробирался по деревенским дорогам? Нетрудно
представить. Они давали ему ощущение тепла и уюта, даже счастья,
наполнявшем его в часы, когда живот бывал набит вкусной маминой стряпней,
когда тихонько наигрывало радио, а отец посиживал с газетой на стуле и
читал статьи полковника Блимпа. Пока мама суетилась на кухне, готовя
завтрак двум его младшим братьям и маленькой сестренке, он устраивался на
полу в гостиной, наслаждаясь страницами комиксов. Потом его сестра, нежно
любимая Джаннета, очень быстро выросла, сменила трех мужей и бесчисленное
количество любовников, поглотила сотни бутылок виски - проклятие семьи
Фригейтов.
Но это все еще впереди, и образ, возникший в его мозгу, тотчас исчез.
А сейчас он в комнате, совершенно счастливый... нет, и это исчезло... он
не в доме, а на заднем дворе - голый, дрожащий от холода и ужаса перед
грядущим позором. Он бросил камешек в окно крошечной спальни под самой
крышей, надеясь разбудить брата.
Они жили в доме при деревенской школе близ города Пеория, Южный
Иллинойс. Город рос, дома расползались все дальше, и сейчас его границы
находились в полумиле от дома. Тогда-то у них появился водопровод и даже
уборная, первая в его жизни уборная в доме. Затем каким-то образом этот
дом превратился в миссурийскую ферму, где он жил с отцом, матерью и
братьями в двух комнатах, сданных фермером их семье.
Его отец - инженер-строитель и электрик (год учебы в политехническом
институте города Терре-Хот и диплом Интернешнл Корреспонденс Скул)
некоторое время работал на электростанции в Мехико, штат Миссури. На ферме
был птичий двор, где Питера потрясло и ужаснуло открытие: куры поедают
живность, а он ест кур, которые питаются живыми существами! Это было
первое осознание каннибализма как основы окружающего его мира.
Нет, неправда, подумал он, каннибал - это существо, пожирающее себе
подобных. Он повернулся на другой бок, вновь проваливаясь в сон и
совершенно отчетливо сознавая свое полупробуждение между двумя сериями
видений. Иногда он просматривал этот бред сразу и целиком. За ночь сон мог
неоднократно вернуться к нему; бывало, он преследовал Фригейта несколько
лет подряд.
Да, и в снах, и в творчестве над ним довлела цикличность. На
протяжении писательской карьеры ему пришлось работать над двадцать одной
серией романов. Десять были готовы, остальные - еще не завершены, когда
великий небесный издатель внезапно призвал его к себе.
Как в жизни, так и в смерти. Он никогда (никогда? - ну, ладно, почти
никогда) не мог что-либо закончить. Вечная Великая Незавершенность!
Впервые он почувствовал ее груз еще в мятежной юности, когда изливал свои
волнения и муки коллеге-первокурснику, сыгравшему случайную роль его
духовного наставника.
Как его звали - О'Брайен? Худенький коротышка с резкими манерами и
огненно-рыжей шевелюрой, всегда носивший пестрые галстуки.
И вот сейчас Питер Джайрус Фригейт бредет в тумане; вокруг ни звука,
кроме дальнего уханья совы. Вдруг в тишине послышалось ворчание двигателя,
возник слабый свет фар, он разгорался, сиял, затем совсем рядом рявкнул
гудок. Он бросился в сторону, пытаясь скрыться в тумане и переждать, пока
черная громада автомобиля проплывет мимо. При свете фар он увидел
великолепный "Дюзенберг" - в точности такой, каким правил Горри Грант в
фильме "Цилиндр", который ему удалось посмотреть на прошлой неделе. За
рулем громоздилась некая бестелесная, бесформенная масса; он видел лишь
глаза - светло-серые, как у его немецкой бабушки по матери, Вильгельмины
Кайзер.
Внезапно Фригейт испустил истошный крик: машина резко повернула и
двинулась к нему. Он замер, не в силах шевельнуться, отскочить в сторону,
а темная громада надвигалась все ближе и ближе...
Застонав, он проснулся. Ева сонно пробормотала: "Ты видел плохой
сон?.." и вновь провалилась в дрему, слегка посапывая.
Питер сел в постели. Бамбуковая рама на низких ножках скрипнула под
его тяжестью, матрас - два покрывала, скрепленные магнитными застежками и
набитые листьями - просел. Земляной пол покрывали циновки; в окнах,
затянутых полупрозрачными пленками из рыбьих внутренностей, мерцал слабый
свет ночного неба. Он встал, направился к двери, вышел и помолился. С
крыши еще капало. Сквозь расщелину между холмами ему был виден огонь над
крышей сторожевой башни и силуэт часового, облокотившегося на перила; он
глядел на Реку. Показались и другие огни - на мачтах судна, которого он
прежде не видел. Второго стражника на вышке не было - наверное, он
спустился к Реке, чтобы допросить рулевого. Опасности он там явно не
усмотрел, иначе барабаны уже забили бы тревогу.
Вернувшись в постель, Фригейт вспоминал свой сон. В нем была обычная
хронологическая путаница. В 1937 году Рузвельту было только шестнадцать, а
мотоцикл и крашеные блондинки появились двумя годами позже. Семья уже жила
в новом большом доме с несколькими комнатами.
В машине он увидел бесформенную мрачную фигуру с глазами его бабушки.
Что бы это значило? В первую минуту его безумно напугало это видение.
Почему бабка явилась в столь устрашающем обличье?
Он знал, что она приехала перед его рождением из Канзаса в Терре-Хот
помочь его матери в уходе за ребенком. По маминым рассказам, она прожила с
ними пять лет, но он совсем не помнил ее, хотя и видел еще раз - в
двенадцатилетнем возрасте. В нем сохранилась убежденность, что в детстве
она совершила с ним нечто ужасное, хотя была добродушной старушкой,
правда, несколько склонной к истерии. Когда дети ее дочерей ушли из-под ее
опеки, она потеряла с ними всякую связь.
Так где же она сейчас? Бабка умерла в возрасте семидесяти семи лет от
рака желудка после долгой и мучительной агонии. Он видел ее фотографии,
где она была снята двадцатилетней - миниатюрная блондинка с очень
светлыми, видимо, голубыми глазами, с тонкими и плотно сжатыми губами,
фамильной чертой Кайзеров. На этих старых фотографиях люди выглядели так,
словно перенесли все тяготы жизни, но не согнулись под ее ударами.
Да, у людей викторианской эпохи были трудные судьбы. Семья его бабки
тоже прошла тернистый путь. Они принадлежали к баптистской церкви, в
Тюрингии их преследовали, травили, так что им пришлось сменить Германию на
землю обетованную. Странно, подумал Фригейт, его родственники с обеих
сторон всегда выбирали религию меньшинства, часто весьма причудливую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124