Я очень хорошо поступаю, позволяя тебе обходиться без меня. – Глаза Жюльетты блеснули. – Я бы наверняка не вынесла, если бы ты стала душить меня заботой.
– Но ты по крайней мере вернешься в Вазаро перед Парижем?
– Разумеется. Хочу написать Мишеля.
Катрин улыбнулась. Жюльетта по-прежнему боялась признаться в любви или показать ее.
– Когда ты вернешься, тогда мы все и обсудим. – Она поднялась. – Оставляю тебя работать и велю подать ужин.
– Подожди. – Жюльетта бросила этюдник на подоконник. – У меня есть для тебя подарок. – Она прошла к лакированному столу розового дерева и открыла средний ящик. – Пообещай мне, что воспользуешься им.
– Подарок? – Катрин вспомнила день, когда Жюльетта подарила ей медальон с миниатюрой. Казалось, это было в другой жизни.
Жюльетта достала из ящика большую книгу, переплетенную в красный сафьян.
– Это дневник, и ты опишешь в нем каждый день. Я пометила страницы. – Она помедлила. – Начиная со второго сентября 1792 года.
Улыбка Катрин растаяла.
– Аббатство.
– Он не предназначен ни для чьих глаз, кроме твоих. – Жюльетта вложила дневник в руки Катрин. – Он поможет тебе, Катрин.
– Нет…
– Мне помогло. Жан-Марк заставил меня написать то, что произошло, и… Я ненавидела его все время, пока писала этих негодяев. – Глаза Жюльетты встретились с взглядом подруги. – Но это освободило меня. А я не хочу, чтобы ты оставалась узницей, когда я уже на свободе.
Катрин неуверенно улыбнулась.
– Я не умею рисовать.
– Но ты умеешь писать картины словами. У тебя с книгами гораздо лучше получается, чем у меня. Обещай мне, что сделаешь это.
– Сейчас я не могу.
Жюльетта кивнула.
– Оставь первые страницы незаполненными, а потом вернешься к ним. Но когда-нибудь ты все опишешь.
– Когда-нибудь да.
– Скоро?
Катрин обняла подругу.
– Скоро. А теперь позволь мне уйти, пока я не разревелась, а ты не разозлилась на меня за то, что я хнычу. – Катрин задержалась у двери. – Жан-Марк с Франсуа вернутся к вечеру?
– Не знаю. Если бы ему удалось, он бы отплыл сразу, не возвращаясь сюда. Но перед отъездом ему захочется убедиться, что ты совсем поправилась.
– В таком случае за ужином мы будем втроем.
– Но ты ведь говорила и о мальчике.
– Я ненадолго отослала Филиппа. Он уже давно не виделся с семьей. – Катрин направилась к двери. – Сейчас Вазаро в нем не нуждается.
– И хозяйка Вазаро – тоже, – негромко прибавила Жюльетта.
– Да, и она. – Катрин неожиданно почувствовала себя невесомой, словно что-то заключенное в ней отпало. Ее руки крепче сжали дневник. – Совсем.
* * *
Жан-Марк прибыл в Вазаро только после полуночи, Франсуа с ним не было.
Жюльетта выпрыгнула из постели, услышав его шаги по камням подъездной аллеи, и, когда Жан-Марк стал подниматься по ступенькам, она распахнула дверь.
– Есть у нас корабль?
– Корабль есть у меня, – отозвался Жан-Марк. – «Удача» ожидает в гавани. Франсуа задержался в Каннах. Он переговорит с представителями порта, чтобы мы могли отплыть завтра вечером.
– Хорошо, что он занимается полезным делом. – Она смотрела на Жан-Марка. Глубокие усталые складки залегли вокруг его рта, и было ясно, что он не в самом добром расположении духа. – Вы ужинали?
– Перед отъездом из Канн. – Жан-Марк окинул взглядом девушку. – Вы всегда надеваете на ночь это малопристойное одеяние?
Жюльетта посмотрела на необъятную белую ночную рубашку, в которой она просто утонула.
– А что? Мари была очень добра, что дала ее мне, она удобная и теплая. Здесь ночи не такие прохладные, как в Париже, но все равно…
– Не имеет значения. – Жан-Марк закрыл дверь и прошел через вестибюль. – Спокойной ночи, Жюльетта.
– Знаете, я ведь еду в Испанию с вами.
Жан-Марк не обернулся.
– Нет.
– Я говорю по-испански. Она моя мать. Я нужна вам.
– Я не собираюсь с вами спорить. Я устал. Весь день мне досаждали жадные чиновники, которых я с удовольствием утопил бы, а не подкупал, и мне еще надо найти способ избавиться от Франсуа до отъезда.
– Но я действительно нужна вам. Жан-Марк обернулся, и Жюльетта замерла, увидев выражение его лица.
– В этом путешествии ваша роль сводилась бы лишь к Удовлетворению моих насущных плотских потребностей. Я буду только употреблять вас. – Он говорил с нарочитым Цинизмом, задавшись целью отвратить ее от опасного путешествия. – Если же все-таки вы решитесь, то знайте: ваши функции будут заключаться именно в этом. Понятно?
