Затем села на траву и удобно откинулась на стену склепа. – Побудь со мной немного. – Она закрыла глаза и подставила лицо солнечным лучам. – Мне надо собраться с силами. Один бог ведает, сколько лье каменных полов мне повелят скрести в этот раз.
– Возможно, преподобная мать разрешит помочь тебе.
– С какой это стати тебе мучиться? – Жюльетта улыбнулась с закрытыми глазами. – Я грублю, святотатствую и вообще вечно доставляю тебе хлопоты.
Жюльетта явно не торопится смириться, подумала Катрин. И села напротив подруги.
– Возможно, ты так и не сумела избавить меня от глупости.
Улыбка Жюльетты исчезла.
– А что?
– Прошлой зимой меня донимал страшный кашель, а ты не спала целыми ночами, возясь со мной. Почему?
– Это другое дело. Ты такая, что тебе все хотят помочь.
– Почему ты притворяешься, что тебе ни до кого нет дела? Помнишь ту бедную крестьянку, что убежала от своего мужа и родила в аббатстве? Ты возилась с младенцем, пока она не поправилась настолько, чтобы покинуть аббатство.
– Я люблю малышей.
– А как насчет его матери? Ты целый год обучала ее читать, чтобы она могла найти себе в Париже работу с приличным жалованьем.
– Ну, я же не могла допустить, чтобы Иоланда вернулась к ленивому мерзавцу, своему мужу. Он бы за считанные дни забил ее до смерти, а ребенок бы умер с голоду. – Глаза Жюльетты неожиданно озорно блеснули. – Так что мной двигал простой эгоизм. Я никогда не стану такой святой, как ты.
Катрин озадаченно смотрела на Жюльетту, не в силах припомнить, когда еще подруга бывала в таком настроении.
– Я стараюсь делать то, что положено. Я никакая не святая, какой ты меня выставляешь.
– Достаточно близко к ней. – Жюльетта сморщила носик. – Но я тебя прощаю, потому что ты не зануда. – Она отвела взгляд. – Я буду скучать по тебе.
– Я же сказала тебе, что…
– Ты всегда думаешь, что все будет хорошо. Нам повезло, что у нас были эти годы. По крайней мере, мне повезло – жить здесь, в аббатстве. – Жюльетта посмотрела на свои испачканные краской руки. – Вначале мне казалось, что я аббатство возненавижу. Все эти правила, стояние на коленях, чистка полов.
Катрин коротко рассмеялась:
– Да ты же нарушаешь чуть ли не все правила, а скребешь полы на коленях, только когда попадаешься.
Жюльетта не слушала.
– А потом я старалась найти в сестрах что-нибудь уродливое, но поняла, что в них этого нет. Они… хорошие. Даже сестра Матильда не осознает свою нелюбовь ко мне. Она считает, что наказывает меня исключительно ради блага моей бессмертной души.
– Возможно, ты ей нравишься. На меня она тоже часто сердится.
Жюльетта покачала головой:
– Она моложе и умнее других монахинь. И понимает, насколько я эгоистична.
Катрин почувствовала себя беспомощной. Жюльетта, которая всегда была сильной и которой никогда ничего не было нужно, теперь нуждалась в чем-то, что могла дать Катрин, а та не имела ни малейшего представления о том, что бы это могло быть.
Жюльетта коротко рассмеялась.
– Я вижу, ты не споришь со мной.
– Ты можешь быть удивительно доброй, когда тебе этого хочется. Но временами ты настолько увлекаешься рисованием, что забываешь о нуждах других.
– А ты думаешь обо всех слишком много. Это опасная практика. Гораздо безопаснее жить только для себя, не думая о других.
– И от меня ты смогла бы отказаться?
– Нет, не смогла бы. – Жюльетта сжала руки. – А вот ее я вычеркнула.
– Ее?
– Королеву, – прошептала Жюльетта. – Я вычеркнула ее из памяти и не хочу о ней думать. Я нигде не была счастлива до аббатства. И я хочу остаться здесь с сестрами и писать удивляющие всех и меня картины и поддразнивать тебя, когда ты становишься слишком чопорной и правильной. Я не хочу уезжать отсюда и отправляться к ней на помощь.
– Настоятельница сказала, что Национальная ассамблея поместила королеву и всю королевскую семью в Тампль для их же безопасности.
– Они говорили то же самое, когда заставили их уехать из Версала в Тюильри. Но то был переезд в другой дворец, не в тюрьму. Башня Тампль мрачная и угрюмая.
– Ты ничего не могла бы сделать, чтобы помочь ей, даже если бы уехала из аббатства, – добавила Катрин. – И хотя им будет не так удобно в башне, зато, я уверена, там они вне опасности.
– Может, я и эгоистична, но лгать себе не стану.
