так ли важно, станет она первым помощником или нет? Ей
хотелось бы обуздать гнев, подавить негодование и обиду, избавиться от
гнетущего чувства неуверенности... О Боже, почему другие люди способны
довольствоваться тем, что имеют!
Пискатор, видимо, разгадал ее состояние. Она нередко замечала
обращенный на нее пристальный взгляд, но в ответ японец лишь улыбался и
быстро отводил глаза. Конечно, он понимал все.
Прошло полгода; вылет "Парсефаля" был задержан, Файбрас неоднократно
предлагал Обреновой переселиться поближе к нему; его намерения - как и
явное безразличие Анны - ни для кого не были секретом.
- Рядом с ней вы в чем-то выигрываете и что-то теряете, - с кривой
улыбочкой обратился он как-то к Джил. - Возможно, ей вообще не нужны
мужчины. Вокруг нее вьется целая туча поклонников, а она холодна, словно
Венера Милосская.
- Я уверена, что она не лесбиянка.
- Похоже, вы в этом хорошо разбираетесь? Ха-ха!
- Ну вас к черту! Вы же знаете - мои вкусы разнообразны.
- А вернее сказать - непостоянны, - бросил Файбрас ей вслед.
Несколько последних месяцев Джил прожила с Абелем Парком, красивым,
стройным и неглупым юношей. Он был воспитан Рекой - одним из многих
миллионов детей, умерших на Земле в пятилетнем возрасте. Абель не помнил
ни страны, где он родился, ни родного языка. В этом мире его усыновила
шотландская чета из семнадцатого века. В прошлой жизни его приемный отец,
несмотря на бедность, сумел стать врачом в Эдинбурге.
Родителей Абеля убили, он отправился вниз по Реке и добрался до
Пароландо. Юноша вызвал симпатию у Джил, и она пригласила его в свою
хижину. Они прожили несколько месяцев в идиллическом согласии. Но его
невежество ужасало Джил, и она принялась учить его всему - истории,
философии, поэзии и даже арифметике. Он многое постигал легко, но, в конце
концов, упрекнул свою подругу в высокомерии.
- Но я всего лишь хочу дать тебе знания, восполнить то, чего тебя
лишила ранняя смерть.
- Да, однако, ты слишком нетерпелива и забываешь, что у меня нет
никакой подготовки. Вещи, простые и естественные для тебя, меня сбивают с
толка. - Он помолчал. - Ты какой-то воинствующий эрудит... просто... как
это называется? - сноб!
Это ее поразило, и хотя Джил пыталась протестовать, в глубине души
она понимала его правоту. В их отношениях уже ничего нельзя было изменить,
и он ушел к другой женщине.
Джил убеждала себя, что ее бывший приятель заражен идеей мужского
превосходства и не в силах воспринимать ее как равного партнера. Но вскоре
ей стало ясно, что в этом лишь часть правды. Да, на подсознательном уровне
она презирала его за невежество, за то, что он не мог сравняться с ней в
интеллектуальном плане. Лишь сейчас она уловила подоплеку событий и,
сожалея о случившемся, одновременно стыдилась его.
В дальнейшем она уже не прилагала усилий, чтобы сохранить
распадавшиеся связи. Ее партнерами были и мужчины, и женщины, которые,
подобно ей, стремились лишь снять напряжение плоти. Но внутренняя тревога
нарастала, и Джил все больше нуждалась в постоянной привязанности.
Она обратила внимание, что ни один гость не переступал порог хижин
Торна и Обреновой. В их отношениях с людьми не замечалось и следа того,
что можно было бы истолковать как сексуальное влечение - даже случайных
встреч на одну ночь.
По-видимому, Торну нравилось общество Обреновой; Джил часто являлась
свидетелем их оживленных бесед. Возможно, он домогался ее любви, а она
уклонялась, не желая становиться вынужденной заменой его первой жены?
За три дня до старта большого дирижабля состоялся праздник. Вдоль
берега толкалась масса народа; стоял такой шум и гам, что Джил просидела
весь день у себя в хижине. На следующее утро она направилась к небольшому
озеру, чтобы порыбачить в покое и тишине. Часа через полтора за ее спиной
послышались чьи-то шаги. Джил раздраженно обернулась и с облегчением
перевела дух - это был Пискатор. Как обычно, он нес в руках удочку и
большую плетеную корзину. Подойдя к ней, японец устроился рядом и протянул
сигарету. Джил покачала головой. Они сидели молча, поглядывая на
поверхность воды, которую едва рябил легкий ветерок.
Наконец, Пискатор прервал молчание.
- Скоро мне предстоит расставание с моими учениками и любимым
занятием, - он погладил бамбуковое удилище.