– Вы мне угрожаете?
– Нет, я вас предупреждаю. – Жан-Марк криво усмехнулся. – Одному богу известно, почему у меня не было женщины с тех пор, как я уехал из Марселя, и сейчас я разгорячен так же, как ваш похотливый герцог де Грамон.
– Он был не мой, а моей матери.
– За что я несказанно благодарен. Но даже если бы вы побывали в постелях всех дворян Версаля, я все равно пригласил бы вас в свою.
– По-моему, это было бы неумно. У большинства из них французская болезнь.
– Могу вас заверить, что в моем нынешнем состоянии это не имело бы для меня ни малейшего значения.
– Это было бы неразумно с вашей стороны. Недолгое удовольствие, а потом в высшей степени… – Жюльетта умолкла. Она мгновенно осознала, что слова нужны ей, чтобы спрятать вновь охватившее ее томление внизу живота, настойчивое покалывание в грудях, непроизвольное затвердение сосков и яростный жар, опаливший ее бедра…
Взгляд Жан-Марка был прикован к лицу девушки.
– Не делайте этого, Жюльетта. Я в странном положении – я уважаю вас, а это для меня необычно. Раз в жизни пытаюсь забыть о своем желании и отпустить вас на свободу. – Он помедлил. – Вы были правы. Я никогда не любил женщины и не собираюсь влюбляться. Для меня все это игра, которую я должен всегда выигрывать. Я никогда не сдаюсь. Если вы не хотите, чтобы наши отношения закончились обычным приятным образом, вы останетесь в Вазаро. – Он стал подниматься по ступенькам. – А если вы все же решите поехать, то не берите с собой эту неописуемую рубашку. Первое, что я сделаю, – это выброшу ее за борт.
* * *
– Кто это? – спросил Мишель.
Катрин бросила еще две розы в корзину, прежде чем взглянуть на гребень холма, куда показывал Мишель.
Там стоял Франсуа и не сводил с нее пристального взгляда.
– Франсуа Эчеле, один из парижских гостей.
– Я знаю. Он был в доме в тот день, когда ты покалечилась, но тебе-то он кто?
– Я же тебе сказала.
– Он рассердился на месье Филиппа, – сказал Мишель. – По-моему, он готов был его убить за то, что тот причинил тебе боль.
– Ты ошибаешься, я ему безразлична. – И тем не менее этот человек был моим мужем, потрясение вспомнила Катрин. Если не в глазах бога, то в глазах Французской республики. Воспоминания о том дне потускнели в ее памяти и стали похожи на сон, как все то, что случилось перед тем, как она впервые выглянула из окна экипажа и увидела Ваза-ро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133
– Но ты по крайней мере вернешься в Вазаро перед Парижем?
– Разумеется. Хочу написать Мишеля.
Катрин улыбнулась. Жюльетта по-прежнему боялась признаться в любви или показать ее.
– Когда ты вернешься, тогда мы все и обсудим. – Она поднялась. – Оставляю тебя работать и велю подать ужин.
– Подожди. – Жюльетта бросила этюдник на подоконник. – У меня есть для тебя подарок. – Она прошла к лакированному столу розового дерева и открыла средний ящик. – Пообещай мне, что воспользуешься им.
– Подарок? – Катрин вспомнила день, когда Жюльетта подарила ей медальон с миниатюрой. Казалось, это было в другой жизни.
Жюльетта достала из ящика большую книгу, переплетенную в красный сафьян.
– Это дневник, и ты опишешь в нем каждый день. Я пометила страницы. – Она помедлила. – Начиная со второго сентября 1792 года.
Улыбка Катрин растаяла.
– Аббатство.
– Он не предназначен ни для чьих глаз, кроме твоих. – Жюльетта вложила дневник в руки Катрин. – Он поможет тебе, Катрин.
– Нет…
– Мне помогло. Жан-Марк заставил меня написать то, что произошло, и… Я ненавидела его все время, пока писала этих негодяев. – Глаза Жюльетты встретились с взглядом подруги. – Но это освободило меня. А я не хочу, чтобы ты оставалась узницей, когда я уже на свободе.
Катрин неуверенно улыбнулась.
– Я не умею рисовать.
– Но ты умеешь писать картины словами. У тебя с книгами гораздо лучше получается, чем у меня. Обещай мне, что сделаешь это.
– Сейчас я не могу.
Жюльетта кивнула.
– Оставь первые страницы незаполненными, а потом вернешься к ним. Но когда-нибудь ты все опишешь.
– Когда-нибудь да.
– Скоро?
Катрин обняла подругу.
– Скоро. А теперь позволь мне уйти, пока я не разревелась, а ты не разозлилась на меня за то, что я хнычу. – Катрин задержалась у двери. – Жан-Марк с Франсуа вернутся к вечеру?
– Не знаю. Если бы ему удалось, он бы отплыл сразу, не возвращаясь сюда. Но перед отъездом ему захочется убедиться, что ты совсем поправилась.
– В таком случае за ужином мы будем втроем.
– Но ты ведь говорила и о мальчике.
