Посмотри на меня, я же сбежала к тебе и Вазаро.
– Но ты скоро вернешься?
– Через несколько дней. Я должна быть в Париже. Теперь у меня нет причин оставаться здесь. Твой Вазаро исцелил меня.
– Вазаро… – Катрин покачала головой. – Нет, мы сами себя исцеляем. В Вазаро нет настоящего волшебства.
– Неужели? – улыбнулась Жюльетта. – Не старайся так легко отказываться от того, во что верила.
Ладонь Катрин ласково тронула кудри Жюльетты.
– Год назад ты смеялась над волшебством.
– Возможно, я узнала, как мудро быть глупой. – Жюльетта уселась на пятки. – А ты – как глупо быть мудрой. – Она широко улыбнулась, и ее карие глаза блеснули в свете свечи. – Правда, это звучит безобразно глубокомысленно. А теперь мы должны найти способ объединить и то и другое в некой гармонии.
У Катрин неожиданно поднялось настроение.
– Оставайся сегодня на ночь в моей комнате, – порывисто сказала она. – Помнишь, как иногда в аббатстве я проскальзывала в твою келью и мы болтали и смеялись почти до утренних молитв?
Жюльетта вскочила на ноги и подбежала к кровати.
– Надевай ночную рубашку. – Она откинула покрывало и нырнула под одеяло.
Катрин засмеялась и направилась к комоду за ночной рубашкой. Она вдруг почувствовала себя юной и беззаботной, полной радости просто от того, что живет на свете.
Жюльетта болтала о портрете Мишеля, затем перескочила на более чем сомнительную оценку характера Филиппа, а потом перешла на искусство изготовления вееров.
Катрин скользнула в постель рядом с Жюльеттой и уже нагнулась, чтобы задуть свечи. Жюльетта замолчала.
Катрин обернулась к подруге.
– Жюльетта!
– Все не так, как прежде. Мы не можем вернуть этого прошлого, правда?
– Что ты хочешь этим сказать?
– Прежние времена… Я думала, мы можем уйти туда, хотя бы ненадолго… Но мы теперь уже совсем не те. Мы не можем болтать и хихикать до рассвета. Не можем стать детьми.
– Нет. – Катрин поразмыслила. – Но, наверное, это и к лучшему. – Она протянула руку и взяла пальцы Жюльетты в свои. – Я думаю, наша дружба теперь крепче. Сегодня днем ты призналась, что любишь меня. А тогда ты этого сказать не могла.
Пальцы Жюльетты переплелись с пальцами Катрин.
– Я тебя действительно люблю. И если бы не это, то я бы оставила тебя жить в тишине и покое в твоем саду, где мне не надо было бы о тебе беспокоиться. – Она сделала попытку рассмеяться. – Ты же знаешь, какая я эгоистка. На следующей неделе я, наверное, скажу тебе, чтобы ты забыла все, что я сказала, и… Нет, это не правда. Я хочу, чтобы твоя жизнь была полной и богатой. Я не позволю, чтобы ты этого лишилась.
Между ними наступило молчание.
– Я тоже хочу, чтобы твоя жизнь была полной и богатой, Жюльетта. – Катрин нерешительно помолчала, а потом робко спросила:
– Почему именно Жан-Марк? Ты же знаешь, он…
– Знаю. Но это ничего не меняет.
Так они и лежали, дружески сплетя пальцы и глядя на обрамленные серебром тени комнаты.
Спустя долгое время Катрин спокойно произнесла:
– Когда ты соберешься в Париж, я поеду с тобой.
* * *
Филипп помог Жюльетте сесть в экипаж, а потом помедлил, глядя на Катрин.
– Я этого не одобряю. Ваше место здесь.
– Мое место там, где я сама решу. – Катрин улыбнулась и протянула руку. – Позаботьтесь о моем Вазаро, Филипп. И не оставьте вниманием Мишеля. Смотрите, чтобы он каждый день делал уроки.
