– Сколько мне понадобится?
– Всего несколько капель. Не знаю, зачем ты столько заказывал.
– Я всегда должен быть готов к любой неожиданности. – Дюпре удовлетворенно улыбнулся. – Ты хорошо справился, гражданин.
– Этот яд не безболезнен.
– Неважно, если действует быстро. Это и было самым важ… – Дюпре осекся и вздрогнул от боли. – Матерь Божия!
Баршаль бесстрастно посмотрел на него.
– Что случилось?
– Нога, – выдохнул Дюпре, прислонившись к прилавку. – Я слишком долго ходил сегодня. Лауданум. Приготовь настойку…
– Это обойдется тебе в дополнительную сумму.
Лицо Дюпре исказилось.
– Мне плевать. Эта боль…
Баршаль пожал плечами и отправился в провизорскую. Через несколько минут он вернулся со стаканом жидкости, напоминавшей по цвету молоко.
Дюпре поспешно схватил стакан и осушил его.
– Благодарю, гражданин. – Он наклонил голову и несколько раз глубоко вдохнул воздух. – Уже помогает.
– Четыре франка.
Дюпре поднял голову.
– Ты слишком много просишь.
Баршаль вздернул плечо.
– Ты же сказал, что заплатишь.
Дюпре неохотно протянул ему четыре франка.
– Я постараюсь больше не заходить в твою лавку. – Он повернулся и захромал к двери. – Всего хорошего, гражданин.
Баршаль ухмыльнулся в спину уходящему Дюпре и положил деньги в кассу. «Так ему и надо, уродливому мерзавцу», – удовлетворенно подумал он. От одного вида его физиономии у Баршаля все нутро переворачивалось и ноги отказывались слушаться. Он потянулся за хлебом и сыром и откусил по изрядному куску того и другого, а потом взялся за бутылку и в три глотка прикончил ее.
* * *
Рука Дюпре, когда он торопливо шагал по улице, ласкающе коснулась флакона. Жаль, что ему пришлось избавиться от аптекаря. Аморальный человек его профессии был очень полезен, но Баршаля знали, помимо Дюпре, и другие. Графа необходимо поставить в известность, каким острым было его новое оружие и как безжалостно оно разило.
Дюпре взвесил крошечный флакончик – какой неощутимый, смертельный вес. И все же даже при том, что он подлил в бутылку с вином Баршаля всего несколько капель яда, Дюпре был уверен, что для достижения его цели этого более чем достаточно.
* * *
– Вы не можете сегодня с ним увидеться, – сообщила Катрин мадам Симон, когда та пришла к двери камеры три дня спустя. – Мальчик лежит в кровати, уставился в одну точку, молчит и ничего не ест.
Сердце Катрин тревожно забилось.
– Он заболел?
– Нет. – Губы мадам Симон сжались, и она сверкнула глазами на мужа, нежившегося с кувшином вина у огня. – Это все мой дурень муженек. Нализался да и ляпнул Шарлю, что старик Сансон отрубил башку его маменьке.
– Когда-то же он должен был узнать, – ворчливо сказал Симон. – Все кругом знают.
– Только вот нечего тебе было плясать и делать вид, что ты держишь голову этой суки, – сердито заявила мадам Симон. – Он был не готов к тому, чтобы ему так выложили эту новость.
Катрин охватила жаркая, раскаленная волна гнева, и ей пришлось отвернуться, чтобы Симоны не увидели выражения ее лица.
– Я приду завтра.
– Меня вы не увидите, – с горечью сказал Симон. – Я уезжаю из башни. Меня надули.
Взгляд Катрин устремился к мадам Симон.
– Что случилось?
– Коммуна пообещала ему местечко получше, и он отказался от должности опекуна мальчика.
– Но они не дали мне нового места, а теперь не разрешают взять назад свою отставку. – Симон осушил стакан. – Они еще пожалеют. Никто не относился к этому мальчишке лучше, чем я.
– А что они собираются делать с Шарлем?
– Вы думаете, я выброшу четыре тысячи франков в год только из-за того, что мой дурень муженек уезжает из башни? – Мадам Симон нахмурилась. – Я, конечно, останусь с мальчиком до тех пор, пока мне позволят.
Стало быть, теперь, если они будут действовать быстро, останется лишь справиться с мадам Симон, чтобы освободить мальчика. Франсуа должен немедленно узнать об этом. Катрин направилась к двери.
– Катрин!
Она обернулась и увидела Людовика-Карла, приподнявшегося на локте.
– Не уходи, Катрин.
Катрин умоляюще посмотрела на мадам Симон.
Та пожала плечами и вернулась на свое место у плиты.
– Посмотрите, может, сумеете заставить его поесть.
Катрин пересекла комнату и подошла к маленькой кровати.
Людовик-Карл с отчаянием смотрел на нее, и из-за мертвенной бледности его лица голубые глаза мальчика казались огромными.
– Они отрубили ей голову, Катрин, – прошептал он. – Как папе.
Катрин села рядом с ним на кровать.
– Да.
– Ты знала?
Молодая женщина с трудом сглотнула комок и кивнула.
– Она не была плохой, – с неожиданной яростью сказал Людовик-Карл. – Они не должны были делать этого.
– Ш-ш-ш. – Катрин бросила взгляд через плечо на чету, сидевшую у огня, но те, похоже, ничего не услышали. – Ты должен быть осторожен, Людовик-Карл.
– Почему? Они всего-навсего собираются мне тоже отрубить голову.
– Нет, тебе – нет.
– Я король. А королей больше никто не любит. – По лицу мальчика катились слезы. – Но им незачем было отрубать ей голову. Она была всего лишь королевой. Надо было убить меня вместо нее.
Катрин ласково отвела волосы с лица мальчика.
– Я знаю. Трудно разобраться, почему происходят плохие вещи. Я сама не могу их понять.
– Он сказал, что они и не похоронили ее как следует. Просто бросили ее тело в яму вместе с другими предателями и налили туда извести, чтобы никто даже не знал, что она когда-то жила на свете. Он сказал, что, раз над ней не совершили нужных обрядов, она не попадет в рай. – Глаза мальчика лихорадочно блестели. – Она погибла, Катрин!
Катрин про себя проклинала Симона. Мало ему было рассказать ребенку, что его мать мертва, так он еще и приговорил ее душу! «Что же сказать?» – лихорадочно соображала она.
– Послушай, Людовик-Карл, помнишь, что я тебе говорила о некоторых ароматах, которые живут тысячелетиями? Возможно, души тоже как ароматы и им на самом деле не нужны тело, обряды или освященная земля, чтобы продолжать жить.
Людовик-Карл с отчаянием впился взглядом в лицо Катрин.
– Значит, она не погибла?
Катрин покачала головой. С минуту она молчала, а потом заговорила, медленно подыскивая самые нужные слова:
– По-моему, память – это и есть аромат души. До тех пор, пока мы помним твою маму, она останется с нами. И не погибнет.
– Я буду ее помнить, буду вспоминать о ней, – прошептал Людовик-Карл, нервно сжимая худенькими пальцами одеяло. – Я буду думать о ней каждый день, и она никогда не погибнет.
– Не обязательно каждый день. – Катрин взяла платок и ласково вытерла мокрые щеки мальчика. – Иногда в Ва-заро мы едва замечаем аромат цветов, потому что он всегда с нами. А потом что-то случается и напоминает нам о нем. Идет дождь, и запах становится сильнее, или после долгого затишья налетает сильный ветер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133