По общему мнению, старец отличался большой добротой, отзывчивостью, охотно шел на помощь людям, то есть отличался теми же чертами, которые выделяли в бытность и Александра I. Старец с удовольствием учил детей грамоте, покорял взрослых своими беседами, рассказами, особенно о военных событиях 1812 г., о жизни Петербурга, но было замечено, что он никогда не упоминал при этом имени императора Павла I и избегал давать характеристики императору Александру. Южнорусские и малороссийские вкрапления в его речь вполне объяснимы долгой жизнью на юге, в частности, в Малороссии, как об этом свидетельствуют его связи сюжными монастырями, Киево-Печерской лаврой, с местом пребывания Остен-Сакена.
И еще две мелкие детали, не замеченные прежде, можно было бы отметить применительно к характеристике старца. Во-первых, он испытывал трогательную нежность к детям, особенно к девочкам: так, живя в деревне Коробейники, на пасеке крестьянина Латышева, он боготворил его маленькую дочку Феоктисту, а позднее, перебравшись на Красную речку, оказывал покровительство сироте Александре, которая познакомилась со старцем, когда ей было всего 12 лет, и оставалась его преданным другом долгие годы. Вспомним о трагических потерях Александра: сначала двух малолетних дочерей, а потом и своей любимой шестнадцатилетней дочери от Нарышкиной. Совпадения эти могут быть случайными, но они способны при известных условиях пролить свет на тайну личности Федора Кузьмича.
Во— вторых, однажды вспоминая о дне своего ухода из общества, он заметил, что в те дни стоял прекрасный солнечный день. Изучая записки императрицы о ноябрьских днях в Таганроге, я невольно обратил внимание на ее фразу, в которой Елизавета Алексеевна отметила необычайно теплую для того времени погоду. Здесь было 15 градусов по Цельсию.
Хотелось бы ввести в широкий оборот и иные факты, детали, которые в совокупности могут приблизить нас к тайне старца Федора Кузьмича. Так, известно, что в семьях доктора Тарасова и графа Остен-Сакена панихиды по усопшему Александру I с 1825 г. не служились. Первая панихида по Александру в этих семьях была отслужена лишь в 1864 г., то есть после смерти старца Федора Кузьмича. Многие очевидцы свидетельствовали, что некоторые близкие к царю люди, в том числе В. П. Кочубей, отказались признать в усопшем Александра I. Была смущена и его мать Мария Федоровна. Специальная комиссия под председательством великого князя Николая Михайловича установила, что Николай I и Федор Кузьмич были в постоянной переписке. Она велась шифром, ключ к которому был обнаружен в фамильном хранилище Романовых. Этот факт был доложен Николаю II.
Данные о сличении почерков императора и старца также противоречивы. Вопреки мнению великого князя Николая Михайловича, тождество почерков признал занимавшийся этим вопросом известный юрист А. Ф. Кони, а также генерал Дубровин, хорошо знавший почерк Александра I. Причем А. Ф. Кони был совершенно категоричен: «письма императора и записки странника писаны рукой одного и того же человека». Любопытно, что Николай I позднее уничтожил дневник Елизаветы Алексеевны, исчезла и переписка Федора Кузьмича с Остен-Сакеном.
Заслуживает внимания публикация документа барона Н. Н. Врангеля, писателя и публициста, который представил свидетельство сына известного психиатра И. М. Балинского — И. И. Балинского. Это записка, в которой И. И. Балинский передает рассказ швейцара Егора Лаврентьева, служившего в клинике его отца. До этого Лаврентьев долгие годы состоял при усыпальнице Романовых в Петропавловском соборе. Он-то и рассказал, как однажды ночью в 1864 г. в присутствии Александра II, министра двора графа Адальберга была вскрыта гробница Александра I, оказавшаяся пустой, и в нее был помещен гроб, в котором лежал длиннобородый старец. Всем присутствовавшим при этой церемонии было приказано хранить тайну. Служители получили щедрое вознаграждение, а затем были разосланы в разные концы России. Кстати, эта версия, идущая из семьи Балинских, хорошо была известна в русских эмигрантских кругах.
Вместе с тем имеются известия, что при последующих вскрытиях гробницы Александра I уже в XX веке обнаруживалось, что она пуста.
По данным генерал-адъютанта князя Л. А. Барятинского, Александр II, будучи наследником престола, встречался со старцем. Николай II, в качестве наследника престола, побывал на могиле старца, как, впрочем, и другие великие князья, посещавшие Сибирь. Известен интерес к этой проблеме Александра III.
По свидетельству Л. Д. Любимова, великий князь Дмитрий Павлович (который был близок с биографом Александра I великим князем Николаем Михайловичем) сообщил автору в Париже, что около 1914-1915 гг. Николай Михайлович в большом волнении признал, что на основании точных данных он пришел к выводу о тождестве императора и старца. Также Любимов сообщил, что в свое время Дмитрий Павлович поинтересовался мнением Николая II по этому делу, и император не отрицал реальностей существующей легенды.
Несомненно, что все эти детали ни в коей мере не могут рассматриваться в качестве решающих аргументов в определении личности старца Федора Кузьмича. Однако разгадывание такого рода тайны и не претендует на быстроту и однозначность ответов, здесь важна каждая мелочь, каждое, пусть и спорное, новое наблюдение, и думается, что этот небольшой экскурс будет небесполезным для тех, кто еще вернется к этой темной, но волнующей странице истории русской правящей династии.
Условности того допущения, которые сделал Н. К. Шильдер, а вслед за ним и некоторые другие историки, мы можем, конечно, и не принять, но несомненно одно: жизнь и смерть Александра I — это действительно драматическая страница русской истории; в еще большей степени — это драма живой человеческой личности, вынужденной сочетать в себе, кажется, столь несовместимые начала, как «власть» и «человечность»
С. В.МИРОНЕНКО
НИКОЛАЙ I
Двадцать первого февраля 1855 г. в русских газетах появилось сообщение, поразившее не только миллионы российских подданных, но и весь мир. Это был манифест о кончине императора Николая I. За тридцать лет царствования этого самодержца его имя в сознании современников стало неотделимо от понятия «Россия». «Когда говорят о России, то при этом говорят об императоре Николае», — заметил как-то Меттерних в одном из писем к австрийскому посланнику в Петербурге графу Фикельмону. Так что в реальность происшедшего верилось с трудом. Тем более что ничто, казалось, не предвещало смерти этого еще вполне крепкого и на вид здорового 58-летнего мужчины, гордившегося своей физической силой и мощной фигурой, привыкшего к спартанскому образу жизни и редко жаловавшегося на болезни. К.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249