- Вас это огорчает?
- А вы как думаете? Придется сменить приятную жизнь на тяготы
экспедиции, которая может привести всех нас к гибели. Я не пророк и не
знаю, что ждет впереди... - Он помолчал. - Ну, а вы? Больше не было таких
случаев, как той ночью?
- Нет, все в порядке.
- Однако, носите в сердце занозу?
- Что вы имеете в виду? - Джил повернулась к японцу, надеясь, что он
не заметит ее замешательства.
- Я бы сказал, даже три занозы: честолюбивые мечты, эта русская и,
прежде всего, вы сами, Джил.
- Да, конечно, у меня есть свои проблемы... Но у кого их нет? У вас?
Разве вы не такой же человек, как все?
- О, да, - улыбнулся Пискатор, - еще в большей степени, чем другие, и
я говорю об этом без излишней скромности. Почему в большей? Потому, что я
реализовал свои человеческие возможности почти во всей их полноте. Не могу
настаивать, чтобы вы сейчас поверили мне. Быть может, когда-нибудь... или
такой день вообще не наступит... - он проследил взглядом мелькнувшую в
воде рыбешку. - Так вот, к вопросу о человечности. Я часто задумываюсь -
все ли, кто встретился мне здесь, принадлежат к роду человеческому? Я имею
в виду - к роду Гомо сапиенс.
- Весьма возможно, что среди нас действуют Их агенты... тех, кто
создал этот мир и несет за него ответственность. Трудно сказать, зачем они
здесь. Я бы предположил, что они действуют как катализаторы нашей
жизнедеятельности. Я подразумеваю не физическую деятельность -
строительство судна или дирижабля, хотя и здесь их вмешательство тоже
допустимо - нет, я говорю о психическом воздействии. Я бы назвал его
гуманизирующим влиянием, причем направленным к цели, сходной с постулатами
Церкви Второго Шанса, - очищению человеческого духа. Или, если
воспользоваться христианской метафорой, - отделением овец от козлищ.
Он помолчал и вытащил новую сигарету.
- Развивая дальше этот метафорический религиозный подход, мы можем
заподозрить наличие двух сил - силы зла и силы добра, причем первая из них
работает против осуществления упомянутой мной цели.
- Что? - Джил резко повернулась к японцу. - У вас есть
доказательства?
- Нет, только предположения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124
хотелось бы обуздать гнев, подавить негодование и обиду, избавиться от
гнетущего чувства неуверенности... О Боже, почему другие люди способны
довольствоваться тем, что имеют!
Пискатор, видимо, разгадал ее состояние. Она нередко замечала
обращенный на нее пристальный взгляд, но в ответ японец лишь улыбался и
быстро отводил глаза. Конечно, он понимал все.
Прошло полгода; вылет "Парсефаля" был задержан, Файбрас неоднократно
предлагал Обреновой переселиться поближе к нему; его намерения - как и
явное безразличие Анны - ни для кого не были секретом.
- Рядом с ней вы в чем-то выигрываете и что-то теряете, - с кривой
улыбочкой обратился он как-то к Джил. - Возможно, ей вообще не нужны
мужчины. Вокруг нее вьется целая туча поклонников, а она холодна, словно
Венера Милосская.
- Я уверена, что она не лесбиянка.
- Похоже, вы в этом хорошо разбираетесь? Ха-ха!
- Ну вас к черту! Вы же знаете - мои вкусы разнообразны.
- А вернее сказать - непостоянны, - бросил Файбрас ей вслед.
Несколько последних месяцев Джил прожила с Абелем Парком, красивым,
стройным и неглупым юношей. Он был воспитан Рекой - одним из многих
миллионов детей, умерших на Земле в пятилетнем возрасте. Абель не помнил
ни страны, где он родился, ни родного языка. В этом мире его усыновила
шотландская чета из семнадцатого века. В прошлой жизни его приемный отец,
несмотря на бедность, сумел стать врачом в Эдинбурге.
Родителей Абеля убили, он отправился вниз по Реке и добрался до
Пароландо. Юноша вызвал симпатию у Джил, и она пригласила его в свою
хижину. Они прожили несколько месяцев в идиллическом согласии. Но его
невежество ужасало Джил, и она принялась учить его всему - истории,
философии, поэзии и даже арифметике. Он многое постигал легко, но, в конце
концов, упрекнул свою подругу в высокомерии.
- Но я всего лишь хочу дать тебе знания, восполнить то, чего тебя
лишила ранняя смерть.
- Да, однако, ты слишком нетерпелива и забываешь, что у меня нет
никакой подготовки. Вещи, простые и естественные для тебя, меня сбивают с
толка. - Он помолчал. - Ты какой-то воинствующий эрудит... просто... как
это называется? - сноб!
