– Но теперь я совсем здорова, и мы должны подумать о Жюльетте. Вы не напишете Жан-Марку, чтобы он немедленно прислал ее к нам?
– А что, если она откажется приехать?
– Тогда мне придется вернуться в Париж и привезти ее, – спокойно заявила Катрин. – Там Жюльетта в опасности. Я этого не допущу, Филипп.
Филипп поднял бокал.
– Я завтра же напишу Жан-Марку. Я привык к вашему присутствию в Вазаро и отказываюсь без него обходиться.
Он улыбнулся Катрин через стол, и она почувствовала, как ее заливает знакомое тепло. Голубые глаза Филиппа сияли в свете свеч, в них пела нежность, доброта и веселость. Катрин тоже привыкла к нему, ее обожание сменилось чем-то более глубоким и уютным, хотя, когда он улыбался ей, трепетная неуверенность вновь вползала в душу.
Катрин поднесла к губам бокал, ее рука дрожала.
– Я хотела бы попросить священника приезжать в Вазаро раз в неделю и обучать детей сборщиков грамоте.
– Он не поедет. Говорит, обучение крестьян грамоте приводит их к недовольству своей судьбой, – сказал Филипп. – И я согласен с ним, Катрин. Какая им от этого польза?
– Знания всегда могут пригодиться.
Филипп покачал головой.
– Это ошибка.
– В таком случае я совершу ее. – Филипп нахмурился, и она поспешно продолжала:
– Я ценю ваше мнение, Филипп. Извините, если огорчила вас.
Выражение его лица смягчилось.
– Вам придется найти кого-нибудь другого, чтобы учить их.
– Нет необходимости делать это прямо сейчас.
– Только не поручайте это мне. У меня голова не приспособлена к учению, а уж к обучению других тем более.
«Между нами все снова хорошо», – с облегчением подумала Катрин.
– Никто не может делать все идеально. Зато вы великолепно управляете Вазаро.
– Потому что люблю его. – Глаза Филиппа встретились с глазами девушки. – Как и вы, Катрин. Я и не знал, как мне не хватало, чтобы кто-то разделял мою привязанность к Вазаро, пока вы не приехали.
Катрин кивнула. Вазаро и Филипп. Каждый день она узнавала о них что-нибудь новое и чудесное.
* * *
– Абсолютная эссенция. – Мишель торжествующе улыбнулся Катрин с другого конца маленькой лаборатории месье Огюстэна.
По его просьбе он принес из подвала кувшин с жасминовой помадой, подогрел его в закрытой посуде, развел переработанным спиртом, помешал и промыл помаду. Кувшин он отправил снова в подвал, чтобы остудить, а когда спирт отделился от помадного масла, вылил его в крошечную бутылочку.
– Понюхай. – Он сунул ее под нос Катрин. – Духи!
Запах был едким, резким, уже не нежным.
– Это не духи.
– Это эссенция. Как Вазаро – тоже эссенция. – Мишель пропустил пропитанный духами спирт через марлю, затем дистиллировал через перегонный куб на медленном огне. Еще меньше осталось светлой жидкости, и запах ее был еще более сильным и неприятным.
– Ужасно! – Катрин передернуло.
– Подожди. – Мишель осторожно отлил одну каплю в глиняный кувшин с квартой спирта и слегка помешал его.
– Жасмин! – Неожиданно вся комната утонула в аромате кустов цветущего жасмина.
– Видишь, как одно переходит в другое и образует круг: запах земли, цветы, их аромат, эссенция, и снова – запах.
– А Вазаро – абсолютная эссенция. Мишель кивнул.
– Тебе уже не так грустно из-за вытяжки, когда ты знаешь, что аромат рождается снова? Боль сделала его сильнее. – Он обеспокоенно смотрел на лицо девушки. – Ты понимаешь, Катрин?
– Конечно, Мишель. Сильнее, чем когда-либо. – Девушка ласково наблюдала за Мишелем, а тот запечатал крошечный флакон, осторожно отнес его к длинному столу месье Огюстэна и поставил рядом с такими же, ожидавшими старшего парфюмера.
Море сегодня было глубокого синего цвета, а горы высились так близко, что протяни руку, и ты сожмешь в горсти нетронутый снег, венчавший их вершины. Девушка прислонилась к огромной скале и прикрыла глаза. Такая красота тоже была абсолютной эссенцией, и Катрин становилось так легко от восхищения, что хотелось взлететь и парить в небе над морем, горами. Магические круги красоты прикасались ко всему, кто смотрел на нее.
– Почему ты перестал ходить на уроки к священнику, Мишель?
Мальчик пожал плечами.
– Мне он не понравился.
– Учиться – это хорошо. Ты должен был все равно продолжать заниматься у него, коль скоро месье Филипп согласился платить.
– Он все время говорил, что я дитя греха, а моя мать – шлюха.
Катрин почувствовала, как ее охватил гнев.
– Ты ведь ему не поверил?
– Нет, я знаю, что моя мать была цветочницей и грехов у меня не больше, чем у любого другого. Но мне это слушать было неприятно.