– Хорошо. – И, поднося ее руку к губам, Филипп серьезно прибавил:
– Я стараюсь, Катрин.
– Я знаю. – Катрин позволила ему подсадить себя в экипаж и расположилась рядом с Жюльеттой.
Филипп отступил, дал знак Леону, и экипаж рывком тронулся с места.
Он загрохотал по подъездной аллее мимо лимонных деревьев по направлению к дороге. Филипп стоял, глядя им вслед, и, когда они повернули на Канны, поднял руку, прощаясь. Луч раннего утреннего солнца осветил его волосы, позолотив их.
– О чем ты думаешь? – с любопытством спросила Жюльетта, глядя в лицо подруги.
– О том, какой он красивый. – Голос Катрин звучал отстраненно. – Если бы не аббатство, я, наверное, вышла бы за него замуж и была бы счастлива. И мне никогда не пришло бы в голову желать чего-то большего, чем то, что я видела в нем, потому что во мне самой было не больше глубины.
– Ты более основательный человек, чем считалось!
– Я была нестерпимо чопорной.
– Просто чопорной. – Глаза Жюльетты озорно блеснули. – Я же тебя терпела, правда?
– Мы обе терпели друг друга. – Катрин рассмеялась. – Боже праведный, и как я только позволяла тебе заставлять меня бегать за тобой в тот склеп!.. – Смех оборвался, но Катрин удалось обуздать ужас. Она решительно улыбнулась, изгоняя воспоминания и оставляя лишь те, которыми можно было дорожить. – Временами ты вела себя по отношению ко мне возмутительно.
Жюльетта, заметив ее усилия, протянула руку, сжав пальцы Катрин с осторожной небрежностью.
– Зато это было хорошо для твоего характера. Теперь Франсуа по сравнению со мной покажется тебе святым.
Франсуа. Катрин откинулась в экипаже, испытывая смешанное чувство возбуждения и страха. Откуда ей знать, нужна ли она еще Франсуа? Жюльетта сказала, что нужна, но она могла ошибаться. Шесть месяцев – большой срок. Возможно, у него уже есть другая.
Что ж, если уже слишком поздно, у нее хватит сил принять эту новость с достоинством.
Она не могла больше жить в райском саду.
– Мадемуазель Катрин, как приятно видеть вас в добром здравии! – Робер тепло улыбнулся, придерживая входную дверь. Его взгляд устремился через плечо Катрин на улицу, где Жюльетта присматривала за разгрузкой своих красок и холстов. Неожиданно она обернулась и взбежала по ступенькам.
– Здравствуйте, мадемуазель! – Робер так и засиял улыбкой при виде девушки. – Месье Андреас будет очень рад вашему возвращению. С тех пор как вы уехали, дом кажется совсем пустым.
Жюльетта усмехнулась.
– Я уверена в одном: в нем было гораздо тише. – Она развязала ленты шляпки. – Но почему вы открываете дверь? Где слуги?
– Никого больше нет, кроме Мари и меня. Месье Андреас уволил их всех через несколько дней после вашего отъезда из Парижа.
– Как странно! – Жюльетта нахмурилась. – Я поговорю с ним об этом. Где он?
– Он еще не вставал.
– Боже правый, да ведь уже почти полдень! Он ведь всегда встает рано. – Глаза Жюльетты тревожно заметались. – Он болен? – И она бегом бросилась к лестнице. – Я должна посмотреть, Катрин. Проследи, чтобы при разгрузке не повредили портрет Мишеля.
Минуту спустя Жюльетта ворвалась в комнату Жан-Марка.
– Что случилось? Ты болен? Я же знала, мне ни за что не следовало уезжать. – Она поспешила к окну и отдернула шторы, впуская свет. – Смотри, что вышло. В доме нет слуг, ты заболел и…
– Жюльетта. – Голос Жан-Марка звучал хрипло со сна и от удивления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133
– Но ты скоро вернешься?