Это ее поразило, и хотя Джил пыталась протестовать, в глубине души
она понимала его правоту. В их отношениях уже ничего нельзя было изменить,
и он ушел к другой женщине.
Джил убеждала себя, что ее бывший приятель заражен идеей мужского
превосходства и не в силах воспринимать ее как равного партнера. Но вскоре
ей стало ясно, что в этом лишь часть правды. Да, на подсознательном уровне
она презирала его за невежество, за то, что он не мог сравняться с ней в
интеллектуальном плане. Лишь сейчас она уловила подоплеку событий и,
сожалея о случившемся, одновременно стыдилась его.
В дальнейшем она уже не прилагала усилий, чтобы сохранить
распадавшиеся связи. Ее партнерами были и мужчины, и женщины, которые,
подобно ей, стремились лишь снять напряжение плоти. Но внутренняя тревога
нарастала, и Джил все больше нуждалась в постоянной привязанности.
Она обратила внимание, что ни один гость не переступал порог хижин
Торна и Обреновой. В их отношениях с людьми не замечалось и следа того,
что можно было бы истолковать как сексуальное влечение - даже случайных
встреч на одну ночь.
По-видимому, Торну нравилось общество Обреновой; Джил часто являлась
свидетелем их оживленных бесед. Возможно, он домогался ее любви, а она
уклонялась, не желая становиться вынужденной заменой его первой жены?
За три дня до старта большого дирижабля состоялся праздник. Вдоль
берега толкалась масса народа; стоял такой шум и гам, что Джил просидела
весь день у себя в хижине. На следующее утро она направилась к небольшому
озеру, чтобы порыбачить в покое и тишине. Часа через полтора за ее спиной
послышались чьи-то шаги. Джил раздраженно обернулась и с облегчением
перевела дух - это был Пискатор. Как обычно, он нес в руках удочку и
большую плетеную корзину. Подойдя к ней, японец устроился рядом и протянул
сигарету. Джил покачала головой. Они сидели молча, поглядывая на
поверхность воды, которую едва рябил легкий ветерок.
Наконец, Пискатор прервал молчание.
- Скоро мне предстоит расставание с моими учениками и любимым
занятием, - он погладил бамбуковое удилище.
- Вас это огорчает?
- А вы как думаете? Придется сменить приятную жизнь на тяготы
экспедиции, которая может привести всех нас к гибели. Я не пророк и не
знаю, что ждет впереди... - Он помолчал. - Ну, а вы? Больше не было таких
случаев, как той ночью?
- Нет, все в порядке.
- Однако, носите в сердце занозу?
- Что вы имеете в виду? - Джил повернулась к японцу, надеясь, что он
не заметит ее замешательства.
- Я бы сказал, даже три занозы: честолюбивые мечты, эта русская и,
прежде всего, вы сами, Джил.
- Да, конечно, у меня есть свои проблемы... Но у кого их нет? У вас?
Разве вы не такой же человек, как все?
- О, да, - улыбнулся Пискатор, - еще в большей степени, чем другие, и
я говорю об этом без излишней скромности. Почему в большей? Потому, что я
реализовал свои человеческие возможности почти во всей их полноте. Не могу
настаивать, чтобы вы сейчас поверили мне. Быть может, когда-нибудь... или
такой день вообще не наступит... - он проследил взглядом мелькнувшую в
воде рыбешку. - Так вот, к вопросу о человечности. Я часто задумываюсь -
все ли, кто встретился мне здесь, принадлежат к роду человеческому? Я имею
в виду - к роду Гомо сапиенс.
- Весьма возможно, что среди нас действуют Их агенты... тех, кто
создал этот мир и несет за него ответственность. Трудно сказать, зачем они
здесь. Я бы предположил, что они действуют как катализаторы нашей
жизнедеятельности. Я подразумеваю не физическую деятельность -
строительство судна или дирижабля, хотя и здесь их вмешательство тоже
допустимо - нет, я говорю о психическом воздействии. Я бы назвал его
гуманизирующим влиянием, причем направленным к цели, сходной с постулатами
Церкви Второго Шанса, - очищению человеческого духа. Или, если
воспользоваться христианской метафорой, - отделением овец от козлищ.
Он помолчал и вытащил новую сигарету.
- Развивая дальше этот метафорический религиозный подход, мы можем
заподозрить наличие двух сил - силы зла и силы добра, причем первая из них
работает против осуществления упомянутой мной цели.
- Что? - Джил резко повернулась к японцу. - У вас есть
доказательства?
- Нет, только предположения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124