Ибо невинный вопрос относительно того, насколько логичной и стройной была обычно система доказательств, приводимых доктором Брасовым, вызвал у доктора Ионеску всплеск откровенного возмущения.
Не хватало только рассориться со стариком, так и не узнав у него главного.
Или же — более того — стать причиной легкого апоплексического удара.
Судя по дряблым старческим щекам, враз побагровевшим, такая возможность была отнюдь не гипотетической. Полина бросилась сглаживать ситуацию:
— Боюсь, я не слишком удачно сформулировала вопрос, господин профессор. Полемические способности доктора Брасова не вызывают сомнений. Речь о другом. Существует, как вам, безусловно, известно, два основных способа ведения научной дискуссии, особенно дискуссии письменной. Первый заключается в том, чтобы сначала полностью изложить доводы оппонента и потом, один за другим, опровергнуть их. Либо — и это, так сказать, второй способ — делать это последовательно, чередуя доводы противника и свои на этот счет соображения. Вот что я имела в виду, задавая вопрос.
— Ну что за вопрос, дорогая dama? Разумеется, мне знакома и та и эта манера. Что именно вас интересует — какой придерживался коллега Брасов?
— Совершенно верно, профессор. Какой?
— А почему, собственно, вас интересует? То есть какое, в конце концов, это имеет значение? И для чего? Не понимаю. Мне было сказано лицом, заслуживающим всяческого доверия, что вы прибыли из Великобритании, чтобы расследовать гибель коллеги Брасова. Как может помочь следствию манера ведения дискуссии, которой придерживался Дан? Не понимаю.
— Попробую объяснить. Лицо, чье ходатайство открыло мне двери вашего дома, полагаю, сообщило, что по роду профессии я психолог, а по роду занятий — аналитик.
— Ну, разумеется. Я еще заметил, что теперь это стало модно, раньше расследование вел один старый комиссар Мегрэ, теперь же — целая команда молодых людей, среди которых непременно присутствует психолог. Ничего не поделаешь — наверное, это требование времени. Мир меняется.
— Согласна с вами. Впрочем, комиссар Мегрэ, насколько я помню Сименона, был неплохим психологом.
— Это правда. Хотя не уверен, что вечерами он попыхивал своей трубкой над трудами доктора Фрейда. Да и Бог с ними! Чем все же вызван ваш вопрос?
— Видите ли, господин Ионеску, год назад доктор Брасов вступил в переписку с представителем одной из древнейших аристократических фамилий Европы. По расчетам доктора Брасова, этот человек являлся единственным наследником по прямой рода Дракулэшти. Не буду попусту тратить ваше время — это довольно сложное, но достаточно Убедительное генеалогическое исследование. Так вот, профессор Брасов затратил немало времени и сил, убеждая указанное лицо, во-первых, официально принять еще один наследственный титул и, во-вторых, посетить Румынию. В конце концов ему это удалось, но роковое стечение обстоятельств помешало их встрече. В ночь накануне появления наследника в Бухаресте доктор Брасов, как вы знаете, был убит. Однако небольшой — что, откровенно говоря, изрядно меня удивило — архив ученого, связанный с историей рода Дракулэшти, был передан этому человеку секретарем доктора Брасова… господином…
— Батори. Каролем Батори зовут этого молодого человека, и для бедного Дана он был не просто секретарем — слугой, кухаркой, лекарем. Словом, человеком необходимым. К тому же преданным всей душой. Я бы даже сказал — с некоторым перебором.
— Простите?
— Ну, знаете ли, мне никогда не импонировали эдак… как бы это выразить… по-собачьи, что ли, преданные ученики и последователи. Готовые по одному только знаку патрона выброситься в окно, лечь под поезд или, наоборот, сокрушить несметное количество народа только за то, что этот люд не разделяет суждений великого гуру.
— А он из таких?
— О! Ярчайший представитель! К чести Дана, он никогда не культивировал собственной личности. Простите за плохой каламбур. Словом, не поощрял слепой любви и безотчетной преданности. Скорее — терпел. Парнишка был ему действительно полезен. А быть может, и необходим. Не мне судить. Так что же за архив передал Кароль Батори этому таинственному наследнику?
— Небольшой архив. Повторюсь — меня это несколько удивляет. Ведь доктор Брасов работал над ним всю жизнь.
— А меня — нисколько не удивляет.
— Почему же?
— Потому что вы еще довольно наивны, сударыня. А я — уже нет. Думаю, этот наследник не вызывал особой симпатии у верного Санчо Пансы. Европейский аристократ, говорите? Знаю я этих напыщенных индюков, простите, если как-то задеваю вас этим определением. Плевать им на историю какой-то крохотной, почти безвестной, к тому же нищей страны. Не думаю, что сильно погрешу против истины, если предположу, что этот господин попросту вышвырнул бы половину бумаг прямо в аэропорту, дабы не обременять багаж лишним грузом. Или в крайнем случае отправил бы пылиться на самую дальнюю полку своей библиотеки. Наверняка безразмерной и редко посещаемой. Вот Кароль и решил спасти некоторую часть многолетних трудов своего кумира. Надо думать, самую ценную. Возможно, мальчишка даже надеется продолжить его дело. И — кто знает? — может, так и случится.
— Если бы вы знали, профессор, насколько вы сейчас несправедливы.
— Вот как? Ну что ж, милостивая государыня, заставьте меня устыдиться. Я — весь внимание.
— Напыщенный аристократ, презирающий историю и маленькие страны, на самом деле принадлежал к числу людей образованных и благородных — да, да именно благородных, в прямом и самом высоком смысле этого слова. Интересами же доктора Брасова он проникся настолько, что буквально грезил исторической реабилитацией Влада Третьего. И готов был вложить в это дело те небольшие средства, которыми располагал.
— Я не ослышался, вы сказали «был», сударыня?
— Вы не ослышались, увы. Месяц назад его не стало.
— Что послужило причиной кончины? Он был уже немолод?
— Нет, это был еще довольно молодой человек. Немногим больше пятидесяти. Что же касается причины… Она, собственно, дала толчок этому расследованию. Он умер, сраженный исключительно редкой болезнью крови, которой заболел вдруг и, кстати, почти сразу же после возвращения из Румынии.
— Ну, разумеется, его укусил вампир…
— Я излагаю факты, профессор, исключительно факты, в хитросплетении которых очень хочу разобраться.
— Простите, сударыня. Считайте, что вы устыдили меня настолько, что готов посыпать голову пеплом. Однако — Увы! — не курю и не жгу камина. Поймите и вы — вампирские мифы окутывают Румынию с незапамятных времен, как вечный, неистребимый туман, наказание Господне. Если бы вы только могли понять, как много вреда принесли они нашей исторической науке… Впрочем, полагаю, упреки мои не по адресу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103