ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

 

, нарушивших нормальное течение русской жизни.
Охотнее всего текущие события Александр Александрович обсуждал с бывшим своим наставником: в окружении цесаревича никто столь же критически не был бы настроен к окружающей жизни, как Константин Петрович. Сблизило их и общее дело — содействие Добровольному флоту. Оно возникло под эгидой наследника, но душой его стал Победоносцев, горячо ратовавший за возрождение Российского флота. На добровольные пожертвования — по подписке — было приобретено несколько быстроходных пароходов, курсировавших от Одессы до портов Тихого океана. Использовались они для торговых перевозок, прибыль от которых предполагалось направлять на покупку новых судов. В случае войны все они превращались в военные крейсера.
Контакты Победоносцева с цесаревичем становятся чаще, а общение теснее. Они уже давно ощущали себя единомышленниками. Особенно соединила их растущая неприязнь к реформам 60-х гг. Невзлюбивший и земские учреждения, и новые суды, наследник с годами стал сомневаться в целесообразности крестьянской реформы, задаваясь вопросом: «С уничтожением крепостного права не ослабла ли народная сила?» Константин Петрович с радостью замечает, что его отношения с цесаревичем становятся все теплее. «Иногда сижу у него, — признается он своему давнему другу Е. Ф. Тютчевой, — не испытывая того напряжения и ощущения, что чем скорее уйдешь, тем приятнее будет хозяину освободиться. Боже, как бы в нем мысль и воля окрепли».
Победоносцев не только возносит к небу свои молитвы, но и сам активно воздействует на «мысль и волю» наследника. Он последовательно, не боясь наскучить повторениями, внушает ему свою излюбленную идею, что «вся тайна русского порядка и преуспеяния наверху, в лице верховной власти». Если власть слабеет и распускается, слабеет и распускается и вся земля.
Подобные рассуждения вполне соответствовали как истинам, усвоенным наследником с детства, так и его нынешнему мироощущению.
Александру Александровичу были столь же ненавистны либеральные надежды на уступки и «послабления» самодержавного режима, сколь близок пафос передовиц «Московских ведомостей». Редактор официоза М. Н. Катков, также видевший в колебаниях власти причину общественного расстройства, призывал ее явить себя во всеоружии и «карающим мечом» искоренить крамолу.
Твердая позиция наследника — сторонника жесткой, репрессивной политики, противника каких-либо уступок общественным требованиям — определилась не без влияния катковской публицистики и доверительных бесед с Победоносцевым. В полной мере она проявилась после взрыва в Зимнем дворце 5 февраля 1880 г., организованного народовольцами.
«Утро провел у папа, — записывает Александр Александрович в дневник 7 февраля, — много толковали о мерах, которые нужно же наконец принять, самые решительные и необыкновенные, но сегодня не пришли к результату».
8 февраля, выступая на созванном царем совещании, наследник предлагает создать Верховную следственную комиссию с чрезвычайными полномочиями. Идея поддержки не получила, Александр II явно колебался. В тот же день после совещания Александр Александрович обращается к отцу с письмом, где настаивает на своем предложении. И 9 февраля император решается на учреждение Верховной распорядительной комиссии с целью «положить предел действиям злоумышленников — поколебать в России государственный и общественный порядок». Во главе ее был поставлен генерал М. Т. Лорис-Меликов, наделенный неограниченными полномочиями.
Идея диктатуры с неизбежностью вызревала в «верхах» в этот кризисный для самодержавия период. На авторство — одновременно с Александром Александровичем — могли претендовать целый ряд приверженцев существующего строя. Еще в апреле 1879 г. (после покушения на Александра II землевольца А. К. Соловьева) М. Н. Катков в своих изданиях заговорил о необходимости в борьбе с крамолой исключительных мер, опирающихся не на закон, а на насилие. Для самодержавия и не было иного выхода из кризиса. Мера, которая представлялась Александру Александровичу «самой решительной и необыкновенной» оказывалась как раз самой обыкновенной и привычной для авторитарного режима.
В разгар правительственного кризиса наследник престола становится важной фигурой в развернувшейся борьбе группировок в «верхах», своего рода козырной картой, которую мечтают заполучить и непреклонные сторонники самодержавия, и либеральные администраторы. Ставка делалась разумеется, не на государственные способности Александра Александровича, а на его возможность влиять на императора, на решения Государственного совета и Комитета министров.
Едва ли не первым почувствовал усиление роли наследника К. П. Победоносцев. Побывав 26 февраля в Аничковом дворце на праздновании дня рождения Александра Александровича, он пишет своему верному конфиденту Е. Ф. Тютчевой о необычайно многолюдном и представительном для этой резиденции приеме. Ему было с чем сравнить: накануне Константин Петрович посетил Зимний дворец, где пышно отмечалось 25-летие царствования Александра II. «Или люди чуют уже восхождение нового солнца?» — задавался вопросом бывший профессор, ставший уже опытным царедворцем. Новоявленный диктатор М. Т. Лорис-Меликов усиленно «обхаживает» наследника. Александр Александрович знал о дружеских отношениях Лориса с Е. М. Долгорукой, но было известно, что диктатор посещает и больную императрицу — одинокую в своем горе, покинутую не только Александром II, но и его приближенными. Глава Верховной распорядительной комиссии демонстративно учитывал интересы цесаревича. Он ввел в ее состав не только самого Александра Александровича, но и близких ему генерала П. А. Черевина и К. П. Победоносцева. В апреле последний назначается обер-прокурором Синода, а в октябре — членом Комитета министров, хотя статус обер-прокурора этого не предусматривал.
Сколько раз в письмах к наследнику Победоносцев заверял его в том, что не ищет ни должностей, ни наград, а лишь бескорыстно служит истине и справедливости. Но Александр Александрович, по-видимому, неплохо разбирался в людях. В «смиренном христианине» он разглядел незаурядное честолюбие и властолюбие и постарался их удовлетворить: Победоносцев был ему нужен. Гордые заявления обер-прокурора Синода, что он довольствуется лишь «нравственной властью» и не стремится к иной, оставались фразой. Оказывать «нравственное влияние» Победоносцев был способен, лишь обладая властью политической. Именно такой в самодержавном государстве была власть над иерархами Церкви, давно уже ставшей частью государственной системы. А близость к наследнику неизмеримо усиливала могущество обер-прокурора Священного Синода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249