– Через несколько дней. Я должна быть в Париже. Теперь у меня нет причин оставаться здесь. Твой Вазаро исцелил меня.
– Вазаро… – Катрин покачала головой. – Нет, мы сами себя исцеляем. В Вазаро нет настоящего волшебства.
– Неужели? – улыбнулась Жюльетта. – Не старайся так легко отказываться от того, во что верила.
Ладонь Катрин ласково тронула кудри Жюльетты.
– Год назад ты смеялась над волшебством.
– Возможно, я узнала, как мудро быть глупой. – Жюльетта уселась на пятки. – А ты – как глупо быть мудрой. – Она широко улыбнулась, и ее карие глаза блеснули в свете свечи. – Правда, это звучит безобразно глубокомысленно. А теперь мы должны найти способ объединить и то и другое в некой гармонии.
У Катрин неожиданно поднялось настроение.
– Оставайся сегодня на ночь в моей комнате, – порывисто сказала она. – Помнишь, как иногда в аббатстве я проскальзывала в твою келью и мы болтали и смеялись почти до утренних молитв?
Жюльетта вскочила на ноги и подбежала к кровати.
– Надевай ночную рубашку. – Она откинула покрывало и нырнула под одеяло.
Катрин засмеялась и направилась к комоду за ночной рубашкой. Она вдруг почувствовала себя юной и беззаботной, полной радости просто от того, что живет на свете.
Жюльетта болтала о портрете Мишеля, затем перескочила на более чем сомнительную оценку характера Филиппа, а потом перешла на искусство изготовления вееров.
Катрин скользнула в постель рядом с Жюльеттой и уже нагнулась, чтобы задуть свечи. Жюльетта замолчала.
Катрин обернулась к подруге.
– Жюльетта!
– Все не так, как прежде. Мы не можем вернуть этого прошлого, правда?
– Что ты хочешь этим сказать?
– Прежние времена… Я думала, мы можем уйти туда, хотя бы ненадолго… Но мы теперь уже совсем не те. Мы не можем болтать и хихикать до рассвета. Не можем стать детьми.
– Нет. – Катрин поразмыслила. – Но, наверное, это и к лучшему. – Она протянула руку и взяла пальцы Жюльетты в свои. – Я думаю, наша дружба теперь крепче. Сегодня днем ты призналась, что любишь меня. А тогда ты этого сказать не могла.
Пальцы Жюльетты переплелись с пальцами Катрин.
– Я тебя действительно люблю. И если бы не это, то я бы оставила тебя жить в тишине и покое в твоем саду, где мне не надо было бы о тебе беспокоиться. – Она сделала попытку рассмеяться. – Ты же знаешь, какая я эгоистка. На следующей неделе я, наверное, скажу тебе, чтобы ты забыла все, что я сказала, и… Нет, это не правда. Я хочу, чтобы твоя жизнь была полной и богатой. Я не позволю, чтобы ты этого лишилась.
Между ними наступило молчание.
– Я тоже хочу, чтобы твоя жизнь была полной и богатой, Жюльетта. – Катрин нерешительно помолчала, а потом робко спросила:
– Почему именно Жан-Марк? Ты же знаешь, он…
– Знаю. Но это ничего не меняет.
Так они и лежали, дружески сплетя пальцы и глядя на обрамленные серебром тени комнаты.
Спустя долгое время Катрин спокойно произнесла:
– Когда ты соберешься в Париж, я поеду с тобой.
* * *
Филипп помог Жюльетте сесть в экипаж, а потом помедлил, глядя на Катрин.
– Я этого не одобряю. Ваше место здесь.
– Мое место там, где я сама решу. – Катрин улыбнулась и протянула руку. – Позаботьтесь о моем Вазаро, Филипп. И не оставьте вниманием Мишеля. Смотрите, чтобы он каждый день делал уроки.