– Я ненадолго отослала Филиппа. Он уже давно не виделся с семьей. – Катрин направилась к двери. – Сейчас Вазаро в нем не нуждается.
– И хозяйка Вазаро – тоже, – негромко прибавила Жюльетта.
– Да, и она. – Катрин неожиданно почувствовала себя невесомой, словно что-то заключенное в ней отпало. Ее руки крепче сжали дневник. – Совсем.
* * *
Жан-Марк прибыл в Вазаро только после полуночи, Франсуа с ним не было.
Жюльетта выпрыгнула из постели, услышав его шаги по камням подъездной аллеи, и, когда Жан-Марк стал подниматься по ступенькам, она распахнула дверь.
– Есть у нас корабль?
– Корабль есть у меня, – отозвался Жан-Марк. – «Удача» ожидает в гавани. Франсуа задержался в Каннах. Он переговорит с представителями порта, чтобы мы могли отплыть завтра вечером.
– Хорошо, что он занимается полезным делом. – Она смотрела на Жан-Марка. Глубокие усталые складки залегли вокруг его рта, и было ясно, что он не в самом добром расположении духа. – Вы ужинали?
– Перед отъездом из Канн. – Жан-Марк окинул взглядом девушку. – Вы всегда надеваете на ночь это малопристойное одеяние?
Жюльетта посмотрела на необъятную белую ночную рубашку, в которой она просто утонула.
– А что? Мари была очень добра, что дала ее мне, она удобная и теплая. Здесь ночи не такие прохладные, как в Париже, но все равно…
– Не имеет значения. – Жан-Марк закрыл дверь и прошел через вестибюль. – Спокойной ночи, Жюльетта.
– Знаете, я ведь еду в Испанию с вами.
Жан-Марк не обернулся.
– Нет.
– Я говорю по-испански. Она моя мать. Я нужна вам.
– Я не собираюсь с вами спорить. Я устал. Весь день мне досаждали жадные чиновники, которых я с удовольствием утопил бы, а не подкупал, и мне еще надо найти способ избавиться от Франсуа до отъезда.
– Но я действительно нужна вам. Жан-Марк обернулся, и Жюльетта замерла, увидев выражение его лица.
– В этом путешествии ваша роль сводилась бы лишь к Удовлетворению моих насущных плотских потребностей. Я буду только употреблять вас. – Он говорил с нарочитым Цинизмом, задавшись целью отвратить ее от опасного путешествия. – Если же все-таки вы решитесь, то знайте: ваши функции будут заключаться именно в этом. Понятно?
– Вы мне угрожаете?
– Нет, я вас предупреждаю. – Жан-Марк криво усмехнулся. – Одному богу известно, почему у меня не было женщины с тех пор, как я уехал из Марселя, и сейчас я разгорячен так же, как ваш похотливый герцог де Грамон.
– Он был не мой, а моей матери.
– За что я несказанно благодарен. Но даже если бы вы побывали в постелях всех дворян Версаля, я все равно пригласил бы вас в свою.
– По-моему, это было бы неумно. У большинства из них французская болезнь.
– Могу вас заверить, что в моем нынешнем состоянии это не имело бы для меня ни малейшего значения.
– Это было бы неразумно с вашей стороны. Недолгое удовольствие, а потом в высшей степени… – Жюльетта умолкла. Она мгновенно осознала, что слова нужны ей, чтобы спрятать вновь охватившее ее томление внизу живота, настойчивое покалывание в грудях, непроизвольное затвердение сосков и яростный жар, опаливший ее бедра…
Взгляд Жан-Марка был прикован к лицу девушки.
– Не делайте этого, Жюльетта. Я в странном положении – я уважаю вас, а это для меня необычно. Раз в жизни пытаюсь забыть о своем желании и отпустить вас на свободу. – Он помедлил. – Вы были правы. Я никогда не любил женщины и не собираюсь влюбляться. Для меня все это игра, которую я должен всегда выигрывать. Я никогда не сдаюсь. Если вы не хотите, чтобы наши отношения закончились обычным приятным образом, вы останетесь в Вазаро. – Он стал подниматься по ступенькам. – А если вы все же решите поехать, то не берите с собой эту неописуемую рубашку. Первое, что я сделаю, – это выброшу ее за борт.
* * *
– Кто это? – спросил Мишель.
Катрин бросила еще две розы в корзину, прежде чем взглянуть на гребень холма, куда показывал Мишель.
Там стоял Франсуа и не сводил с нее пристального взгляда.
– Франсуа Эчеле, один из парижских гостей.
– Я знаю. Он был в доме в тот день, когда ты покалечилась, но тебе-то он кто?
– Я же тебе сказала.
– Он рассердился на месье Филиппа, – сказал Мишель. – По-моему, он готов был его убить за то, что тот причинил тебе боль.
– Ты ошибаешься, я ему безразлична. – И тем не менее этот человек был моим мужем, потрясение вспомнила Катрин. Если не в глазах бога, то в глазах Французской республики. Воспоминания о том дне потускнели в ее памяти и стали похожи на сон, как все то, что случилось перед тем, как она впервые выглянула из окна экипажа и увидела Ваза-ро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133