ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

 

Она не была великим ученым, не сделала никаких блестящих открытий, но написанное ею вполне соответствовало тогдашнему уровню развития науки, когда профессиональных ученых было еще очень немного и многие совмещали страсть к ученым занятиям с государственной деятельностью. Для Екатерины же эти занятия имели и еще одну, сугубо практическую цель, ведь занималась она рус ской историей и русским языкознанием, стремясь доказать величие России и преимущества русского языка. Некоторые из ее наблюдений ныне вызывают улыбку. «Имя саксы, — записывает Екатерина, — от сохи. Сохсонцы суть отросли от славян, также как и вандалы и прочее».
Из уже приведенных отрывков из различных бумаг императрицы видно, что по-русски она писала со множеством орфографических ошибок, знала об этом и просила своих секретарей их исправлять. Одному из них, А. М. Грибовскому, она рассказывала, что в свое время императрица Елизавета не дала ей продолжать занятия русским языком, заметив, что она и так слишком умна. Однако надо иметь в виду, что в ту пору с ошибками писали по-русски большинство вельмож, да и твердые правила русской грамматики еще не установились.
Ее литературные сочинения, также, впрочем, правленные секретарями, отличает живой и образный язык, использование народных выражений, пословиц, поговорок. Показательно, что если в переписке она и употребляла какой-то иностранный язык, то не родной немецкий, а французский. Судя по всему, она немного понимала и по-английски, хотя английских авторов, в том числе Шекспира, Филдинга, Стерна, читала в немецких и французских переводах.
Как уже сказано, Екатерина была тщеславна и властолюбива. Заполучив власть, она старательно оберегала ее от всяких посягательств, и это было одной из важнейших ее забот на протяжении нескольких десятилетий пребывания на российском троне. В отличие от Елизаветы Петровны, не спавшей по ночам, постоянно менявшей месторасположение своей спальни и неожиданно даже для придворных пускавшейся в путешествие, панический ужас переворота не преследовал Екатерину днем и ночью. Но уж если возникало подозрение в заговоре, она была неумолима, сама направляя действия следователей и настаивая на тщательном изучении всех деталей и обстоятельств, даже когда выяснялось, что никакой реальной угрозы ее власти за пустыми словами или пьяной выходкой нет. Непреклонна бывала она и в наказании, справедливо полагая, что таким образом отбивается охота даже мысленно дерзнуть покуситься на российский трон, хотя само наказание не обязательно было жестоким и суровым и императрица, как правило, смягчала приговор, вынесенный судом. И действительно, если в первые годы после ее восшествия на престол, когда еще живы были воспоминания о перевороте 1762 г. и некоторым казалось, что и они могут так же легко схватить удачу за хвост, как это удалось Орловым, имело место несколько реальных и мнимых попыток переворота, то со временем число дел Тайной экспедиции постоянно уменьшалось.
В свое время Елизавета Петровна дала обет не подписывать смертных приговоров, и в течение двадцати лет ее царствования в России не было публичных казней. Екатерина подобный обет не давала, и в 1764 г. был казнен В. Я. Мирович, попытавшийся возвести на престол Ивана Антоновича, в 1771 г. казнь ждала зачинщиков Чумного бунта в Москве и убийц архиепископа Амвросия, а в 1775 г. — Пугачева и его ближайших сподвижников. В застенке погибла так называемая княжна Тараканова — самозванка, выдававшая себя за дочь императрицы Елизаветы и А. Г. Разумовского. В крепость были посажены масон Н. И. Новиков и лидер польских повстанцев Т. Костюшко, сослан писатель А. Н. Радищев. Но все это были истинные и опасные преступники или противники режима. Екатерина могла проявить и показное милосердие, и свойственный времени рационализм. Вот, например, некий татарский мулла объявил себя новым пророком и стал проповедовать новую религию. На него тут же донесли другие муллы, он был арестован со своими сообщниками, и Сенат предлагал сурово наказать его, но Екатерина распорядилась иначе: «Я лиха за ними не вижу, а много дурачества, которое он почерпал из разных фанатических сект разных пророков. Итак, он инако не виновен, как потому, что он родился с горячим воображением, за что наказания никто не достоин, ибо сам себя никто не сотворит».
Сохранив смертную казнь, Екатерина пыталась отменить пытку как узаконенный метод получения показаний. Впрочем, она немало писала об антигуманности пытки, но соответствующего указа так и не издала, возможно полагая, что эта норма должна войти в обширное уголовное законодательство, над которым она работала многие годы. В Тайной же экспедиции, возглавлявшейся С. И. Шешковским, кнут был наиболее активно используемым средством дознания.
Непомерное властолюбие, желание сохранить власть, чего бы это ни стоило, готовность ради этого на любые компромиссы и нежелание делиться с кем-либо хоть частью власти не могли не отразиться на взаимоотношениях Екатерины с сыном. Вполне естественные материнские чувства были притуплены у нее в самом начале, когда Елизавета Петровна разлучила ее с ребенком. Позднее, взойдя на трон, императрица старалась всегда держать сына при себе и в письмах к иностранным корреспондентам не раз писала о том, как он ее любит: «Во вторник я снова отправляюсь в город с моим сыном, который уже не хочет оставлять меня ни на шаг и которого я имею честь так хорошо забавлять, что он за столом иногда подменивает записки, чтобы сидеть со мною рядом; я думаю, что мало можно найти примеров такого согласия в расположении духа». По-видимому, она и сама гордилась сыном — живым, сообразительным мальчиком. Но по мере того, как Павел взрослел, он становился для нее соперником.
Екатерина не могла не знать, что среди входивших в ее ближайшее окружение были и такие, кто полагал, что она передаст власть сыну, когда он станет совершеннолетним. И вот в 1772 г. ему исполняется восемнадцать, но официальное празднование этого события откладывается на год до его женитьбы. Екатерина зорко следит за всеми, с кем общается наследник, делает все, чтобы не допустить его к участию в политике, то есть ведет себя с сыном так же, как когда-то Елизавета Петровна вела себя с ней самой. И вместе с тем до поры до времени отношения между матерью и сыном остаются, по-видимому, действительно довольно близкими, доверительными, о чем свидетельствует их переписка. Так, путешествуя в 1780 г. по западным губерниям, она с присущим ей остроумием и предназначенной лишь самым близким людям откровенностью пишет Павлу и невестке из Нарвы: «Здесь видела я генерала Брауна: он потолстел и совершенно здоров, точно так же, как и я сама и вся свита моя;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249