Была война, смерть кругом, партизанский отряд. Счастливое поколение, которое он теперь учит, – они почти не знают войны, и дай бог, чтобы никогда и не узнали… Чуть подальше от того места, где торчал в прозрачной воде черный пень, бултыхнуло. Павел Дмитриевич пружинисто поднялся, схватил фоторужье. Утка или щука?
Крадущейся походкой охотника подобрался к иве, ухватившись за гладкий ствол, стал пристально вглядываться в темную у берега воду. Илистое дно, шевелящиеся водоросли, на поверхности юркие серебристые букашки, водомерки, бегающие по воде, яко посуху, проплыла стайка мутно-серых мальков, торпедой за ними устремился юркий полосатый окунь, а щуки не видно. Даже если она здесь, сразу не заметишь. Умеет маскироваться! Вспомнил, как мальчишкой подолгу на Лысухе, возле железнодорожного висячего моста, караулил с вилкой щурят, Только редко удавалось проткнуть полосатую палочку. Щуренок стремительно, не шевеля плавниками, уходил в сторону и снова надолго замирал в тени лопушин, незаметный на речном дне. Чуть слышно шумели сосны, хотя ветра не было. Прямо перед ним небольшой, заросший камышом остров, у самой воды еще желтел прошлогодний камыш, поникший. Рыбаки говорили, что возле острова невозможно было воткнуть шест для жерлицы, – суешь, суешь, но твердое дно не нащупать. Щука, схватив блесну, зарывалась в ил, и оттуда ее уже не вытащишь.
Павел Дмитриевич хотел уже выпрямиться, как увидел выплывающую из-за острова… русалку! Белые плечи, золотистые волосы, вот только рыбьего хвоста не видать, наверное, прячет под водой. Пока он ошалело хлопал глазами, «русалка» подплывала все ближе и скоро превратилась в математичку Ингу Васильевну Ольмину. Но откуда она здесь взялась? Павел Дмитриевич был уверен, что он здесь один. Совершенно один, и вдруг – математичка! И не страшно ей здесь одной на озере? Ведь ил затягивает не только щук с блеснами. Даже ему, несмотря на жару, не захотелось выкупаться в этом болоте-озере. И одежды ее не видать.
Чем ближе к берегу математичка, тем ниже пригибался к кустарнику Павел Дмитриевич. Почему он так делал, он и сам бы себе не мог объяснить. Может, боялся нарушить эту первозданную тишину или ожидал какого-то чуда?
И чудо свершилось: Инга Васильевна, будто богиня Афродита, рожденная из пены, белая, с рассыпавшимися по плечам мокрыми волосами, обнаженная, вышла на травянистый берег. Чуть изогнувшись, собрала волосы в кулак и отжала. Он видел, как на траву посыпались сверкающие капли.
Ослепительно белая, она стояла на зеленом берегу и смотрела на камышовый остров. Он никогда не видел таких стройных и длинных ног. Маленькие острые груди стояли торчком, длинные светлые волосы струились по плечам.
Ошеломленный, он вдруг поднял фоторужье, нажал на спуск. Услышав щелчок, она повела себя точь-в-точь как дикий зверек: вся как-то насторожилась, сделала шаг назад. И тут увидела его с фоторужьем в руках. Секунду они смотрели друг на друга, затем молодая женщина, обхватив себя руками, метнулась за ствол огромной березы – он видел, как задрожали у берега кусты.
Вот уж чего-чего, но встретить здесь Ингу Васильевну Ольмину он не ожидал. Она, как и все в школе, знала о его увлечении фотографией, о дальних походах в леса, но никогда не изъявляла желания прогуляться с ним на природу.
Математичке было двадцать три года, она была направлена в Андреевку после окончания Калининского педагогического института. Первый год в школе. Сейчас каникулы, чего в Андреевке торчит? Родом ведь из Осташкова. Все учителя давно разъехались: кто на юг, кто к родственникам, кто в дома отдыха. А эта осталась… Подумать только, одной забраться в такую глушь и купаться в заболоченном озере! Наверное, не знает, что здесь купаться опасно…
– Добрый день, Павел Дмитриевич, – выйдя из кустов, одетая и причесанная, поздоровалась Ольмина. – А чего вы не купаетесь?
Не заметно, что очень уж смущается, что он увидел ее в чем мать родила.
– Я не знал, что вы такая любительница природы, – сказал он.
– Вы много чего не знаете… – туманно ответила она. Высокая, в брюках, с длинными светло-русыми волосами, спускающимися на спину и плечи, зеленоватые глаза смотрели весело.
– Вы разве не знали, что здесь купаться опасно?
– А что, тут живет водяной?
– Это озеро без дна, может засосать, как в трясину.
– А зачем мне дно? Я люблю воду, – беспечно болтала она. – Это не вы кричали? Я уж подумала, не тонет ли кто.
