Номинально он агент и клерк Дантона, но не это его основная обязанность.
– Меня это не удивляет, он не похож на клерка.
– Он собирает информацию для Дантона.
– Шпион?
– И, кроме того, он непредсказуемо опасен. За последние два года Эчеле дрался на пяти дуэлях, причем с людьми, которых Дантон счел удобным убрать с дороги.
И это сообщение не удивило Жюльетту.
– Меня он не вызовет на дуэль. И у меня нет никакой важной информации для него.
– Две из этих дуэлей произошли из-за женщин. Предполагают, что Эчеле соблазнил их, чтобы вынудить свою жертву дать ему право выбора оружия. – Филипп покачал головой. – Все это не слишком благородно.
Жюльетта не могла представить Эчеле в роли соблазнителя. От Франсуа, при всей его физической привлекательности, исходила честность, казавшаяся несовместимой с такого рода интригами.
– А вы разве лучше в этом отношении? Как еще могли вы получить те платья, что Робер принес в мою комнату?
– Это другое дело, – возразил Филипп. – Я просто объяснил мадам в магазине, что мне нужно.
Жюльетта поняла, что он верит собственным словам. Филипп всего-навсего очаровывал, улещал, нежно улыбался – и дело было сделано.
– И в каком магазине вы их приобрели?
– У Жюли Ламартин. Я вспомнил, что Жан-Марк пользуется им, чтобы одевать свою… – Филипп осекся, затем в замешательстве продолжал:
– Она начнет шить для вас полностью новый гардероб, как только я привезу ей ваши нынешние мерки.
Он ходил в магазин, куда Жан-Марк посылал свою любовницу. Жюльетта ощутила короткую боль. Нет, она просто устала и сбита с толку. У всех богатых людей есть любовницы, причем у куртизанок лучше вкус, чем у жен. Будет отлично, если портниха оденет Катрин до ее отъезда из Парижа.
– Завтра я вам приготовлю мерки Катрин.
– И свои тоже.
– Я прекрасно обойдусь одним из платьев Мари.
– Мои сестры не должны быть плохо одеты.
Жюльетта обвела взглядом его безупречный костюм и невольно улыбнулась.
– Прекрасно, вы получите также и мои мерки. – И Жюльетта заторопилась было к Катрин, как вдруг услышала за спиной голос Жан-Марка:
– Жюльетта!
Она обернулась.
– Да?
– Почему гражданка Справедливость?
Жюльетта поспешно отвела взгляд.
– Я же сказала вам – неважно.
– Вот как? Я начинаю задумываться над тем, что вы вообще считаете важным.
– Мою живопись. Катрин.
– И больше ничего?
– Ничего.
Губы Жан-Марка раскрылись в легкой улыбке, а в выражении его лица появилось что-то одновременно интимное и вызывающее. Жюльетта неожиданно физически ощутила его присутствие – ширину его плеч, крепкие мускулы его ног под облегающими панталонами, плоский живот. Она зачарованно смотрела на Жан-Марка, не в силах отвести глаз.
– Мы должны попытаться по-настоящему расширить ваш кругозор. – Жан-Марк отвел взгляд от Жюльетты и ушел в салон.
Девушка облегченно вздохнула, как будто его присутствие мешало ей дышать.
– Вы спрашивали, примет ли она меня?
Жюльетта совсем забыла о Филиппе и его просьбе.
– Я по-прежнему хотел бы сказать ей, как мне стыдно… – Филипп умоляюще смотрел на девушку.
– Стыдно? Давайте я расскажу вам, что это такое. – Рука Жюльетты стиснула дубовые перила лестницы. – Катрин так переполняет это чувство, что она не станет смотреть вам в глаза. Я не могу заставить ее понять, что стыдно должно быть виноватому, а не жертве. По той же причине она считает, что вы благородный человек с такой чистой душой, что сочтете ее отвратительной.
– В таком случае позвольте мне заверить ее, что это не так. – Филипп сделал еще один шаг к лестнице. – Позвольте сказать ей, что это я виноват.
– Она вам не поверит. Неужели вы так мало ее знаете? Она увидит ваш стыд и решит, что это отражение ее собственного стыда.
– Скажите ей… Ничего. Я ведь ничего не могу сказать, правда?
– Ничего. – Жюльетту тронуло отчаяние на лице Филиппа. Все говорили, что он уговорит любую женщину, но она считала себя неподвластной его чарам. – Возможно, через несколько дней вы сможете с ней поговорить.
Лицо Филиппа просветлело.
– И вы скажете мне, если что-то понадобится для вас сделать? Я буду счастлив услужить вам обеим.
– Если что-то понадобится, я вам скажу. – Поднимаясь по лестнице, Жюльетта спиной чувствовала его тоскливый взгляд.
Павлин и пантера, размышляла она. И, подавляя их обоих, мерцало загадочное зеркало – Жан-Марк Андреас.
Дойдя до верхней ступеньки, Жюльетта резко остановилась и посмотрела вниз.
– Краски и холст.
Филипп был поражен.
– Что?