– Ты позволишь мне учить тебя? Я не такая умная, как священник, но…
– Ты гораздо умнее, потому что понимаешь цветы. – Мишель радостно улыбнулся. – Тогда я мог бы записывать смеси для духов, а не полагаться на месье Огюстэна.
– Приходи завтра вечером в усадьбу, мы начнем первый урок.
Краска удовольствия залила загорелые щеки Мишеля.
– Ты уверена, что месье Филипп тебе позволит?
– С какой стати ему возражать? Он сам сказал мне, что когда-нибудь твой «нос» окажется полезным для Вазаро. Мишель отвел глаза от Катрин и тихо сказал:
– Знаешь, он не любит встречаться со мной.
– Вздор.
Мальчик покачал головой.
– По-моему, я ему… неприятен.
Катрин удивленно посмотрела на Мишеля.
– Ты ошибаешься. – Тут ей вдруг вспомнилось выражение неловкости на лице Филиппа в то первое утро, когда они говорили о Мишеле. – Возможно, ему просто надо узнать тебя получше. Приходи в дом завтра в шесть вечера.
Сияющая улыбка прогнала хмурое выражение с лица Мишеля.
– Ты научишь меня читать книги по парфюмерии, что в кабинете месье Опостэна?
– Конечно, и любые книги, какие найдутся в доме. Я уверена, что твой интерес поможет… – Катрин бросила взгляд на маленький, крытый соломой домик под липами. – Смотри, лошадь Филиппа! – Гнедая была привязана к дереву рядом с домиком цветов, как называл его Мишель. – Должно быть, он там. Давай навестим его. – Она побежала вниз по крутому холму к домику. – Идем, Мишель, мы просто пожелаем ему доброго дня.
– Нет! – Голос Мишеля звучал резко, но Катрин не обратила внимания. Мальчика всегда волновало, не обидится ли Филипп, но, даже если тот очень занят, он не рассердится, если они заглянут туда на минутку.
– Катрин, нет! Ему это не понравится!
Катрин постучала, а потом распахнула дверь.
– Филипп, почему вы мне не сказали, что…
И остановилась, потрясенная.
Он был голым. Он стоял на четвереньках на покрытом цветами ложе, и его бедра с силой двигались в тошнотворно знакомом ритме.
Филипп поднял голову и, увидев ее, пробормотал проклятие.
Молодая женщина под ним вскрикнула, и ее бедра устремились вверх. Ленора. Имя женщины было Ленора. Катрин часто видела ее среди сборщиков на поле и думала, какие у нее красивые русые волосы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133
– А что, если она откажется приехать?
– Тогда мне придется вернуться в Париж и привезти ее, – спокойно заявила Катрин. – Там Жюльетта в опасности. Я этого не допущу, Филипп.
Филипп поднял бокал.
– Я завтра же напишу Жан-Марку. Я привык к вашему присутствию в Вазаро и отказываюсь без него обходиться.
Он улыбнулся Катрин через стол, и она почувствовала, как ее заливает знакомое тепло. Голубые глаза Филиппа сияли в свете свеч, в них пела нежность, доброта и веселость. Катрин тоже привыкла к нему, ее обожание сменилось чем-то более глубоким и уютным, хотя, когда он улыбался ей, трепетная неуверенность вновь вползала в душу.
Катрин поднесла к губам бокал, ее рука дрожала.
– Я хотела бы попросить священника приезжать в Вазаро раз в неделю и обучать детей сборщиков грамоте.
– Он не поедет. Говорит, обучение крестьян грамоте приводит их к недовольству своей судьбой, – сказал Филипп. – И я согласен с ним, Катрин. Какая им от этого польза?
– Знания всегда могут пригодиться.
Филипп покачал головой.
– Это ошибка.
– В таком случае я совершу ее. – Филипп нахмурился, и она поспешно продолжала:
– Я ценю ваше мнение, Филипп. Извините, если огорчила вас.
Выражение его лица смягчилось.
– Вам придется найти кого-нибудь другого, чтобы учить их.
– Нет необходимости делать это прямо сейчас.
– Только не поручайте это мне. У меня голова не приспособлена к учению, а уж к обучению других тем более.
«Между нами все снова хорошо», – с облегчением подумала Катрин.
– Никто не может делать все идеально. Зато вы великолепно управляете Вазаро.
– Потому что люблю его. – Глаза Филиппа встретились с глазами девушки. – Как и вы, Катрин. Я и не знал, как мне не хватало, чтобы кто-то разделял мою привязанность к Вазаро, пока вы не приехали.
Катрин кивнула. Вазаро и Филипп. Каждый день она узнавала о них что-нибудь новое и чудесное.
* * *
– Абсолютная эссенция. – Мишель торжествующе улыбнулся Катрин с другого конца маленькой лаборатории месье Огюстэна.
По его просьбе он принес из подвала кувшин с жасминовой помадой, подогрел его в закрытой посуде, развел переработанным спиртом, помешал и промыл помаду. Кувшин он отправил снова в подвал, чтобы остудить, а когда спирт отделился от помадного масла, вылил его в крошечную бутылочку.