– Хорошо. – И, поднося ее руку к губам, Филипп серьезно прибавил:
– Я стараюсь, Катрин.
– Я знаю. – Катрин позволила ему подсадить себя в экипаж и расположилась рядом с Жюльеттой.
Филипп отступил, дал знак Леону, и экипаж рывком тронулся с места.
Он загрохотал по подъездной аллее мимо лимонных деревьев по направлению к дороге. Филипп стоял, глядя им вслед, и, когда они повернули на Канны, поднял руку, прощаясь. Луч раннего утреннего солнца осветил его волосы, позолотив их.
– О чем ты думаешь? – с любопытством спросила Жюльетта, глядя в лицо подруги.
– О том, какой он красивый. – Голос Катрин звучал отстраненно. – Если бы не аббатство, я, наверное, вышла бы за него замуж и была бы счастлива. И мне никогда не пришло бы в голову желать чего-то большего, чем то, что я видела в нем, потому что во мне самой было не больше глубины.
– Ты более основательный человек, чем считалось!
– Я была нестерпимо чопорной.
– Просто чопорной. – Глаза Жюльетты озорно блеснули. – Я же тебя терпела, правда?
– Мы обе терпели друг друга. – Катрин рассмеялась. – Боже праведный, и как я только позволяла тебе заставлять меня бегать за тобой в тот склеп!.. – Смех оборвался, но Катрин удалось обуздать ужас. Она решительно улыбнулась, изгоняя воспоминания и оставляя лишь те, которыми можно было дорожить. – Временами ты вела себя по отношению ко мне возмутительно.
Жюльетта, заметив ее усилия, протянула руку, сжав пальцы Катрин с осторожной небрежностью.
– Зато это было хорошо для твоего характера. Теперь Франсуа по сравнению со мной покажется тебе святым.
Франсуа. Катрин откинулась в экипаже, испытывая смешанное чувство возбуждения и страха. Откуда ей знать, нужна ли она еще Франсуа? Жюльетта сказала, что нужна, но она могла ошибаться. Шесть месяцев – большой срок. Возможно, у него уже есть другая.
Что ж, если уже слишком поздно, у нее хватит сил принять эту новость с достоинством.
Она не могла больше жить в райском саду.
– Мадемуазель Катрин, как приятно видеть вас в добром здравии! – Робер тепло улыбнулся, придерживая входную дверь. Его взгляд устремился через плечо Катрин на улицу, где Жюльетта присматривала за разгрузкой своих красок и холстов. Неожиданно она обернулась и взбежала по ступенькам.
– Здравствуйте, мадемуазель! – Робер так и засиял улыбкой при виде девушки. – Месье Андреас будет очень рад вашему возвращению. С тех пор как вы уехали, дом кажется совсем пустым.
Жюльетта усмехнулась.
– Я уверена в одном: в нем было гораздо тише. – Она развязала ленты шляпки. – Но почему вы открываете дверь? Где слуги?
– Никого больше нет, кроме Мари и меня. Месье Андреас уволил их всех через несколько дней после вашего отъезда из Парижа.
– Как странно! – Жюльетта нахмурилась. – Я поговорю с ним об этом. Где он?
– Он еще не вставал.
– Боже правый, да ведь уже почти полдень! Он ведь всегда встает рано. – Глаза Жюльетты тревожно заметались. – Он болен? – И она бегом бросилась к лестнице. – Я должна посмотреть, Катрин. Проследи, чтобы при разгрузке не повредили портрет Мишеля.
Минуту спустя Жюльетта ворвалась в комнату Жан-Марка.
– Что случилось? Ты болен? Я же знала, мне ни за что не следовало уезжать. – Она поспешила к окну и отдернула шторы, впуская свет. – Смотри, что вышло. В доме нет слуг, ты заболел и…
– Жюльетта. – Голос Жан-Марка звучал хрипло со сна и от удивления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133