– Если мне придется сидеть здесь какое-то время, у меня должны быть краски и холст. Вы позаботитесь об этом?
Жюльетта, не дожидаясь ответа, пошла по коридору к комнате Катрин.
* * *
– Месье Жан-Марка нет дома. Будьте добры подождать в салоне, пока я скажу мадемуазель Жюльетте, что вы пришли. – Робер принял от Франсуа шляпу и перчатки. – Я полагаю, она наверху в…
– Нет.
Сегодня Франсуа был совершенно не в настроении выслушивать нападки Жюльетты де Клеман. Он явился сюда прямо из Национального конвента, ему и без того было достаточно тошно от разговоров о последних массовых зверствах Дюпре. Франсуа не знал, почему пришел сюда именно сейчас. У него не было ни малейшего намерения повиноваться приказу Жюльетты и часто появляться на Королевской площади. И тем не менее прошло всего два дня с тех пор, как он вышел отсюда, хлопнув дверью. И все же раз уж он здесь, то можно побыть тут какое-то время.
– Проводите меня в сад.
Робер кивнул.
– О, вы хотите повидать мадемуазель Катрин? Конечно, месье. Сюда, пожалуйста.
Робер направился через переднюю, а Франсуа замешкался. Желания видеть Катрин Вазаро у него тоже не было. Он слишком зачерствел, чтобы испытывать к кому-либо жалость или сожаление, считая, что эти чувства в нем похоронила революция. Однако Катрин Вазаро наполняла его странным острым желанием успокоить и защитить ее.
Эчеле медленно последовал за стариком к застекленным двойным дверям, ведущим в сад.
Катрин Вазаро сидела на мраморной скамье у фонтана, журчащего в центре зала. Ее руки покоились на коленях. Франсуа смутно осознал, что одета она во что-то мягкое и голубое, а солнечный свет, струясь по ее светло-русым волосам, золотит их, образуя вокруг головы сияющий нимб.
– Это месье Эчеле, – мягко сказал Робер, останавливаясь перед девушкой. – Он пришел навестить вас, мадемуазель Катрин.
– Вот как? – Катрин подняла глаза от сложенных на коленях рук. – Франсуа. Вас ведь зовут Франсуа?
– Да. – Молодой человек стоял, глядя на Катрин, а Робер вернулся в дом. Девушка выглядела еще более хрупкой, чем в тот вечер, когда Франсуа видел ее в последний раз. Под глазами у нее залегли темные тени. – Вы ничего не едите?
– Нет, я немного ем. – Катрин снова опустила взгляд на свои руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133
– Меня это не удивляет, он не похож на клерка.
– Он собирает информацию для Дантона.
– Шпион?
– И, кроме того, он непредсказуемо опасен. За последние два года Эчеле дрался на пяти дуэлях, причем с людьми, которых Дантон счел удобным убрать с дороги.
И это сообщение не удивило Жюльетту.
– Меня он не вызовет на дуэль. И у меня нет никакой важной информации для него.
– Две из этих дуэлей произошли из-за женщин. Предполагают, что Эчеле соблазнил их, чтобы вынудить свою жертву дать ему право выбора оружия. – Филипп покачал головой. – Все это не слишком благородно.
Жюльетта не могла представить Эчеле в роли соблазнителя. От Франсуа, при всей его физической привлекательности, исходила честность, казавшаяся несовместимой с такого рода интригами.
– А вы разве лучше в этом отношении? Как еще могли вы получить те платья, что Робер принес в мою комнату?
– Это другое дело, – возразил Филипп. – Я просто объяснил мадам в магазине, что мне нужно.
Жюльетта поняла, что он верит собственным словам. Филипп всего-навсего очаровывал, улещал, нежно улыбался – и дело было сделано.
– И в каком магазине вы их приобрели?
– У Жюли Ламартин. Я вспомнил, что Жан-Марк пользуется им, чтобы одевать свою… – Филипп осекся, затем в замешательстве продолжал:
– Она начнет шить для вас полностью новый гардероб, как только я привезу ей ваши нынешние мерки.
Он ходил в магазин, куда Жан-Марк посылал свою любовницу. Жюльетта ощутила короткую боль. Нет, она просто устала и сбита с толку. У всех богатых людей есть любовницы, причем у куртизанок лучше вкус, чем у жен. Будет отлично, если портниха оденет Катрин до ее отъезда из Парижа.
– Завтра я вам приготовлю мерки Катрин.
– И свои тоже.
– Я прекрасно обойдусь одним из платьев Мари.
– Мои сестры не должны быть плохо одеты.
Жюльетта обвела взглядом его безупречный костюм и невольно улыбнулась.
– Прекрасно, вы получите также и мои мерки. – И Жюльетта заторопилась было к Катрин, как вдруг услышала за спиной голос Жан-Марка:
– Жюльетта!
Она обернулась.
– Да?
– Почему гражданка Справедливость?
Жюльетта поспешно отвела взгляд.
– Я же сказала вам – неважно.
– Вот как? Я начинаю задумываться над тем, что вы вообще считаете важным.