– Но преподобная мать сказала, никто не причинит им вреда…
– Не хочу говорить об этом. Я уже решила, что не уеду отсюда, пока Жан-Марк не заберет тебя. – Взгляд Жюльетты вернулся к розовым стенам аббатства, и напряженное выражение сошло с ее лица. – Здесь есть тишина. Прекрасная тишина. До приезда сюда я и не знала, что можно писать тишину.
Катрин поняла. В последних картинах Жюльетты разливалось спокойствие, приглушенное, как покой часовни на рассвете.
– У меня есть для тебя подарок.
– Подарок?
Жюльетта порылась в кармане серого платья и протянула Катрин завязанный в узелок испачканный краской платок.
– Я-то буду тебя помнить, но тебе, наверное, понадобится какое-нибудь напоминание обо мне. Ты выйдешь замуж за своего красавца Филиппа, у тебя будет десять детей…
– Ты говоришь глупости. С приезда в аббатство я видела Филиппа не более трех раз. Он считает меня ребенком.
– Ты наследница. Он передумает. – Жюльетта закусила нижнюю губу. – Я не то хотела сказать. Ты же знаешь, какой у меня неуправляемый язык. Возможно, твой Филипп так же благороден, как и миловиден. Откуда мне знать?
– Ты тоже выйдешь замуж. Большинство женщин выходят замуж, кроме монахинь.
– Кто на мне женится? Я совсем не красивая, и у меня нет приданого. – Жюльетта вызывающе вздернула подбородок. – Да я и не вижу никаких преимуществ в том, чтобы быть собственностью мужчины. Мне кажется, мадам де Помпадур и мадам Дюбарри прожили более интересную жизнь, чем жены. – Жюльетта неожиданно усмехнулась. – Я не буду рабыней мужчины. Я стану знаменитой художницей, как мадам Виже-Лебрен. Нет, более известной!
Катрин развязала узелок на платке.
– Твои слова серьезны только на четверть. – Она умолкла, глядя на золотой кружок, на котором была филигранно вырезана веточка сирени. У Жюльетты была только одна эта драгоценность. – Я не могу принять этого. Ты говорила, что тебе его подарила ее величество, когда тебе исполнилось восемь лет.
Лицо Жюльетты стало замкнутым.
– Я не сентиментальна. Королева забыла меня. Она любила только мою мать. – Она махнула рукой, отметая воспоминания, ее глаза были прикованы к лицу Катрин. – Открой его.
– Так это медальон? Я думала – кулон. Здесь шов почти не виден… – Катрин осеклась, когда медальон в ее руках открылся. Не веря своим глазам, она вглядывалась в миниатюру внутри его. Потом прошептала:
– Это же я. Это… прекрасно.
– Выполнено довольно пристойно, я полагаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133
– Возможно, преподобная мать разрешит помочь тебе.
– С какой это стати тебе мучиться? – Жюльетта улыбнулась с закрытыми глазами. – Я грублю, святотатствую и вообще вечно доставляю тебе хлопоты.
Жюльетта явно не торопится смириться, подумала Катрин. И села напротив подруги.
– Возможно, ты так и не сумела избавить меня от глупости.
Улыбка Жюльетты исчезла.
– А что?
– Прошлой зимой меня донимал страшный кашель, а ты не спала целыми ночами, возясь со мной. Почему?
– Это другое дело. Ты такая, что тебе все хотят помочь.
– Почему ты притворяешься, что тебе ни до кого нет дела? Помнишь ту бедную крестьянку, что убежала от своего мужа и родила в аббатстве? Ты возилась с младенцем, пока она не поправилась настолько, чтобы покинуть аббатство.
– Я люблю малышей.
– А как насчет его матери? Ты целый год обучала ее читать, чтобы она могла найти себе в Париже работу с приличным жалованьем.
– Ну, я же не могла допустить, чтобы Иоланда вернулась к ленивому мерзавцу, своему мужу. Он бы за считанные дни забил ее до смерти, а ребенок бы умер с голоду. – Глаза Жюльетты неожиданно озорно блеснули. – Так что мной двигал простой эгоизм. Я никогда не стану такой святой, как ты.
Катрин озадаченно смотрела на Жюльетту, не в силах припомнить, когда еще подруга бывала в таком настроении.
– Я стараюсь делать то, что положено. Я никакая не святая, какой ты меня выставляешь.
– Достаточно близко к ней. – Жюльетта сморщила носик. – Но я тебя прощаю, потому что ты не зануда. – Она отвела взгляд. – Я буду скучать по тебе.
– Я же сказала тебе, что…
– Ты всегда думаешь, что все будет хорошо. Нам повезло, что у нас были эти годы. По крайней мере, мне повезло – жить здесь, в аббатстве. – Жюльетта посмотрела на свои испачканные краской руки. – Вначале мне казалось, что я аббатство возненавижу. Все эти правила, стояние на коленях, чистка полов.
Катрин коротко рассмеялась:
– Да ты же нарушаешь чуть ли не все правила, а скребешь полы на коленях, только когда попадаешься.
Жюльетта не слушала.