– Я кричал?.. – удивился он. – Вам, верно, почудилось.
– Наверное, это водяной… – глядя на него, улыбалась она.
– Я думал, вы уехали в Осташков, – почувствовав смущение и злясь на себя за это, сказал Павел Дмитриевич.
– Мне здесь нравится, – ответила она. – Правда, этому озерку далеко до нашего батюшки Селигера, но… – Она вдруг умолкла.
– Что «но»?
– Я, наверное, в душе язычница, меня влекут к себе дикие, глухие места, где раньше лешие и ведьмы водились… Разве я думала, что вас встречу здесь?
– Я тоже не думал…
– Зачем вы меня сфотографировали? – помолчав, спросила она.
– В журнал пошлю, – улыбнулся он.
Золотистые волосы ее обсохли, закурчавились на концах, серые с зеленью глаза не мигая смотрели на него.
«До чего же красивая! – подумал он. – Как же я этого раньше не замечал?..»
– Я не нахожу слов, – пробормотал он.
– Ну и молчите, – улыбнулась она.
Он еще какое-то время стоял столбом, чувствуя, как в груди стучит сердце. От ее волос пахло чем-то хмельным, губы будто медом вымазаны.
– Инга Васильевна, не обижайтесь на меня, но вы меня удивили, – каким-то чужим, деревянным голосом произнес Абросимов. – Дико все это и… глупо. Я ведь женат и люблю свою жену. И никогда ей еще не изменял.
Инга Васильевна пристально посмотрела ему в глаза, легонько толкнула кончиками пальцев в грудь, улыбнулась:
– За что вы мне и нравитесь! Большой, наивный, очень правильный.
Он смотрел на озеро, над которым застыло большое белое облако, ветерок чуть заметно шевелил прибрежные камыши. Он знал, что никогда теперь не забудет, как высокая длинноногая девушка с длинными волосами, облитая солнцем, горделиво выходила из воды…
В школе они встречались каждый день, вежливо раскланивались, иногда перебрасывались незначительными репликами. Замечал ли он что-нибудь в ее зеленоватых, иногда почти прозрачных глазах? Пожалуй, скрытую насмешку. Может, поэтому он обрывал разговор и шел по своим делам. Она могла громко рассмеяться, сказать резкость, а он поддерживал свой авторитет директора средней школы, старался со всеми быть ровным, вежливым. Наверное, он чувствовал, что математичка проявляет к нему интерес, но, будучи по натуре несамонадеянным, считал, что ей доставляет удовольствие не только его, а всех мужчин в школе поддразнивать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191
Крадущейся походкой охотника подобрался к иве, ухватившись за гладкий ствол, стал пристально вглядываться в темную у берега воду. Илистое дно, шевелящиеся водоросли, на поверхности юркие серебристые букашки, водомерки, бегающие по воде, яко посуху, проплыла стайка мутно-серых мальков, торпедой за ними устремился юркий полосатый окунь, а щуки не видно. Даже если она здесь, сразу не заметишь. Умеет маскироваться! Вспомнил, как мальчишкой подолгу на Лысухе, возле железнодорожного висячего моста, караулил с вилкой щурят, Только редко удавалось проткнуть полосатую палочку. Щуренок стремительно, не шевеля плавниками, уходил в сторону и снова надолго замирал в тени лопушин, незаметный на речном дне. Чуть слышно шумели сосны, хотя ветра не было. Прямо перед ним небольшой, заросший камышом остров, у самой воды еще желтел прошлогодний камыш, поникший. Рыбаки говорили, что возле острова невозможно было воткнуть шест для жерлицы, – суешь, суешь, но твердое дно не нащупать. Щука, схватив блесну, зарывалась в ил, и оттуда ее уже не вытащишь.
Павел Дмитриевич хотел уже выпрямиться, как увидел выплывающую из-за острова… русалку! Белые плечи, золотистые волосы, вот только рыбьего хвоста не видать, наверное, прячет под водой. Пока он ошалело хлопал глазами, «русалка» подплывала все ближе и скоро превратилась в математичку Ингу Васильевну Ольмину. Но откуда она здесь взялась? Павел Дмитриевич был уверен, что он здесь один. Совершенно один, и вдруг – математичка! И не страшно ей здесь одной на озере? Ведь ил затягивает не только щук с блеснами. Даже ему, несмотря на жару, не захотелось выкупаться в этом болоте-озере. И одежды ее не видать.
Чем ближе к берегу математичка, тем ниже пригибался к кустарнику Павел Дмитриевич. Почему он так делал, он и сам бы себе не мог объяснить. Может, боялся нарушить эту первозданную тишину или ожидал какого-то чуда?