– Понюхай. – Он сунул ее под нос Катрин. – Духи!
Запах был едким, резким, уже не нежным.
– Это не духи.
– Это эссенция. Как Вазаро – тоже эссенция. – Мишель пропустил пропитанный духами спирт через марлю, затем дистиллировал через перегонный куб на медленном огне. Еще меньше осталось светлой жидкости, и запах ее был еще более сильным и неприятным.
– Ужасно! – Катрин передернуло.
– Подожди. – Мишель осторожно отлил одну каплю в глиняный кувшин с квартой спирта и слегка помешал его.
– Жасмин! – Неожиданно вся комната утонула в аромате кустов цветущего жасмина.
– Видишь, как одно переходит в другое и образует круг: запах земли, цветы, их аромат, эссенция, и снова – запах.
– А Вазаро – абсолютная эссенция. Мишель кивнул.
– Тебе уже не так грустно из-за вытяжки, когда ты знаешь, что аромат рождается снова? Боль сделала его сильнее. – Он обеспокоенно смотрел на лицо девушки. – Ты понимаешь, Катрин?
– Конечно, Мишель. Сильнее, чем когда-либо. – Девушка ласково наблюдала за Мишелем, а тот запечатал крошечный флакон, осторожно отнес его к длинному столу месье Огюстэна и поставил рядом с такими же, ожидавшими старшего парфюмера.
Море сегодня было глубокого синего цвета, а горы высились так близко, что протяни руку, и ты сожмешь в горсти нетронутый снег, венчавший их вершины. Девушка прислонилась к огромной скале и прикрыла глаза. Такая красота тоже была абсолютной эссенцией, и Катрин становилось так легко от восхищения, что хотелось взлететь и парить в небе над морем, горами. Магические круги красоты прикасались ко всему, кто смотрел на нее.
– Почему ты перестал ходить на уроки к священнику, Мишель?
Мальчик пожал плечами.
– Мне он не понравился.
– Учиться – это хорошо. Ты должен был все равно продолжать заниматься у него, коль скоро месье Филипп согласился платить.
– Он все время говорил, что я дитя греха, а моя мать – шлюха.
Катрин почувствовала, как ее охватил гнев.
– Ты ведь ему не поверил?
– Нет, я знаю, что моя мать была цветочницей и грехов у меня не больше, чем у любого другого. Но мне это слушать было неприятно.
– Ты позволишь мне учить тебя? Я не такая умная, как священник, но…
– Ты гораздо умнее, потому что понимаешь цветы. – Мишель радостно улыбнулся. – Тогда я мог бы записывать смеси для духов, а не полагаться на месье Огюстэна.
– Приходи завтра вечером в усадьбу, мы начнем первый урок.
Краска удовольствия залила загорелые щеки Мишеля.
– Ты уверена, что месье Филипп тебе позволит?
– С какой стати ему возражать? Он сам сказал мне, что когда-нибудь твой «нос» окажется полезным для Вазаро. Мишель отвел глаза от Катрин и тихо сказал:
– Знаешь, он не любит встречаться со мной.
– Вздор.
Мальчик покачал головой.
– По-моему, я ему… неприятен.
Катрин удивленно посмотрела на Мишеля.
– Ты ошибаешься. – Тут ей вдруг вспомнилось выражение неловкости на лице Филиппа в то первое утро, когда они говорили о Мишеле. – Возможно, ему просто надо узнать тебя получше. Приходи в дом завтра в шесть вечера.
Сияющая улыбка прогнала хмурое выражение с лица Мишеля.
– Ты научишь меня читать книги по парфюмерии, что в кабинете месье Опостэна?
– Конечно, и любые книги, какие найдутся в доме. Я уверена, что твой интерес поможет… – Катрин бросила взгляд на маленький, крытый соломой домик под липами. – Смотри, лошадь Филиппа! – Гнедая была привязана к дереву рядом с домиком цветов, как называл его Мишель. – Должно быть, он там. Давай навестим его. – Она побежала вниз по крутому холму к домику. – Идем, Мишель, мы просто пожелаем ему доброго дня.
– Нет! – Голос Мишеля звучал резко, но Катрин не обратила внимания. Мальчика всегда волновало, не обидится ли Филипп, но, даже если тот очень занят, он не рассердится, если они заглянут туда на минутку.
– Катрин, нет! Ему это не понравится!
Катрин постучала, а потом распахнула дверь.
– Филипп, почему вы мне не сказали, что…
И остановилась, потрясенная.
Он был голым. Он стоял на четвереньках на покрытом цветами ложе, и его бедра с силой двигались в тошнотворно знакомом ритме.
Филипп поднял голову и, увидев ее, пробормотал проклятие.
Молодая женщина под ним вскрикнула, и ее бедра устремились вверх. Ленора. Имя женщины было Ленора. Катрин часто видела ее среди сборщиков на поле и думала, какие у нее красивые русые волосы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133