– А потом я старалась найти в сестрах что-нибудь уродливое, но поняла, что в них этого нет. Они… хорошие. Даже сестра Матильда не осознает свою нелюбовь ко мне. Она считает, что наказывает меня исключительно ради блага моей бессмертной души.
– Возможно, ты ей нравишься. На меня она тоже часто сердится.
Жюльетта покачала головой:
– Она моложе и умнее других монахинь. И понимает, насколько я эгоистична.
Катрин почувствовала себя беспомощной. Жюльетта, которая всегда была сильной и которой никогда ничего не было нужно, теперь нуждалась в чем-то, что могла дать Катрин, а та не имела ни малейшего представления о том, что бы это могло быть.
Жюльетта коротко рассмеялась.
– Я вижу, ты не споришь со мной.
– Ты можешь быть удивительно доброй, когда тебе этого хочется. Но временами ты настолько увлекаешься рисованием, что забываешь о нуждах других.
– А ты думаешь обо всех слишком много. Это опасная практика. Гораздо безопаснее жить только для себя, не думая о других.
– И от меня ты смогла бы отказаться?
– Нет, не смогла бы. – Жюльетта сжала руки. – А вот ее я вычеркнула.
– Ее?
– Королеву, – прошептала Жюльетта. – Я вычеркнула ее из памяти и не хочу о ней думать. Я нигде не была счастлива до аббатства. И я хочу остаться здесь с сестрами и писать удивляющие всех и меня картины и поддразнивать тебя, когда ты становишься слишком чопорной и правильной. Я не хочу уезжать отсюда и отправляться к ней на помощь.
– Настоятельница сказала, что Национальная ассамблея поместила королеву и всю королевскую семью в Тампль для их же безопасности.
– Они говорили то же самое, когда заставили их уехать из Версала в Тюильри. Но то был переезд в другой дворец, не в тюрьму. Башня Тампль мрачная и угрюмая.
– Ты ничего не могла бы сделать, чтобы помочь ей, даже если бы уехала из аббатства, – добавила Катрин. – И хотя им будет не так удобно в башне, зато, я уверена, там они вне опасности.
– Может, я и эгоистична, но лгать себе не стану.
– Но преподобная мать сказала, никто не причинит им вреда…
– Не хочу говорить об этом. Я уже решила, что не уеду отсюда, пока Жан-Марк не заберет тебя. – Взгляд Жюльетты вернулся к розовым стенам аббатства, и напряженное выражение сошло с ее лица. – Здесь есть тишина. Прекрасная тишина. До приезда сюда я и не знала, что можно писать тишину.
Катрин поняла. В последних картинах Жюльетты разливалось спокойствие, приглушенное, как покой часовни на рассвете.
– У меня есть для тебя подарок.
– Подарок?
Жюльетта порылась в кармане серого платья и протянула Катрин завязанный в узелок испачканный краской платок.
– Я-то буду тебя помнить, но тебе, наверное, понадобится какое-нибудь напоминание обо мне. Ты выйдешь замуж за своего красавца Филиппа, у тебя будет десять детей…
– Ты говоришь глупости. С приезда в аббатство я видела Филиппа не более трех раз. Он считает меня ребенком.
– Ты наследница. Он передумает. – Жюльетта закусила нижнюю губу. – Я не то хотела сказать. Ты же знаешь, какой у меня неуправляемый язык. Возможно, твой Филипп так же благороден, как и миловиден. Откуда мне знать?
– Ты тоже выйдешь замуж. Большинство женщин выходят замуж, кроме монахинь.
– Кто на мне женится? Я совсем не красивая, и у меня нет приданого. – Жюльетта вызывающе вздернула подбородок. – Да я и не вижу никаких преимуществ в том, чтобы быть собственностью мужчины. Мне кажется, мадам де Помпадур и мадам Дюбарри прожили более интересную жизнь, чем жены. – Жюльетта неожиданно усмехнулась. – Я не буду рабыней мужчины. Я стану знаменитой художницей, как мадам Виже-Лебрен. Нет, более известной!
Катрин развязала узелок на платке.
– Твои слова серьезны только на четверть. – Она умолкла, глядя на золотой кружок, на котором была филигранно вырезана веточка сирени. У Жюльетты была только одна эта драгоценность. – Я не могу принять этого. Ты говорила, что тебе его подарила ее величество, когда тебе исполнилось восемь лет.
Лицо Жюльетты стало замкнутым.
– Я не сентиментальна. Королева забыла меня. Она любила только мою мать. – Она махнула рукой, отметая воспоминания, ее глаза были прикованы к лицу Катрин. – Открой его.
– Так это медальон? Я думала – кулон. Здесь шов почти не виден… – Катрин осеклась, когда медальон в ее руках открылся. Не веря своим глазам, она вглядывалась в миниатюру внутри его. Потом прошептала:
– Это же я. Это… прекрасно.
– Выполнено довольно пристойно, я полагаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133