И чудо свершилось: Инга Васильевна, будто богиня Афродита, рожденная из пены, белая, с рассыпавшимися по плечам мокрыми волосами, обнаженная, вышла на травянистый берег. Чуть изогнувшись, собрала волосы в кулак и отжала. Он видел, как на траву посыпались сверкающие капли.
Ослепительно белая, она стояла на зеленом берегу и смотрела на камышовый остров. Он никогда не видел таких стройных и длинных ног. Маленькие острые груди стояли торчком, длинные светлые волосы струились по плечам.
Ошеломленный, он вдруг поднял фоторужье, нажал на спуск. Услышав щелчок, она повела себя точь-в-точь как дикий зверек: вся как-то насторожилась, сделала шаг назад. И тут увидела его с фоторужьем в руках. Секунду они смотрели друг на друга, затем молодая женщина, обхватив себя руками, метнулась за ствол огромной березы – он видел, как задрожали у берега кусты.
Вот уж чего-чего, но встретить здесь Ингу Васильевну Ольмину он не ожидал. Она, как и все в школе, знала о его увлечении фотографией, о дальних походах в леса, но никогда не изъявляла желания прогуляться с ним на природу.
Математичке было двадцать три года, она была направлена в Андреевку после окончания Калининского педагогического института. Первый год в школе. Сейчас каникулы, чего в Андреевке торчит? Родом ведь из Осташкова. Все учителя давно разъехались: кто на юг, кто к родственникам, кто в дома отдыха. А эта осталась… Подумать только, одной забраться в такую глушь и купаться в заболоченном озере! Наверное, не знает, что здесь купаться опасно…
– Добрый день, Павел Дмитриевич, – выйдя из кустов, одетая и причесанная, поздоровалась Ольмина. – А чего вы не купаетесь?
Не заметно, что очень уж смущается, что он увидел ее в чем мать родила.
– Я не знал, что вы такая любительница природы, – сказал он.
– Вы много чего не знаете… – туманно ответила она. Высокая, в брюках, с длинными светло-русыми волосами, спускающимися на спину и плечи, зеленоватые глаза смотрели весело.
– Вы разве не знали, что здесь купаться опасно?
– А что, тут живет водяной?
– Это озеро без дна, может засосать, как в трясину.
– А зачем мне дно? Я люблю воду, – беспечно болтала она. – Это не вы кричали? Я уж подумала, не тонет ли кто.
– Я кричал?.. – удивился он. – Вам, верно, почудилось.
– Наверное, это водяной… – глядя на него, улыбалась она.
– Я думал, вы уехали в Осташков, – почувствовав смущение и злясь на себя за это, сказал Павел Дмитриевич.
– Мне здесь нравится, – ответила она. – Правда, этому озерку далеко до нашего батюшки Селигера, но… – Она вдруг умолкла.
– Что «но»?
– Я, наверное, в душе язычница, меня влекут к себе дикие, глухие места, где раньше лешие и ведьмы водились… Разве я думала, что вас встречу здесь?
– Я тоже не думал…
– Зачем вы меня сфотографировали? – помолчав, спросила она.
– В журнал пошлю, – улыбнулся он.
Золотистые волосы ее обсохли, закурчавились на концах, серые с зеленью глаза не мигая смотрели на него.
«До чего же красивая! – подумал он. – Как же я этого раньше не замечал?..»
– Я не нахожу слов, – пробормотал он.
– Ну и молчите, – улыбнулась она.
Он еще какое-то время стоял столбом, чувствуя, как в груди стучит сердце. От ее волос пахло чем-то хмельным, губы будто медом вымазаны.
– Инга Васильевна, не обижайтесь на меня, но вы меня удивили, – каким-то чужим, деревянным голосом произнес Абросимов. – Дико все это и… глупо. Я ведь женат и люблю свою жену. И никогда ей еще не изменял.
Инга Васильевна пристально посмотрела ему в глаза, легонько толкнула кончиками пальцев в грудь, улыбнулась:
– За что вы мне и нравитесь! Большой, наивный, очень правильный.
Он смотрел на озеро, над которым застыло большое белое облако, ветерок чуть заметно шевелил прибрежные камыши. Он знал, что никогда теперь не забудет, как высокая длинноногая девушка с длинными волосами, облитая солнцем, горделиво выходила из воды…
В школе они встречались каждый день, вежливо раскланивались, иногда перебрасывались незначительными репликами. Замечал ли он что-нибудь в ее зеленоватых, иногда почти прозрачных глазах? Пожалуй, скрытую насмешку. Может, поэтому он обрывал разговор и шел по своим делам. Она могла громко рассмеяться, сказать резкость, а он поддерживал свой авторитет директора средней школы, старался со всеми быть ровным, вежливым. Наверное, он чувствовал, что математичка проявляет к нему интерес, но, будучи по натуре несамонадеянным, считал, что ей доставляет удовольствие не только его, а всех мужчин в школе поддразнивать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191