Приложившись к своему пиву, Гуннар кивнул:
– Отлично понимаю, почему растениям захотелось создать животных. В особенности – овец.
Моя сигарета тем временем превратилась в крохотный тлеющий окурок фильтра. Раздавив его двумя пальцами в порошок, я подавил в себе желание закурить новую:
– Ну, одно махонькое разумное зерно в этом есть. Если б ты знал мою тетю Беатрис, так сразу согласился бы, что она – настоящая рабыня африканских фиалок.
Но в-в-вегентологистическая космология посложнее будет. Перманентные войны добра и зла; бесконечные циклы самосева и роста; жизнь в нашем, земном мире – что-то вроде духовного отпуска в тылу между сражениями на космических фронтах противоборства фруктов. Вершинная задача, насколько я понял, вспомнить все свои предыдущие воплощения и выяснить, каким растением ты был в докембрийский период.
Гуннар вновь приложился к бутылке – и обнаружил, что она пуста:
– Это что же – они все хотят па-по-рот-ни-ка-ми стать?
Меня осенила грешная мысль:
– А знаешь что, Гуннар, если тебя так заинтересовала эта церковь, у меня в машине случайно завалялось фунтов тридцать брошюр и монографий. Если ты меня хорошо попросишь, я тебе их дам почитать и даже без возврата.
– Ишь что вздумал! – с этими словами Гуннар разбил свою пустую бутылку о голову подоспевшего гнома и сделал бармену знак, чтобы тот кинул ему новую. Очередная бутылка для Гуннара пролетела через участок пространства, несколько микросекунд назад занятый моей головой (не волнуйтесь, я успел пригнуться) и опустилась откупоренным горлышком вверх на жаждущую ладонь моего приятеля.
Да, когда Сэм отсутствовал, в «Раю» все шло совсем не так, как при нем. Однозначно.
– Спорим, в День Деревьев твоя подружка просто писает от удовольствия, – заметил Гуннар. Я только вздохнул:
– В этом году они устраивали заутреню на рассвете в дендрарии парка Комо. Во время ужина видеозапись показывали.
– У-жи-на?
Улыбнувшись, я пожал плечами:
– Ну, один плюс у них есть – они не вегетарианцы. На ужин подавали копченые ребрышки, курятина и бифштекс форматом тридцать на сорок. Откормили меня, как поросенка. Хрю-хрю. – Откинувшись на табурете, я похлопал себя по животу и шумно отхлебнул виски.
Гуннар кивнул:
– Ну ладно, это уже пол-удачного вечера. Вернемся к твоей подружке. Дала ли она тебе шанс… э-э-э… вспахать поле? Разбросать твои семена? – Сдвинув брови, он почесал подбородок. – Ну, как это могут метафорически назвать вегентологи?
Вновь припав к стакану, я выиграл несколько секунд для финальной полировки Гениальной Лжи. «А-а, пошло оно все кой-куда, – решил я, – скажу правду».
– Нет, – сознался я.
Гуннар, похоже, ничуть не удивился.
– Часов в девять возвращаемся мы на стоянку у ресторана, где я запарковал машину. За рулем была она. Затормозила. Остановилась не заглушая мотора. Явно ждала, пока я уберусь из ее машины. Ну, я набрался храбрости по максимуму, перегнулся к ней и поцеловал прямо в губы.
Гуннар выгнул бровь:
– Тогда-то она и начистила тебе фары? Я покачал головой:
– По-моему, лучше бы начистила. Нет, она просто уставилась на меня с невероятно недоумевающим видом, словно говоря: «А это еще зачем?» Ну я, это самое, ну, знаешь, стал мучительно подыскивать слова…
– Это ты великолепно умеешь, – вставил Гуннар.
– А она сказала: «Не пойми меня неправильно, Па… э-э-э. Макс. Серьезно, я польщена, что ты так ко мне относишься. И знаешь, развлечься с тобой в постели было бы довольно забавно. У меня сто лет не было мужчин, которые так остро нуждались бы в наставнице. Но, Макс, секс без эмоциональных коннотаций – всего лишь коллективная мастурбация, а мне, честно говоря, уже надоело коллекционировать скальпы».
Гуннар плюхнул свою освобожденную от пива бутылку на стойку:
– Тогда-то она и пожала тебе руку на прощанье? Я поставил свой пустой стакан рядом с Гуннаровой пустой бутылкой:
– Угу.
Мы оба уставились на отблески виртуального света в виртуальном стекле.
– Гуннар? – раздалось за нашей спиной. – Макс Супер?
Мы единодушно оглянулись. Перед нами стоял один из прилизанных мальчиков-автоматчиков дона Вермишелли, заложив правую руку за лацкан дорогого, но безвкусного пиджака в мелкую полоску. Он больше походил на Наполеона с рекламного плаката бутика, чем на парня с револьвером за пазухой.
– Дон сейчас вас повидает. Переглянувшись, мы с Гуннаром синхронно спрыгнули с табуретов.
– Как удачно, что мы сегодня в видимом состоянии, – заметил я.
– Заткнись, Макс, – прошипел Гуннар. – И ради Бога, учти – говорить буду я. Твой язычок нас обоих на тот свет отправит.
9. ПЕТРУШКА. ШАЛФЕЙ. РОЗМАРИН. «ПОЛИПО ВЕРАЧИ»
Дон Луиджи Вермишелли имел личный столик в дальнем левом углу «Рая». В «Раю» преобладали круглые столики. Но столик дона имел форму полумесяца – чтобы удобнее было его эффектному брюху.
Я уже упоминал, что в виртуальной реальности детали становятся видны по мере приближения к человеку или предмету. Дон Луиджи умело пользовался этим фактором. Взгляните на него из противоположного угла зала – и вам покажется, будто это белый метеорологический аэростат в шляпе и с руками. Но приблизьтесь к его столику, и вы убедитесь, что это человек – хотя и невероятно тучный – в белом льняном костюме-тройке, белой рубашке, с белым галстуком и в белой шляпе-панаме. Подойдите еще ближе, и вы откроете для себя, что багровый, бесформенный ком между полями его шляпы и воротником рубашки – вовсе не колоссальный помидор-мутант, а просто-напросто его голова. Сделайте несколько финальных шагов, проникнув в зону беспредельного влияния (не говоря уже о гравитационном притяжении) дона Луиджи, и вы услышите жалобные переборы мандолины, узрите мерцающие огоньки свечей (подсвечниками служат бутылки от кьянти) и подивитесь, что, несмотря на невероятное множество деликатесов на столике перед ним, белый костюм дона Вермишелли не осквернен ни единым жирным пятнышком или капелькой соуса.
Обычно примерно в этот момент несколько из мальчиков-автоматчиков дона засовывают свои револьверы вам в ноздри и спрашивают своего босса, не желает ли он отправить вас на тот свет.
– Мальчики, мальчики, – произнес дон Вермишелли. – Что с вами такое? Расслабьтесь.
Голос у него был удивительно грубый и негромкий, а акцент такой сильный, что его правдивое воспроизведение средствами орфографии подпадало бы под закон о высмеивании этнических групп. Так что я этот акцент воспроизводить не буду. – Гуннар и Макс – мои дру-зь-я.
Мальчики-автоматчики, попятившись, пропустили нас к столику.
– Прошу, – заявил дон Луиджи, похлопывая по дугообразной скамье справа от себя. – Посидим. Поговорим.
Я попытался уступить Гуннару честь восседать рядом с доном, но Гуннар столь же рьяно пытался уступить эту честь мне, так что мы оба суетились вокруг скамьи, как клоуны, пока я не плюнул и не уселся на спорное место сам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88