– Мою живопись. Катрин.
– И больше ничего?
– Ничего.
Губы Жан-Марка раскрылись в легкой улыбке, а в выражении его лица появилось что-то одновременно интимное и вызывающее. Жюльетта неожиданно физически ощутила его присутствие – ширину его плеч, крепкие мускулы его ног под облегающими панталонами, плоский живот. Она зачарованно смотрела на Жан-Марка, не в силах отвести глаз.
– Мы должны попытаться по-настоящему расширить ваш кругозор. – Жан-Марк отвел взгляд от Жюльетты и ушел в салон.
Девушка облегченно вздохнула, как будто его присутствие мешало ей дышать.
– Вы спрашивали, примет ли она меня?
Жюльетта совсем забыла о Филиппе и его просьбе.
– Я по-прежнему хотел бы сказать ей, как мне стыдно… – Филипп умоляюще смотрел на девушку.
– Стыдно? Давайте я расскажу вам, что это такое. – Рука Жюльетты стиснула дубовые перила лестницы. – Катрин так переполняет это чувство, что она не станет смотреть вам в глаза. Я не могу заставить ее понять, что стыдно должно быть виноватому, а не жертве. По той же причине она считает, что вы благородный человек с такой чистой душой, что сочтете ее отвратительной.
– В таком случае позвольте мне заверить ее, что это не так. – Филипп сделал еще один шаг к лестнице. – Позвольте сказать ей, что это я виноват.
– Она вам не поверит. Неужели вы так мало ее знаете? Она увидит ваш стыд и решит, что это отражение ее собственного стыда.
– Скажите ей… Ничего. Я ведь ничего не могу сказать, правда?
– Ничего. – Жюльетту тронуло отчаяние на лице Филиппа. Все говорили, что он уговорит любую женщину, но она считала себя неподвластной его чарам. – Возможно, через несколько дней вы сможете с ней поговорить.
Лицо Филиппа просветлело.
– И вы скажете мне, если что-то понадобится для вас сделать? Я буду счастлив услужить вам обеим.
– Если что-то понадобится, я вам скажу. – Поднимаясь по лестнице, Жюльетта спиной чувствовала его тоскливый взгляд.
Павлин и пантера, размышляла она. И, подавляя их обоих, мерцало загадочное зеркало – Жан-Марк Андреас.
Дойдя до верхней ступеньки, Жюльетта резко остановилась и посмотрела вниз.
– Краски и холст.
Филипп был поражен.
– Что?
– Если мне придется сидеть здесь какое-то время, у меня должны быть краски и холст. Вы позаботитесь об этом?
Жюльетта, не дожидаясь ответа, пошла по коридору к комнате Катрин.
* * *
– Месье Жан-Марка нет дома. Будьте добры подождать в салоне, пока я скажу мадемуазель Жюльетте, что вы пришли. – Робер принял от Франсуа шляпу и перчатки. – Я полагаю, она наверху в…
– Нет.
Сегодня Франсуа был совершенно не в настроении выслушивать нападки Жюльетты де Клеман. Он явился сюда прямо из Национального конвента, ему и без того было достаточно тошно от разговоров о последних массовых зверствах Дюпре. Франсуа не знал, почему пришел сюда именно сейчас. У него не было ни малейшего намерения повиноваться приказу Жюльетты и часто появляться на Королевской площади. И тем не менее прошло всего два дня с тех пор, как он вышел отсюда, хлопнув дверью. И все же раз уж он здесь, то можно побыть тут какое-то время.
– Проводите меня в сад.
Робер кивнул.
– О, вы хотите повидать мадемуазель Катрин? Конечно, месье. Сюда, пожалуйста.
Робер направился через переднюю, а Франсуа замешкался. Желания видеть Катрин Вазаро у него тоже не было. Он слишком зачерствел, чтобы испытывать к кому-либо жалость или сожаление, считая, что эти чувства в нем похоронила революция. Однако Катрин Вазаро наполняла его странным острым желанием успокоить и защитить ее.
Эчеле медленно последовал за стариком к застекленным двойным дверям, ведущим в сад.
Катрин Вазаро сидела на мраморной скамье у фонтана, журчащего в центре зала. Ее руки покоились на коленях. Франсуа смутно осознал, что одета она во что-то мягкое и голубое, а солнечный свет, струясь по ее светло-русым волосам, золотит их, образуя вокруг головы сияющий нимб.
– Это месье Эчеле, – мягко сказал Робер, останавливаясь перед девушкой. – Он пришел навестить вас, мадемуазель Катрин.
– Вот как? – Катрин подняла глаза от сложенных на коленях рук. – Франсуа. Вас ведь зовут Франсуа?
– Да. – Молодой человек стоял, глядя на Катрин, а Робер вернулся в дом. Девушка выглядела еще более хрупкой, чем в тот вечер, когда Франсуа видел ее в последний раз. Под глазами у нее залегли темные тени. – Вы ничего не едите?
– Нет, я немного ем. – Катрин снова опустила взгляд на свои руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133